Глава XVI

 

Наша и английская политика в Закавказье. Батумское ген.-губернаторство. Юго-Западная республика

 

Закавказская проблема стояла перед нами не менее остро, чем вопрос о Северном Кавказе. Главной целью моей было удержание в государственной связи с Россией закавказской окраины или по крайней мере территориальное ограничение распада. В этом стремлении своем я встретил противодействие и новообразований и Англии.

С осени 1918 г. в Батуме, Гифлисе, Баку и Эривани в полуофициальном положении находились представители Добровольческой армии[1], связь с которыми была всегда до крайности затруднительной. Полученные ими лично и письменно указания от меня и военного управления, относительно направления Добровольческой политики, сведены были позднее в общую инструкцию, данную мною ген. Баратову, когда в июле он был послан официально в Тифлис, в качестве главного представителя моего в Закавказье. Эта секретная инструкция, помеченная датой 2 июля 1919 г., является, таким образом, истинным отражением всей нашей политики в Закавказье – от начала и до конца – и ключом к уразумению последовавших там событий.

 

Инструкция

 

Главному представителю в Закавказье Главнокомандующего Вооруженных сил Юга России

 

Вам надлежит осуществить следующие задачи и руководствоваться следующими основаниями:

 

А. По части военной

 

1. Принять все меры для скорейшего и полного вывоза из Закавказья в распоряжение Главного начальника снабжения всех видов военного российского имущества, принадлежащего бывшему Кавказскому фронту.

2. Предложить всем русским офицерам, находящимся в Закавказье, прибыть в распоряжение Дежурного генерала штаба главнокомандующего.

3. Принять меры к обеспечению остающихся в Закавказье семейств офицеров, отправляемых и находящихся в составе Вооруженных сил Юга России.

4. Принять все меры к обеспечению связи с Тифлисом.

 

Б. По части политической

 

Имея в виду, что все Закавказье в пределах границ до начала войны 1914 г. должно быть рассматриваемо как неотделимая часть Российского Государства, Вам надлежит подготавливать почву для безболезненного воссоединения этих областей в одно целое с Россией под верховным управлением общероссийской государственной власти.

Что касается будущего государственного устройства, то, не предрешая частностей его до волеизъявления всего населения Российского государства, необходимо иметь в виду, что в решении этих вопросов примут участие представители всех областей и народов России и что широкая внутренняя автономия в делах местной, краевой и народной жизни составляет одно из оснований будущей государственной жизни России.

Одновременно с тем, впредь до окончательного установления общегосударственной российской власти, допускается самостоятельное управление этих областей, ныне в них образовавшееся и существующее.

В частности:

а) по отношению Грузии:

Главное командование Вооруж. сил Юга России требует полного очищения грузинскими войсками Сочинского округа, с отводом их за реку Бзыбь.

По выполнении этого непременного условия, возможны два положения во взаимоотношениях с Грузией: 1) если ею будет признана принадлежность Грузии к Российской государственности и прекращены гонения на русских людей, силою обстоятельств находящихся в Грузии, – то возможно установление вполне дружелюбных отношений, с восстановлением свободного товарообмена и со снятием таможенных ограничений; 2) если же указанные выше в п. 1 условия Грузией осуществлены не будут, то, сохраняя нынешнее состояние товарообмена и таможенных ограничений, возможно лишь обоюдное обязательство на прекращение военных действий.

До отвода же войск из Сочинского округа за р. Бзыбь, какие-либо иные взаимоотношения, кроме готовности к боевому противодействию против того покушения на целость Российской государственности, не представляются возможными.

б) По отношению к Азербайджану:

Главное командование Вооруж. сил Юга России, считая Азербайджан неотделимой частью России, допускает временное самостоятельное управление Азербайджана впредь до окончательного установления общероссийской государственной власти и не имеет никаких намерений к переходу в наступление южнее границ Дагестанской области, если со стороны Азербайджана не будут проявлены какие-либо попытки к агрессивным действиям.

в) В отношении Армении:

Вполне сочувствуя стремлениям армянской народности к ее объединению в этнографических границах и считая армян тесно связанными в их исторических и экономических интересах с Единою, Неделимою Россией, в пределы которой входит наиболее цветущая часть Армении, главное командование Вооруж. сил Юга России, так же как и в отношении Грузии и Азербайджана, допускает временное управление Армянских областей, впредь до окончательного установления общероссийской государственной власти, не имея никаких агрессивных в отношении Армении намерений, но всемерно стоя на страже Единства Российской Государственности.

В связи с этим на Вашей обязанности лежит:

1. Охранение и защита интересов всего постоянного русского населения в Закавказье и православной русской Церкви.

2. Забота о русских беженцах, ныне водворенных на места своих постоянных жительств в Закавказье;

и 3. Периодическое осведомление Военного управления о военно-политическом состоянии края.

В. По части экономической на Вас возлагается:

а) Содействие и обеспечение свободного хождения по всему Закавказью денежных знаков, устанавливаемых к обязательному обращению на всей территории Вооруж. сил Юга России и

б) в зависимости от выполнения временными властями Грузии и Азербайджана основ взаимоотношений, указанных выше в инструкции по части политической, подготовка соглашений по снятию таможенных границ и по установлению товарообмена, а также защита интересов гражданских управлений при главнокомандующем в получении различных предметов и оборудовании, принадлежащих Российскому государству, оставшихся в пределах Закавказья[2].

 

 

В Сочинском и Сухумском округах, насильственно захваченных грузинами, – бесправное положение аборигенов и русского элемента, гнет грузинской власти, неумеренная грузинизация и разорительная экономическая политика создавали очаг недовольства и брожения, готовых ежеминутно вылиться в восстание. Помимо принципиального непризнания захвата, Добровольческая власть не могла оставаться равнодушной к тем расправам, которые чинились над русским, армянским, абхазским населением, не желавшим мириться с фактом захвата, к тем постоянным жалобам и призывам, которые раздавались оттуда. Не могла, не входя в слишком очевидную коллизию с провозглашенной идеей единства России, с традицией заступничества за элементы, тяготеющие к русской государственности. В эту распрю мы вовлекались невольно и неизбежно – не только в силу побуждений государственных, но и под напором единодушного в этом вопросе общественного мнения.

Было, впрочем, и исключение... Когда собравшийся в Тифлисе 1–7 июня «2-й закавказский съезд русских граждан», искусственно подобранный, раскололся[3], большая часть его членов покинула съезд, а оставшийся социалистический блок, совместно с представителями сектантских общин, получив крупную субсидию от грузинского правительства, отдал себя под покровительство его и грузинского совета рабочих и солдатских депутатов. В вынесенной ими резолюции говорилось о «лояльном отношении ко всем Закавказским республикам», о федеративном объединении их с «революционно-демократической Россией» и о том, что «в стремлении Добровольческой армии, исполняющей волю реакционных черносотенных сил, завоевать Закавказье кроется смертельная опасность для всех закавказских народов и российской трудовой революционной демократии»... Это заявление, впрочем, не воспрепятствовало совету просить и у главного командования крупное денежное пособие...

Я требовал от Грузии очищения Черноморской губ. до ее южных границ по р. Бзыби и, чтобы создать столь желательный для нее «буфер», допускал нейтрализацию Сухумского округа – с введением в нем местного абхазского управления.

От Азербайджана я требовал свободы сообщений по Каспийскому морю и приморской ветви Владикавказской ж., д., урегулирования торговых сношений (нефть) и недопущения снабжения советской России. И только.

Насильственный захват территорий Грузии и Азербайджана не входил в мои планы и был политически нецелесообразен. Но правительства этих новообразований не могли, или по тактическим соображениям не хотели, отнестись с доверием к нашей политике. Официальная печать их с необыкновенным жаром подогревала ненависть к нам, возбуждала страсти, искажала до самоочевидной нелепости наши намерения и планы, облекая свою хулу не только против Армии и ее вождей, но и против России в формы, по грубости и оскорбительности превосходящие даже большевистские плакаты. Такой же был нередко тон речей в парламентах.

И хотя при этих условиях все более нарастало в русском обществе и Армии враждебное настроение против грузинского и азербайджанского правительств, и лицам, стоявшим у власти, необыкновенно трудно было сохранять самообладание, попытки примирения интересов наших с закавказскими новообразованиями продолжались, и военно-политическая работа командования – явная и тайная – не выходила из рамок, начертанных в наказе Баратову.

В конце концов, главной, вернее, единственной причиной борьбы на Кавказе являлось противоположение идеи Единой России идее полной независимости кавказских новообразований. Все остальное было лишь крупными или мелкими, важными или маловажными поводами.

Какие тайные инструкции давало английское правительство своим представителям в Константинополе и Закавказье, и в какой мере последние вносили в свои заявления и деятельность элемент личного усмотрения, это мы узнаем не скоро, если вообще когда-либо узнаем. Но сопоставление того обильного, хотя зачастую противоречивого материала, которым располагало правительство Юга, определяло безошибочно основные вехи английской политики.

Осень и зима 1918 г. прошли под знаком продолжения мировой войны. Поэтому военная экспедиция англичан в Закавказье не вызвала большого противодействия в социалистических кругах парламента и страны. Но к концу года, когда задача вытеснения германских и турецких войск и влияния была выполнена, давление тред-юнионов и левой общественности, находившихся под сильным влиянием Москвы, значительно возросло, и английское правительство вынуждено было изменить официальные мотивы помощи противобольшевистским организациям.

В одном из своих многочисленных объяснений в парламенте Ллойд Джордж излагал эти мотивы следующим образом: «Вопрос о признании большевистского правительства никогда не подымался и никогда не обсуждался. Большевистское правительство совершило тяжкие преступления против союзных подданных, что делает невозможным признание его, даже если бы оно было цивилизованным правительством. Другая причина заключается в том, что в этот самый момент они атакуют наших друзей в России. Я чувствую отвращение ко всем большевистским учениям, мы оплакиваем их ужасающие последствия – голод, кровопролитие, разрушение, разорение и ужас, но военная интервенция все же была бы поступком величайшей глупости.

Но меня спросят, в таком случае, почему мы поддерживаем Колчака, Деникина и Харькова (?)[4]. Я буду совершенно откровенен. Когда был подписан Брест-Литовский договор, обширные области и многочисленное население в России восстали против подписавшего этот договор правительства и по нашему побуждению образовали армии. Большевизм угрожал распространить свое господство на восставшее против него население, которое было организовано по нашему требованию. Если бы мы сейчас же по достижении поставленной нами цели сказали бы: «Спасибо, Вы нам больше не нужны. Пускай большевики режут вам горло» – мы были бы недостойны считать себя великой страной. Это наше дело помогать нашим друзьям, и потому мы их снабжаем материалами. Всякий, кто знает Россию, понимает, что она должна быть спасена ее собственными сынами. Единственное, что они просят, это чтобы их снабжали необходимым вооружением, дабы дать им возможность сражаться для своей защиты и освобождения. Поэтому я считаю, что помощь Колчаку, Деникину и Харькову вовсе не есть отклонение от основной политики Великобритании – невмешательства во внутренние дела другого государства.

Следующая задача нашей политики состоит в том, чтобы не допустить проявления вооруженного большевизма в союзных странах. Вследствие этого мы организуем силы всех союзных стран, окружающих Россию от Балтийского до Черного моря, и снабжаем эти страны необходимым снаряжением для установления преград против большевистского вторжения».

Заявление Ллойд Джорджа, повторенное не раз потом им самим, Черчиллем и Бонар Лоу, в части, касавшейся роли Англии в создании белых армий, получило большое распространение в мировой прессе и было надлежаще использовано большевистской пропагандой. Широкое национальное и патриотическое движение, возникшее самостоятельно по всей России, низводилось до степени служебного начала английским интересам. Но пусть будет неправда, если она во спасение.

Итак, главною целью английского правительства, по словам его представителей, была «поддержка своих друзей»... Некоторый диссонанс в эти заявления вносили более откровенные речи представителей могущественного английского капитала... Так, в декабре 1918 г. председатель 4-х кавказских нефтяных компаний[5] на годовом собрании в Лондоне говорил: «На Кавказе – от Батума до Баку и от Владикавказа до Тифлиса, Малой Азии, Месопотамии, Персии – британские войска появились и были приветствуемы народами почти всех национальностей и верований, которые взирают на нас как на освободителей – одних от турецкого, других от большевистского ига. Никогда еще в истории наших островов не было такого благоприятного случая для мирного проникновения британского влияния и британской торговли, для создания второй Индии или Египта. Но слабые голоса наших политических деятелей под пятой демократии глушат все эти стремления. Русская нефтяная промышленность, широко финансируемая и правильно организованная под британским началом, была бы ценнейшим приобретением истории»...

Официально англичане пришли в Закавказье с программой Верховного союзного совета: самоопределения народов по Вильсону, сохранения status quo в отношении границ до решения мирной конференции и невмешательства во внутренние дела новообразований. Поскольку и как проводились эти идеи в жизнь, мы видели и увидим в главах, посвященных жизни Кавказа. Однажды на один из моих бесчисленных протестов по поводу закавказской политики англичан екатеринодарская миссия прислала объяснение[6]: «Во время заключения перемирия с Германией, когда главные принципы, руководящие Мирной конференцией, должны были быть выработаны заранее, ни в одной части России не было правительства, которое могло бы считаться правительством Объединенной России, и не было никакой связи между различными силами, борющимися против большевиков. Даже в районе, занятом теперь ВСЮР, Дон тогда притязал на самостоятельность, и власть главнокомандующего Добр, армией была очень ограничена на Кубани.

Россия, кроме как через Мурман и Владивосток, была оторвана от сношений с союзниками. Принцип самоопределения мелких народностей был преобладающим: Грузия, Азербайджан, Армения и так называемое горское правительство имели своих представителей в Париже и Лондоне, которые требовали полного отделения от России. При таких обстоятельствах общие указания, даваемые британским войскам, первоначальная задача которых была принудить неприятеля к эвакуации Закавказья, заключалась в том, чтобы в ожидании решения Мирной конференции охранять порядок и поддерживать правительство, находящееся у власти, пока оно будет вести себя подобающим образом.

Русские представители в Закавказье и даже командование ВСЮР, не сумев оценить этих основных принципов, часто обращались к британским военным властям в Закавказье с требованиями, которые шли вразрез с полученными ими распоряжениями и неминуемо бы ввели нас в войну с упомянутыми республиками, что было бы противно принципам, одушевляющим Мирную конференцию».

Фактическая обстановка вызывала, однако, сомнение в такой объективности. Желая войти в непосредственные сношения с закавказскими английскими властями, я командировал в январе 1919 г. ген. Эрдели в Батум, Тифлис, Баку и Закаспий. Его поездка дала много интересного материала, тем более, что английские генералы, не искушенные в дипломатии и политике, были в достаточной мере откровенны.

Прежде всего английский главнокомандующий, ген. Мильн, посетивший в это время Закавказье, уклонился от встречи с ген. Эрдели под тем предлогом, что «при назначении главнокомандующим войск Восточного фронта он не получил инструкций входить в сношения и переговоры с Добровольческой армией. На его обязанности было иметь переговоры с представителями закавказских народностей и областей, по их вопросам и нуждам, и потому на территории Закавказья вести переговоры с Добровольческой армией он не может». Точно так же ген. Эрдели было сообщено, что «приезд его в Тифлис не желателен, и посему английское командование не может взять на себя заботу об его приезде»[7].

Генерал-губернатор Батума Коллис объяснил последнее обстоятельство «происходящими сейчас важными событиями»... По его сведениям, «грузинская республика будет признана союзниками как самостоятельное государство и, может быть, с полным отделением от России; на очереди стоит даже вопрос о том – присоединить или нет Батумскую область к Грузии». По этому вопросу ген. Мильн запрашивал мнения Коллиса, и последний был в большом затруднении, откровенно сознаваясь в свосй полной неосведомленности в истории Аджарии и Батума. Рамки status quo, по-видимому, несколько раздвигались...

Прождав разрешения на дальнейшую поездку целых две недели, Эрдели проездом через Тифлис был неожиданно приглашен Уоккером, с которым имел продолжительную беседу. Уоккер сообщил о существовании трех проектов разрешения судеб Закавказья: «1. Присоединение его к России в границах 1914 г., с автономным управлением в различных областях. 2. Признание самостоятельности образовавшихся республик, с полным отделением их от России. 3. Образование соединенных штатов на Кавказе – в отделе от России или в конфедерации с ней»...

И Уоккер, и Томсон (в Батуме) были в высокой степени любезны, но высказались совершенно определенно, что поддержание идеи общей русской государственности не входит в их задачу, что на Добровольческую армию они смотрят только как на одно из противобольшевистских образований, и никакого русского влияния в ущерб самостоятельному развитию местных «государств» в оккупированной зоне, впредь до решения Мирной конференции, не потерпят.

Эта идея могущественной и целебной силы «мирной конференции» и ее компетенции разрешать самостоятельно, без самой России, ее судьбы проводилась чрезвычайно настойчиво всеми союзными представителями на Юге. Она встречала признание среди кавказских новообразований и казачьих самостийных групп и вызывала глубочайшее негодование среди всех национально мыслящих элементов русского общества. Протест и противодействие этому международному насилию были, поэтому, нашим правом и обязанностью. Зима 1918-1919 г. пройдет в острых столкновениях на этой почве с английским правительством и командованием.

Останутся ли английские войска в Закавказье и надолго ли, это зависело, очевидно, от течения переговоров на Версальской конференции, от настроения парламента и рабочей партии, наконец, от хода событий в самом Закавказье. Во всяком случае, до весны 1919 г. надежды англичан на длительность и прочность их оккупации были еще велики.

В этот период мы увидели наибольшее развитие их политики вытеснения русского влияния в крае, поддержания его раздробленности и создания почвы для перманентных конфликтов межплеменных и межправительственных, как будто для того, чтобы наличием их оправдать необходимость британской оккупации. Первое и второе достигались внушением закавказским новообразованиям мысли о неизбежности признания их самостоятельности и поддержкой их в столкновениях с Добровольческой армией; третье не требовало ни труда, ни искусства: горючего материала было слишком много, и стоило лишь поднести спичку, чтобы вызвать пожар.

В связи и в большой зависимости от направления английской политики протекала жизнь Закавказья. В середине ноября англичане заняли Батум. Турецкая оккупация, длившаяся девять месяцев, оставила известные следы в политических настроениях города и области.

Во-первых, пестрое интернациональное население города-порта изменило свой состав благодаря бегству весною 1918 г. значительного числа русских и грузин, боявшихся турецкой расправы. В волне русского беженства уходили, главным образом, пролетариат и революционная демократия, и потому оставшееся население представляло довольно однородное и сплоченное ядро буржуазного и служилого элемента. Русский национальный совел в Батуме возглавлялся вначале ген. Терменом, а с ноября 1919 г. прис. поверенным, лидером местных кадетов П. М. Масловым – фактическим основателем и душою совета. В городе существовали также малодеятельные национальные советы грузинский, греческий, еврейский, польский и мусульманский.

Во-вторых, временное турецкое владычество, с сопровождавшими его реквизициями, поборами, воинской и трудовой повинностью и жестокими мерами административного воздействия, вызвало большое разочарование в местном аджарском населении, покончив надолго, если не навсегда, с основанным на исторических легендах тяготении его к Турции. Сообразно с этим усилились симпатии аджарцев к России. Местного «аджарского» сепаратизма в области не существовало вовсе[8], если не считать одного эпизода: потомок владетельного бека, полковник русской службы Джемал-бек подымал народ, организовывал вооруженные четы и предлагал город Батум и свои услуги сначала Грузии, потом Турции, с тем чтобы остальная территория Аджарии стала автономной областью под его наследственным правлением. Затея эта не имела никакого успеха, кроме пожалования Джемал-беку ордена и чина паши правительством султана. Картвелы по происхождению, мусульмане по вере – аджарцы сохраняли привитую им турками ненависть к грузинам.

Еще во время турецкого господства Русский национальный совет вошел в связь с командованием Добровольческой армии, признавая ее объединяющим центром и запрашивая директивы. Когда в Батуме появился ген. Уоккер, Совет представил ему меморандум о положении края, громадной культурной роли русского населения в области в течение 40 лет и проект-схему административного ее устройства. Ген. Уоккер призвал председателя совета Маслова и предложил ему организовать «Совет по управлению Батумской областью» под руководством английского генерал-губернатора. По взаимному соглашению в состав совета, для придания ему надлежащего авторитета в глазах смешанного населения города, были назначены представители различных национальностей[9], во главе с русским председателем (Маслов) и его заместителем (С. А. Анисимов). Все постановления совела подлежали утверждению военного губернатора, бригадного генерала Кук-Коллиса.

«Совет по управлению», находясь в полном согласии с Национальным комитетом, так же как и он, считал себя в подчиненных отношениях к главному командованию Юга и просил руководящих указаний. В основной цели, которую поставил себе совет, мы сходились вполне: «Необходимо отстоять Батумскую область с Батумом и сохранить этот первостепенной важности порт и единственный в своем роде по красоте и богатству дарами природы край за Россией»... Маслов запрашивал, «как поступать в тех случаях, когда английское командование отдает распоряжение, идущее в ущерб русским интересам? Проявлять ли уступчивость в предвидении лучшего будущего или категорически отстаивать свое мнение, не останавливаясь перед постановкой вопроса об отказе от власти». Я отвечал: «Не задираясь по мелочам, в основных вопросах русской государственности прямо, открыто и резко защищать русскую идею, не останавливаясь ни перед чем».

Также категоричны и безапелляционны были притязания на Батум Грузии. Вся грузинская печать с необыкновенной страстностью относилась к батумскому вопросу, разжигая национальный шовинизм в своей стране, впадая не раз в истерику и, по обычаю, допуская бульварное сквернословие в отношении своих «врагов – русских». «Батум и мусульманская Грузия – наши, – писала «Сахалко Сакке»[10]. – Они – мы. Они должны быть наши. Мы должны быть вместе, непременно вместе, иначе невозможна наша жизнь, наша независимость, наша национальность, это – неизбежно, это – главный очередной вопрос нынешнего дня... Мы должны осуществить это объединение, ничего для него не жалеть и принести в жертву все... Мы должны вернуть себе Батум»...

Грузинское правительство наводняло город и область грузинами во главе с агитаторами и террористами; по области ходила безвозбранно шайка Аслам-бека, проповедуя вражду против России, побуждая аджарские селения к принятию грузинского подданства; отряды грузинских войск сосредоточивались к Нотанеби, возле Батума, бряцая оружием и нервируя батумский совет.

Таким образом, в батумском вопросе столкнулись три стороны: Россия, Грузия и Англия. За кулисами стояла еще временно вышедшая из игры, побежденная, но не оставившая своих притязаний на Батум – Турция. Территориально к первой группировке примыкали верхняя и нижняя Аджария, сохранявшие привязанность к своей метрополии, посылавшие с таким заявлением делегацию к англичанам; ко второй – Кобулетский район и аджарцы города, поддававшиеся несколько грузинской пропаганде – в общем около 10% коренного населения. Политически – к русской группе примыкали все прочие, кроме грузин.

Третья сторона – англичане – хранили в тайне свои намерения и цели, а видимая непоследовательность их заявлений и действий приводила в раздражение и нас, и грузин. Неопределенность положения «русского вопроса» на мирной конференции служила покровом этой непоследовательности. Так, английские представители высказывали не раз предложение, что Батум перейдет то к Грузии, то даже к Армении, питая тем грузинский шовинизм и создавая натянутые отношения к русскому направлению со стороны местного армянского совета.

Английский губернатор устранял русскую администрацию в Артвинском округе и передавал ее темным туркофильским элементам, находившимся в связи с так наз. Юго-Западной республикой[11]. В начале апреля он распустил «Совет по управлению», обвинив его в ведении «личной политики» и в неудачных финансовых мероприятиях, заместив все должности английскими офицерами, причем во главе гражданского управления был поставлен еврей Харрис – до войны маклер Лондонской биржи. Одновременно распоряжением губернатора спускался «с почестями» русский флаг, развевавшийся на батумо-грузинской границе, и заменялся британским, а в пограничном районе расклеивались объявления, что слухи о присоединении Батума к Грузии ложны и «Батум всегда останется Батумской провинцией...» (?)[12].

Англичане реквизировали богатые запасы нефти, бензина и друг. – в качестве приза, взятого «у немцев»; большие русские военные запасы – в качестве военной добычи, захваченной «у турок»; брали под свой «протекторат» Артвинскую опытную станцию и богатейшее Чаквинское имение; устанавливали произвольный курс фунта, понизив вдвое местную валюту; сравняли рубль с грузинской боной, уронив почти вдвое курс рубля. Одновременно они отдавали ВСЮР большое количество ненужного им боевого имущества крепости, до некоторой степени принимали меры к облегчению населению продовольственного вопроса и к помощи российским пенсионерам.

Граница с Грузией была свободна для въезда всех агитаторов и членов грузинской мафии, тогда как в отношении лиц, следовавших с территории Юга России в Батум, англичане установили требование персонального разрешения из Константинополя от штаба Мильна[13], норму – не более 150 человек в один пароходный рейс, притом только имущих. В Новороссийске и других портах скопились, поэтому, толпы беженцев – в обстановке грязи, тифа и голода.

Англичане отдали Грузии «по техническим соображениям» участок жел. дор. Батум – Нотанеби, и первым следствием этого было удаление всего русского жел.-дор. персонала и появление в Батуме грузинского агитационного поезда с знаменательным девизом: «Кто не с нами, тот против нас». Шовинистическая литература на русском и местных языках наводнила край. Опытные грузинские агенты терроризировали русское население, преимущественно видных общественных деятелей, применяя угрозу подметными письмами, разбойные нападения и убийства, и русский национальный совет вотще взывал к английской власти о принятии более действительных мер охраны от злоумышленников.

Наряду с этим английским губернатором разрешались повсеместно митинги, устраиваемые грузинами с призывом присоединения к Грузии и выступления против Добровольческой армии. На мой протест по этому поводу английская миссия дала весьма оригинальное разъяснение[14]: «Британский губернатор, будучи уверен, что область настроена враждебно по отношению к грузинам, разрешил организовать собрания в Батуме, Артвине и друг., чтобы дать возможность населению проявить свое недоброжелательное отношение к Грузии. Его политика увенчалась полным успехом[15]... Губернатор, установив, таким образом, публично антигрузинскую ориентацию населения, запретил дальнейшие собрания».

Русское правление и Русский совет Батума неоднократно просили меня поставить в городе небольшой Добровольческий гарнизон для охраны порядка и символического изображения государственной связи Батума с Россией. Англичане воспрепятствовали этому, но разрешили открыть в Батуме вербовочное бюро для комплектования Добровольческой армии. Взявший на себя эту работу ген. Натиев – аджарец по происхождению – возбудил против себя сильно и англичан и грузин. Опасности для Грузии ген. Натиев не представлял никакой. Весь итог его работы выразился в привлечении 40 офицеров и 300 солдат – армянских беженцев, мало пригодного элемента.

В мае ген. Натиеву запрещены были всякие формирования и предположено было заменить его другим лицом. Но грузинская разведка приписывала Натиеву формирование «Закавказского корпуса», предназначенного для покорения Грузии, и грузины решили убрать его со своего пути. 15 июня Натиев и его адъютант, проходившие по людной улице города, были убиты наповал шайкой грузин во главе с офицером. Это событие возмутило глубоко русские круги и в ответ на мой протест вызвало весьма уклончивый ответ английской миссии: «Британскому военному губернатору известны те лица, которые убили генерала Натиева. Попытка задержать их была сделана, но они скрылись в Грузию. Не имеет смысла доносить об них грузинскому правительству, которое будет защищать своих агентов; но если они, как то ожидается, вернутся, то их арестуют»[16].

Так шли дела, писались ноты, заявлялись протесты – мною, батумским русским правлением, потом русским национальным советом, далеко не всегда достигавшие практических результатов. Но иные средства, более активные, нам были недоступны: по бедности, материальной зависимости от англичан, по недостатку вооруженных сил и несклонности к методам, практиковавшимся грузинами... Во всяком случае, наша борьба оказывала, без сомнения, сдерживающее влияние на темп сложного процесса – отрыва от метрополии русской окраины, не оставляя ее вконец беспризорной.

В конечном результате английская политика в Батуме вооружила против себя всех. Я просил английскую миссию разъяснить – «имею ли я в лице английского командования в Закавказье друзей или врагов?». Русский национальный совет констатировал, что, «к сожалению, ожидания и надежды русских людей, связанные с прибытием союзников-англичан, не оправдались, ибо, по-видимому, они являлись сюда не для выполнения союзнических обязательств и помощи исстрадавшейся России, а для преследования своекорыстных – не только экономических, но и политических – интересов»[17].

Наконец, грузинское правительство и печать, в свою очередь, ополчились против англичан. «Здесь, в Тифлисе, – писал официоз правительства «Борьба», – произошло наше взаимное понимание (с английскими властями) и были изысканы один общий язык, одни общие пути. В Батуме имеет место диаметрально противоположная политика». Орган грузинских соц.-рев. «Шорма» изливал свою злобу: «Грузинское общество с радостью встретило весть о переходе Батума в руки англичан, так как оно надеялось, что благородное британское командование поймет, что Батум является сердцем Грузии, и последняя никому его не уступит, пока в ней будет жить чувство собственного достоинства. Добровольцы и Деникин поняли это, и потому Батум они превратили в гнездо интриг, подкупа и шпионажа. Не проходит дня, чтобы они не бросали в нас отравленные стрелы. И Грузия вынуждена переносить это унижение только потому, что этот бессовестный и продажный народ опирается на престиж и авторитет Британии».

Такие изо дня в день повторяющиеся выпады некультурной, лишенной традиций и чувства меры грузинской прессы, поощряемой правительством[18], сыграли, без сомнения, немаловажную роль в наших взаимоотношениях.

Англичане потребовали от турецкого командования очищения русского Закавказья до границ 1914 г. к половине января. В связи с этим в Карсской области наместо турецкого военного управления образовалась «Юго-Западная республика»[19]. Правительство ее («Шуро»), исключительно из мусульман, было поставлено турками и находилось всецело в руках видных деятелей партии «Единение и прогресс» – Нури-паши (брат Энвера) и Халил-паши. «Республика» имела свои «войска» – тысяч 5–6 плохо организованных банд, в изобилии снабженных турками оружием и боевыми припасами; в составе их были турецкие офицеры и немало аскеров.

Англичане отнеслись с большим интересом к новообразованию, но хранили полное молчание относительно его будущей судьбы, приводя тем в крайнее беспокойство претендентов на Карсское наследие – Грузию и Армению. Со времени турецкого нашествия большая часть русского населения и почти все армянское население бежало из Карсской области, в которой образовалось фактическое преобладание турецкого элемента. Все земли, скот, сельскохозяйственный инвентарь, всякое добро беженцев попало в руки турок, и теперь «Юго-Западное правительство» противилось всеми способами возвращению беженцев.

Политическое положение «республики» к концу декабря было весьма сложное. В Карсе сосредоточились три власти: английский губернатор полк. Тимперлей, турецкий – начальник 12-й дивизии и «Шуро»; там же находились и войска трех армий: английский гарнизон, турецкая дивизия и местные формирования. Турки, впрочем, вскоре ушли.

Политические настроения правительства и населения определялись неизбежностью предстоящей ликвидации, расчетов и расплаты и выражались совершенно определенно: «Если не турецкая, то только русская власть». Делегация, встречавшая в Карсе первых английских представителей, приветствовала их непривычными для английского уха словами: «Мы рады вас видеть как союзников, победителей и как дорогих гостей на русской территории»... Мой представитель в Армении полк. Лесли, прибывший в Карс 31 декабря, был встречен на границе области – депутацией от населения, в Карсе – представителями «Шуро» и турецкого командования. Все они выражали пожелания о скорейшем присоединении области к России и назначении русского губернатора как единственный бескровный выход из запутанного положения межплеменной распри. С таким же заявлением дважды впоследствии правительство обращалось к англичанам и посылало делегацию в Америку и Европу.

Английское командование не имело вовсе своей политики в карсском вопросе или она была чересчур маккиавелистической, во всяком случае, по отношению к России – вполне определенной: ген. Уоккер ставил непременным условием возвращения русских беженцев в Карсскую и Батумскую области, чтобы они «не вели пропаганды большевистской и за воссоединение этих областей с Россией»[20]. Такие же приказы в Карсе отдавал английский губернатор. В то же время полк. Тимперлей, покровительствовавший полутурецкому правительству «Юго-Западной республики», тормозил возвращение в край армянских беженцев, и ген. Бич[21] заявлял армянскому правительству твердо и решительно, что Карсская область Армении не принадлежит»[22]; ген. Уоккер «не видел препятствий» к занятию грузинами Посхова[23],а когда грузинские войска Квинитадзе приступили к занятию этого участка, это вызвало вооруженное сопротивление мусульман и заявление карсского губернатора, что наступление грузин «будет считаться направленным против Великобритании»...

В конце марта обстановка круто меняется: туркофильские тенденции англичан исчезают окончательно, сменивший Тимперлея новый губернатор Карса ген. Ассер свергает «Юго-Западное правительство», заключает в тюрьму его членов и видных турецких деятелей, и власть переходит единолично к губернатору и образованному им смешанного национального состава Совету. Совет правит только три недели. Пользуясь произошедшим замешательством, грузинские войска вторгаются в северную часть «республики» и занимают Ахалцык и Ардаган, но по требованию англичан очищают последний. В свою очередь, армянские войска с согласия англичан занимают всю Карсскую область, которая входит в состав Армении, ив Карее водворяется армянский губернатор.

Жизнь области, в которой причудливой мозаикой переплелись взаимно враждебные народности, где даже в наиболее благоприятных районах армяне составляли лишь относительное большинство населения[24], приняла после этого иной колорит: там, где турко-татары давили армян, армяне стали давить турко-татар, и атмосфера ненависти становилась все напряженнее, все гуще...

Среди этой обстановки не менялись лишь судьбы русского населения, небольшими оазисами вкрапленного в область[25]: не проявляя в отношении русских ни особенной вражды, ни племенной и религиозной нетерпимости, просто пользуясь безвременьем, их грабили и притесняли и турки, и татары, и армяне. Карсский национальный совет обращал постоянно свои взоры на Екатеринодар, посылал туда горькие жалобы и искал там заступничества и экономической помощи...