Введение
Народ Древнего Египта жил более или менее самостоятельной культурной жизнью и писал на родном языке иероглифами, курсивными шрифтами или коптскими буквами не менее пяти тысячелетий. За это исключительное по своей продолжительности в истории время духовное творчество великой египетской нации должно было выразиться в необычайно большом количестве памятников искусства и литературы, особенно если принять во внимание не только ее одаренность, но и всеми признанную особую склонность к искусству, ремеслам и письменности. То, что дошло до нас после многочисленных разгромов и переворотов, пережитых Древним Египтом, действительно поражает даже в своем настоящем виде многочисленностью, разнообразием, грандиозностью. Неисчислимые памятники зодчества, пластики, живописи, ремесел, до сих пор украшающие страну или рассеянные по музеям и коллекциям всего мира, уже не раз делались предметом изучения и систематического рассмотрения в исторической связи и последовательности. История древнеегипетского искусства давно уже имеет свою обширную литературу, вызвала несколько солидных трудов общего характера и преподается с университетских кафедр. Совершенно иное мы должны сказать относительно другой ветви духовного творчества древних египтян – их словесности, литературе. Стены храмов, гробниц и египетская почва представили нам для изучения огромное, едва ли обозримое количество памятников письменности; новые археологические изыскания обогащают этот материал, появляются издания, переводы и исследования древнеегипетских текстов, но до сих пор мы не только не располагаем ни одним обширным строго научным трудом общего характера, посвященным истории литературы Древнего Египта, но даже не имеем пока пособия, которое могло бы служить первой ступенью к такому труду и заключало в себе общее обозрение дошедших до нас памятников, т. е. такой книги, подобные которой уже имеются для вавилоно-ассирийской письменности.
Ближайшая причина этого явления понятна. Историков культуры и исследователей памятников искусств больше, чем египтологов. Произведения древнеегипетского художества давно обращали на себя внимание и доступны для изучения большему количеству исследователей, чем памятники литературы, ставшие достоянием науки только после открытия чтения иероглифов и представляющие до сих пор нередко непреодолимые трудности для понимания. В то время как вавилонская литература нашла себе собирателя в лице просвещенного Ашшурбанипала, остатки библиотеки которого дошли до нас, до сих пор питают ассириологов и обусловили сравнительную обозримость письменности переднеазиатского Двуречья, литература Древнего Египта делалась и делается нам доступной постепенно, разбросана по музеям, еще не вполне упорядочена, издана и описана. Только в сравнительно недавнее время получили начало большие предприятия, имеющие целью обозреть, издать и сделать доступным весь материал данного собрания или данного рода письменности. К историко-литературному разбору и исследованию приступили пока в весьма скромных размерах и по отношению лишь к некоторым древнеегипетским памятникам. Следует также иметь в виду, что вавилонская литература на всем многовековом протяжении своего существования до такой степени мало обнаруживает развитие, что, по выражению недавнего ее описателя Вебеpa, «трудно бывает решить, принадлежит ли данный текст XX или VII веку до н. э.». При таких условиях едва ли может идти речь об истории литературы; задачи сводятся к простому описанию сохранившихся памятников по родам литературы с указанием в лучшем случае на некоторую эволюцию литературной формы. Литература Древнего Египта с этой стороны представляет несколько иную картину. Правда, и здесь древнейшие тексты нередко встречаются в копиях времен Псамметихов, Птолемеев и римлян, и здесь иногда только язык выдает происхождение памятника, дошедшего от новых эпох и пользовавшегося распространением спустя много веков после своего возникновения, но наряду с этим замечается эволюция языка, идей, литературных вкусов и приемов. И Древний Египет знал время литературных подъемов и спадов, и у него была классическая пора литературы. Мы можем проследить на некоторых родах древнеегипетской письменности целую цепь сменявших друг друга произведений, может быть, весьма близких по духу, но все же, несомненно, отражавших историческую эпоху, в которую они возникли. Уже тот факт, что литература Древнего Египта сохранила нам и отголоски доисторического времени, и следы народной словесности, и имела целый продолжительный и богатый христианский период, делает задачу ее исследователя гораздо более интересной, хотя вместе с тем и чрезвычайно сложной. Поэтому то, что мы предложим вниманию, будет лишь первым и, конечно, весьма несовершенным опытом такого обозрения древнеегипетской письменности, которое до известной степени приближалось бы к ее истории.
Знакомство с этой богатой письменностью имеет большую важность для историка культуры, какая бы отрасль последней ни составляла предмет его научных интересов. Литература Древнего Египта по древности и продолжительности занимает бесспорно первое место; она замолкла навсегда уже четыре века тому назад, если не считать более поздних искусственных попыток. Перед нами интересное поле для наблюдений на протяжении пяти тысячелетий выросшего из туземной почвы и сросшегося с нею литературного развития, не оставшегося без влияния на соседей и в свою очередь не уклонившегося от взаимодействия словесности других современных ему народов. В сфере эсхатологических построений, в области сказки и легенды, может быть, гимна и апокалиптики литература Древнего Египта занимает чрезвычайно видное место, и, может быть в нем именно следует искать родину многих из тех так называемых странствующих сюжетов и мотивов, которые обошли не только нашу культурную сферу, но встречаются и за ее пределами.
Египтология с самого своего рождения стремится сделать этот необъятный литературный материал доступным для изучения. Уже результаты экспедиции Шампольона и Росселлини, изданные в 1832–1844 гг., дают множество текстов, списанных со стен храмов и гробниц. Еще больше в этом направлении сделал Лепсиус в изданных им, как результаты экспедиции 1842–1845 гг., фолиантах «Denkmäler aus Aegypten und Aethiopien», где он воспроизвел множество древнеегипетских надписей, а также папирусы весьма важных литературных памятников, обогативших Берлинский музей. Ему же принадлежит первое издание «Книги мертвых». Бругш в течение своей жизни успел издать и разработать весьма большое количество текстов самого разнообразного содержания, он пытался уже подбирать древнеегипетские надписи по содержанию в томах своего «Thesaurus inscriptuonum Aegyptiacarum». Его современники Чабас и Гудвин начинают читать иератические тексты, а Бирч исследует сокровища Британского музея. Начинают появляться издания музеев, особенно Лейденского, Британского, Туринского.
Экспедиции и поиски в Египте как отдельных ученых (например, Дюмихена, B.C. Голенищева), так и музеев и ученых обществ до сих пор обогащают непрерывно наш материал, в то время как специальные журналы печатают литературные тексты Древнего Египта и содержат работы по их истолкованию. Усовершенствованные технические способы воспроизведения памятников сделали возможным появление более точных копий и критических изданий текстов. Так, берлинские египтологи предприняли издание серии исторических текстов по проверенным и критически обработанным спискам, а также новое издание древнеегипетских надписей и папирусов Берлинского музея, последних с переводом и комментарием. B. C. Голенищев подарил науке прекрасное издание папирусов Эрмитажа. Московский музей изобразительных искусств выпускает серию, в которой воспроизводятся и исследуются наиболее важные из его сокровищ, он приступил и к полному их изданию, подобно тому как это делает богатейший Каирский музей в многотомной серии своего каталога. Начинаются попытки обработки отдельных родов древнеегипетской литературы. Масперо посвятил свой выдержавший четыре издания труд египетским сказкам и примыкающим к ним произведениям изящной литературы, В. Макс Мюллер обработал произведения светской, особенно любовной лирики Древнего Египта, Шпигельберг – юридические тексты, Брэстед дал прекрасный перевод текстов исторического характера, а также исследование о развитии религиозной мысли. Юнкер в ряде работ изучает памятники религиозной письменности поздних эпох, а Ранке перевел для издания египетские тексты, иллюстрирующие Библию. Все эти и подобные работы в значительной степени подготавливают общий труд по истории древнеегипетской литературы. Пока у нас имеются только краткие общие обзоры в виде отдельных глав в общих трудах (например, в сборнике Корша, написанные Эд. Мейером, в книге Эрмана; особенно же у Шнейдера, или популярные брошюры.
Итак, материал, подлежащий нашему рассмотрению и изучению, крайне разбросан, разнороден, значительной своей частью даже не приведен в известность и лежит в общественных и частных музеях, иногда даже в виде неразвернутых папирусов. Еще очень далеко то время, когда египтологи будут иметь в своем распоряжении такие же удобно изданные критические и доступные тексты, какие уже давно имеются под руками филологов эллинистов и латинистов. С другой стороны, как увидим ниже, большое количество древнеегипетских текстов дошло до нас в ученических тетрадках, в копиях школьников, нередко механически списывавших для упражнения данный текст и не старавшихся понять его. Не всегда лучше в этом отношении иероглифические тексты на камнях и стенах – в Древнем Египте их высекали рабочие с курсивных оригиналов, также механически и так же мало понимая, как наши наборщики, причем для исправления их погрешностей не было корректоров. Да и рукописи религиозных текстов древнеегипетской литературы, дошедшие до нас из гробниц, далеко не всегда стоят на высоте тщательности и правильности – требовалась исключительная добросовестность для того, чтобы отдать земле и покойнику, т. е. без боязни контроля, рукопись, которая бы выдержала испытание филолога. Все это, конечно, чрезвычайно затрудняет египтолога, но его не может не воодушевлять сознание того, что он держит в руках текст или памятник, дошедший непосредственно от Древнего Египта, нередко современный эпохе своего возникновения и даже вышедший из-под резца или трости своего автора. Таких литературных и полулитературных памятников немало, к числу их относятся все так называемые исторические надписи, надписи в гробницах и на статуях царей и частных лиц, если они не заупокойного или специально религиозного содержания, и т. п. Конечно, и из Древнего Египта дошло много текстов, прошедших через века и обнаруживающих ошибки, объясняемые простым непониманием древнего языка, с ними приходится обращаться так же, как мы привыкли поступать с древними авторами, и иногда наш материал позволяет нам установить более или менее правильный текст.
Как и другие народы классического Востока, древние египтяне все свои культурные приобретения, в том числе письмо и литературу, возводили к небу и считали откровениями богов. «Слово Божие» было у них техническим термином для иероглифического письма и для понятия словесности, письменный прибор сам по себе имел священное значение и считался почему-то «останками Осириса». Изобретателем письма и покровителем литературы и науки в Древнем Египте был бог мудрости – Тот, «который подает словеса и писание», именовавшийся «владыкой (т. е. хозяином) Слова Божия». Он считался автором священных книг, он вел хронику царей, записывая их имена на листьях священного древа, он был покровителем обыкновенно украшавшихся его изображением библиотек, канцелярий, кабинетов. Писец Эннана, окончив копию известной сказки о двух братьях, произведения, имеющего мало общего с храмами, все-таки пишет: «Кто будет возражать против этой книги, да будет Тот ему врагом!»
Статуя писца. Так выглядели создатели литературы Древнего Египта
В поздние времена Древнего Египта говорили о сотнях и тысячах «гермесовых книг», т. е. литературе, возводимой к египетскому Гермесу – Тоту. Климент Александрийский, знавший Египет еще сохранившим древние традиции (во II в.), говорит о 42 «гермесовых» книгах, т. е. о чем-то вроде канона священной древнеегипетской литературы. Число 42 вообще в Египте как бы каноническое (например. 42 судьи за гробом) и идет от 42 номов. Из этих 42 книг, по словам Климента, «в 36 заключается вся философия древних египтян, их выучивают жрецы. Шесть остальных касаются пастофоров, они медицинского содержания и говорят об устройстве тела, о болезнях, об органах, лекарствах, глазах и, наконец, касаются гинекологии». Выше он перечисляет подробно эти 42 основных для литературы Древнего Египта книги, распределяя их по рубрикам, соответственно жреческим степеням: «первый – певец, несущий один из знаков музыки. Он должен знать две книги Гермеса, из которых одна заключает в себе гимны богам, другая – правила жизни царя. За певцом следует ороскоп, держащий в руках знаки своей специальности – орологий и пальмовую ветвь. Он должен всегда иметь на устах четыре книги Гермеса, касающиеся астрономии. Одна содержит в себе «распорядок неподвижных звезд, другая трактует о конъюнкциях и фазах Солнца и Луны, остальные о восходах. Далее следует иерограммат, имеющий перья на голове, в руках книгу и правило; ему следует знать то, что называется иероглификой – о космографии, географии, положении Солнца и Луны, о пяти планетах, хорографии Древнего Египта, описание Нила, описи и утвари храмов и всего необходимого для храмов. За перечисленными следует столист с локтем справедливости и сосудом для возлияний. Он знает относящееся к воспитанию и к клеймению жертвенных животных. Десять книг, касающихся культа их богов и древнеегипетского благочестия, т. е. относительно каждений, начатков, песнопений, молитв, процессий, праздников и т. п. За всем этим следует профит, имея ясно на груди сосуд; за ним следуют носящие присланные хлебы. Будучи настоятелем храма, он изучил 10 книг, называемых жреческими, в которых содержится относящееся до законов, богов и всей жреческой науки. Ведь у египтян профит заведует распределением доходов».
Таков первый опыт обзора литературы Древнего Египта, поскольку она стояла в связи с храмами. Здесь мы находим только небольшую часть собственно богословского содержания; в канон 42 книг включена и вся ученая и частью юридическая литература, очевидно, также признававшаяся священной.
Насколько прав св. Климент, говоря о древнеегипетском каноне, мы не знаем; никаких следов его мы до сих пор не нашли; напротив, в сохранившихся каталогах храмовых библиотек (целиком в Эдфу – 35 книг) и часть в Дендере – всего 5 названий) мы не встречаем тождества; все книги относятся к области храмовой дисциплины, магического культа, храмового имущества, отчасти астрономии, также тесно связанной с культом. Положим, эти списки несколько древнее Климента; возможно, что канон – явление более новое. Зато сообщение св. Климента о принадлежности научной литературы к священной оправдывается представлениями древних египтян о чудесном происхождении различных, наиболее известных литературных произведений.
Не довольствуясь возведением своей литературы к Тоту, египтяне рассказывали легенды о «нахождении» в древние времена чудесным образом некоторых излюбленных текстов. Так, об одном медицинском рецепте говорилось, что он «найден начертанным древними письменами в ковчежце под ногами Анубиса в Сехеме (Летополе) при его величестве царе Усафае», про другой – что он найден ночью упавшим в большой зал храма в г. Копте, благодаря таинственному действию богини, руками главного чтеца храма. «Земля тогда была еще во мраке, и луна осветила своими лучами книгу во всем ее объеме. Ее принесли как чудо величеству царя Верхнего и Нижнего Египта Хеопсу». Точно так же и 64-я глава «Книги мертвых» была найдена в Гермополе в храме у ног великого бога Тота, написанной на кирпиче: нечто подобное рассказывалось и о 130-й главе. К северу от Мемфиса упала с неба и книга, заключавшая в себе древний план храма в Эдфу. Эти сказания, свойственные не одному Египту, подчеркивают веру египтян в откровенное происхождение их литературы.
Характерен с этой стороны появляющийся в поздние периоды их истории термин для священной литературы Древнего Египта «Ба-Ра» – «душа бога Ра». Какое точное значение этого удивительного названия? По представлению древних египтян, цари и боги имели душу во множественном числе, причем эти «души» обладали особыми свойствами, отличными от обыкновенных. Иностранные народы несут дары перед «Души» царя, они склоняют свои головы перед «душами» его величества. «Ба» здесь как будто значит, равно как и в надписи Пианхи, «умилостивьте Гора дворца – как велика душа его, как могуча победа его», – «сила», «могущество». В известном длинном лейденском гимне Амону древнеегипетский поэт восклицает: «Имя твое могуче, твои «Души» тяжелы; горы не смеют противиться им»; в другом гимне молящийся обращается к богу Ра: «Пришел я к тебе, владыка мой Ра, восхваляя тебя. Молюсь твоим «Душам », да угодно будет тебе умилостивление каждением». И здесь значение «сила», «величие» вполне подходят; в поздние эпохи, особенно при Птолемеях, наряду с сохранением подобного словоупотребления попадаются нередко «Ба Ра» или (весьма редко) «Ба богов» с определительным знаком книги. Так в надписи Птолемея I, еще сатрапа, его восхваляют за то, что он, явившись в Египет «принес изображения богов, которые нашел внутри Азии, все принадлежности культа, все книги «Ба Ра» храмов юга и севера и возвратил их на места их». Итак, здесь этим именем названы храмовые книги, разграбленные персами и возвращенные на их прежние места Птолемеем. В таком же значении этот термин употреблен в тайной крипте храма древнеегипетской Дендеры: «священные статуи богини изваяны каждая по верным пропорциям согласно древним книгам, высота изображений – согласно «Душам Ра»; или: «птицы нарисованы по предписанию сообразно «Душам Ра». Здесь, впрочем, наряду с этими книгами упоминаются и другие, но «Ба Ра» названы на первом месте и, по-видимому, служили общим названием для литературы Древнего Египта, хранившейся в храмовых библиотеках. Ее имеет в виду верховный жрец Файюма, погребенный в саркофаге греческого типа, найденном Питри в Хаваре: «Я положил на сердце своем охрану «Душ Ра», а также автор луврской стелы, хвалящийся тем, что он в состоянии «разрушать все трудности «Душ Ра», или покойник венской стелы 154, выставляющий на вид, что он «все рассчитал для библиотеки, восполнял то, что нашел недостающим из «Душ Ра», т. е., другими словами, пополнил храмовое книгохранилище. Почему же священные книги Древнего Египта получили такое название? Может быть, нам даст на это ответ странный магический текст, изданный нами и хранящийся в Британском музее. Здесь между прочим описывается магическая чудодейственная страшная книга и говорится, что «писец ее – Тот; ее нельзя ни видеть, ни слышать, но чистый устами и молчаливый относительно имен избавится от внезапного заклания; к нему не подойдут варвары и не увидят его; будь от него весьма далек, ибо книги, что в нем – «Души Ра», назначенные для того, чтобы дать жить богу великому (Осирису) среди них и чтобы повергнуть врагов его...» Итак, магическая книга, от которой зависит жизнь и смерть и которая служит талисманом даже для древнеегипетских богов, названа «Душами Ра». Если и в данном случае «Души» равносильно понятию силы, могущества, то в приложении к богам эта сила имеет чудодейственный, магический характер; литература у древних египтян, как и религия, всегда была проникнута магией, в каталогах храмовых библиотек на две трети перечисляются магические книги (так называемые «защиты», «талисманы», «заговоры»); отсюда не будет невероятным, что «Души Ра» означает «книги магической силы бога Ра» или вообще богов. Конечно, под это понятие была подведена вся храмовая литература Древнего Египта – мы уже видели, например, что в дендерских надписях руководство скульптуры носит название «Души Ра». Интересное свидетельство о характере книг, подведенных под этот же термин, дает нам известный очень поздний древнеегипетский текст, названный Бругшем надписью о семи годах голода. Речь идет о пожаловании фараоном Джосером нубийского 12-милья богу Элефантины Хнуму. В уста древнего фараона влагаются слова: «Я был в моем дворце в великом беспокойстве, ибо Нил не поднимался 7 лет и страна находилась в величайшей нужде. Тогда я собрался с сердцем и спросил совета у премудрого Имхотепа, где находится родина Нила и какой бог там обладает. Имхотеп ответил: «Мне необходимо обратиться к богу... я должен сходить в библиотеку и справиться в «Душах Ра». Он пошел и вскоре вернулся, и рассказал мне о поднятии Нила и обо всех вещах с этим связанных; он открыл мне чудеса, к которым не был еще указан путь никому из царей изначально». Далее следует изложение содержания этой речи Имхотепа об области истоков Нила, об Элефантине и т. п. Таким образом, и здесь древнеегипетская книга географического содержания представляется как откровение, облекается в таинственную чудодейственную форму и упоминается как часть храмовой библиотеки.
Такому обусловленному общим миросозерцанием взгляду древних египтян на свою литературу соответствовало и то, что главными ее центрами были храмы, а деятелями – жреческие коллегии. Это уже ясно видно из слов Климента Александрийского. Что богословская литература, наиболее богатая в Древнем Египте, вышла из храмов, это разумеется само собой, но мы видели, что и научные произведения также считались откровенными. И это будет понятно, если иметь в виду ритуальное происхождение древнеегипетского календаря, астрологическое – астрономии, магическое – медицины, и связь математики с храмовым хозяйством. Впрочем, математика в Древнем Египте была необходима не для одних храмов – и государство нуждалось в счетоводах и землемерах. Равным образом сложная бюрократическая машина и канцелярщина требовали армии секретарей и писцов. Благодаря этому наряду с храмами появляются государственные школы, сначала одна центральная при дворе, потом при дворах номархов и при присутственных местах. Здесь учились сложному искусству древнеегипетского письма и счета будущие чиновники, поступавшие туда или по протекции, или по родству, это и со стороны, случайно, воспитывавшиеся там в строгости и побоях, но вместе с сыновьями вельмож и имевшие впереди блестящую карьеру, которая давала им возможность «управлять другими» и не испытывать бедствий прочих профессий. Под руководством строгих опытных чиновников упражнялась здесь молодежь над переписыванием и составлением деловых бумаг, отношений, фиктивных или действительных писем большей частью делового характера, похвальных од царям, гимнов богам. Для поучения им часто давали переписывать произведения дидактической литературы Древнего Египта, для развлечения – сказки. Школьные тетрадки их, часто с пометками учителей, дошли до нас – ими дорожили и клали с собой в гроб, равно как и высокочтимые письменные приборы. Гробницы сохранили нам эти интересные продукты школьной жизни, и им мы обязаны едва ли не наиболее живыми и интересными страницами истории древнеегипетской письменности. Мы видим из этого факта, как дорожил Древний Египет произведениями своей литературы – его жители и после смерти не желали с ними расставаться. Можно было бы подумать, что такое внимание к школьным тетрадкам объясняется трудностью усвоения древнеегипетского письма и сознанием большого подвига, а также, что мы имеем дело с умершими в школьном возрасте, с которыми отправляли в могилу их тетрадки, как с детьми – их игрушки. Но против этого будет тот факт, что в гробницах находят и настоящие тщательные рукописи излюбленных литературных произведений Древнего Египта. Скорее можно предполагать, что в тех случаях, когда клали в могилу школьные тетради, нередко играло роль желание отделаться этим менее ценным материалом, чтобы приберечь настоящие книги для живых. Книги находят не только в гробницах, но и в развалинах домов, например в Кахуне. Благодаря этой любви писать и читать ни от одного народа не дошло до нас такого количества письменных и рисовальных приборов и произведений письма, которым покрыто все, что попадалось под руку, начиная от стен грандиозных храмов и папирусных свитков до осколков камня, черепков разбитых горшков и вещей домашнего обихода. Ни один народ, кроме древних египтян, не додумался до обожествления письменного прибора.
Древнеегипетский писец Маа-ни-амон. Эрмитаж
Однако все эти исключительные качества сделали литературу Древнего Египта лишь в незначительной степени более индивидуальной, чем другие современные ей. И здесь почти нет литературных авторов в нашем смысле – школьное творчество не знает отдельных писателей и прикрывается именем божества – Тота и Ра и т. п. Мы замечаем, впрочем, первые шаги в этом направлении – отнесение тех или других литературных произведений, главным образом дидактического характера, к различным великим именам или авторитетам древности (например, как в Библии к Соломону) или рассказ в первом лице, как в «Одиссее», от имени действующего. Впрочем, в некоторых случаях здесь мы имеем дело и с действительными авторами, или по крайней мере действующими лицами рассказа; в других случаях нам дается имя несомненного автора или мы можем угадать его на основании сторонних указаний. Между тем от Древнего Египта дошло несколько интереснейших литературных произведений с ярко выраженным индивидуализмом, напоминающих книгу Иова или Екклесиаст. Но этот индивидуализм замечается только в древнеегипетской поэзии и богословии, научная письменность его чужда, здесь всецело господствует практический дух ежедневного обихода и исключается всякое умозрение. Теория и систематика родились не на Востоке, опыт и наблюдения были чужды Древнему Египту едва ли не в большей степени, чем другим областям восточного мира, а потому до самого последнего времени здесь переписывались старые медицинские рецепты, неточные арифметические задачи, поверхностные и приблизительные геометрические выкладки.
Текст Введения к книге Б. Тураева незначительно изменён для соответствия требованиям современного веб-материала
Содержание книги Б. А. Тураева «Египетская литература»
Египетская литература Древнего царства