Мелисс

О Мелиссе, сыне Ифегена с Самоса мы знаем только, что во время восстания Самоса против господства Афин в морском союзе, куда входил и Самос (440–439 гг. до н. э.), он был избран навархом (флотоводцем) и одержал победу над афинским флотом. Однако это был временный успех. Перикл разбил самосцев, осадил город и после девятимесячной осады взял его, разрушил городские стены, захватил корабли и наложил на город большую контрибуцию. На Самосе было установлено демократическое общественное устройство. О дальнейшей судьбе Мелисса ничего не известно.

Принадлежность Мелисса к Элейской школе не вызывает сомнений, и это позволяет убедиться в том, что она получила довольно широкий отзвук в Греции. Принадлежность Мелисса к аристократической партии на Самосе, как и борьба Зенона против тирании, обычно представлявшей выродившуюся демократию, как будто свидетельствует о некоторых общих социально-политических тенденциях этой школы. К сожалению, мы не имеем здесь сколько-нибудь достоверных развернутых свидетельств, а сопоставление учения о вечности и неизменности бытия с политическим консерватизмом было бы достаточно умозрительным построением. Но философские воззрения Мелисса – явное продолжение учений Элейской школы.

Из книги Мелисса «О природе, или о сущем» сохранилось 10 фрагментов, в том числе два достаточно развернутых. В доксографии имеются подробные комментарии к ним. Особенно важным можно считать раздел о Мелиссе в упоминавшемся псевдоаристотелевском трактате «О Мелиссе, Ксенофане и Горгии». Мелисс развил далее аргументацию Парменида и Зенона, более четко сопоставив ее с проблематикой ионийской философии, а также с современными ему учениями Эмпедокла, а возможно и Левкиппа. Тезис «то, что есть, есть», примененный не к бытию в целом, а к отдельным вещам, аргументирует он, приводит к выводу, что каждая вещь есть то, чем она является, т. е. она неизменна. «Однако нам представляется, что теплое становится холодным, холодное теплым (Мелисс здесь явно имеет в виду одну из мыслей Гераклита),твердое мягким, мягкое твердым, живое умирает и снова возникает из неживого; что все изменяется, и то, что было и теперь есть вовсе не похожи [друг на друга], но даже железо, будучи твердым, стирается на пальце, как бы постепенно исчезая (ср. аргумент Лукреция, восходящий, видимо, к самым истокам атомизма),и золото, и камень, и все считаемое твердым; из воды же образуются земля и камень, и все считаемое твердым. Отсюда следует, что [истинно] сущего мы не познаем». Иными словами, чувственно воспринимаемые изменения противоречат «разумному» утверждению о неизменности всех вещей.

Аристотель, видимо, не ошибся, назвав Мелисса мыслителем «грубоватым». Распространение им закона тождества на отдельные вещи сразу же обнаруживает слабость его аргументации: не вещь всегда тождественна самой себе, но содержание понятия, фиксирующее ее наличное состояние и подлежащее изменению в случае изменения вещи. В этом аспекте становится ясно и то, что нельзя выводить свойства вещи из понятия о ней, из мышления, – это далеко не столь ясно, когда речь идет о «бытии вообще». И все же, Мелисс вводит в учение элеатов ряд важных соображений, существенно его изменяя. Во-первых, он совершенно логично определяет сущее как бесконечное в пространственном и временном отношении. «И вот, таким образом оно вечно, беспредельно, едино и совершенно однородно». Ибо то, что имеет конец, не может быть вечным и неизменным. С другой стороны, Мелисс считает сущее неподвижным, потому что нет пустоты, и ему некуда передвинуться. Видимо, это уже довод, направленный против атомистов с их фундаментальным допущением пустоты. Пустота – это «небытие», а небытие не существует, считает Мелисс. Но тем самым неразрывно связываются пространство, время и «сущее», и последнее уже логично признать материальным. И в-третьих, самосский мыслитель лишает сущее последних антропоморфных характеристик: оно не страдает и не печалится, а следовательно (вопреки Ксенофану), не видит, не слышит и не ощущает... Поэтому если перед нами и «бог», как говорит доксография, то это уже «бог философов», весьма далекий от бога или богов религиозной традиции.

Наконец, Мелисс развернуто формулирует фундаментальную идею, содержавшуюся имплицитно в учении Парменида, – «закон сохранения». «Из ничего никогда не может возникнуть нечто» – так гласит это важнейшее положение, широко применяемое в античной философии. Оно дошло до нашего времени, хотя в ходе конкретизации и обоснования получило иное, естественнонаучное толкование в виде «законов сохранения». Но история его в философии весьма поучительна, и мы еще будем к нему обращаться.

Сказанное позволяет констатировать приоритет в воззрениях Мелисса материалистической тенденции. Мы не видим в сохранившихся фрагментах и изложениях апелляции к единству мысли и мыслимого бытия; признание Мелиссом бесконечности сущего заставило Аристотеля сказать, что Мелисс говорит о едином как едином «в отношении материи». По свидетельству Галена, «кажется, что этот муж [Мелисс] был того мнения, что в основании четырех элементов лежит некая всеобщая сущность, не возникшая и неуничтожимая, которую его последователи назвали материей. Этого, однако, он не был в состоянии ясно доказать. И вот эту сущность он именует всеединым». Правда, всему этому противостоит свидетельство Симпликия, согласно которому сущее Мелисса «бестелесно». Однако этот взгляд настолько необычен для раннегреческой философии, что выступает как явный анахронизм. Приводимый же в подтверждение фрагмент скорее следует понимать как полемику с атомистическим или пифагорейским учением о неделимости элементарных частиц атомов (соответственно – счетных элементов тела). Суть его в том, что если бы сущее, понимаемое как неделимое тело, имело толщину, то оно было бы делимым; поэтому, чтобы быть неделимым, оно должно быть бестелесным. Это толкование тем вероятнее, что сам Мелисс, пытаясь опровергнуть множественность в бытии, открывает путь атомизму. «Если бы существовало множество [вещей], – говорит Мелисс, – то они должны были бы быть именно такими, каково единое». Мы увидим ниже, что атом – единое, неделимое, не возникающее и не уничтожающееся «бытие» атомистов – подобен «сущему» элеатов, обретшему пространственную конечность, форму и движение среди других таких же «сущих».

 

По материалам книги А. С. Богомолова «Античная философия»