Вителлий
Отец Авла Вителлия приобрел себе расположение прежних императоров бесстыдною лестью и низостью и был награжден почестями; сам Вителлий, подобно своему предшественнику на императорском троне, Отону, в годы правления Клавдия и Нерона предавался разврату и мотовству, обесчестил себя всяческими гнусностями и растратил все свое состояние. Он пользовался большой милостью у Нерона, потому что чрезвычайно хорошо правил лошадьми на скачках в цирке, был хороший певец и актер, знаток произведений искусства и греческой литературы и превосходил всех товарищей пиров пьянством и обжорством. Все удивились, когда низложивший Нерона император Гальба по совету Виния назначил развратника Авла Вителлия начальником легионов Нижнего Рейна, не выказавших усердия к новому императору. Вероятно, Гальба полагал, что изнеженный придворный, растративший свои силы в оргиях, будет на этой должности менее опасен, чем дельный военный человек. Энергический главнокомандующий легко мог бы воспользоваться шатким настроением легионов Нижнего Рейна, а Вителлий как надобно было думать, удовольствуется приобретением денег для уплаты кредиторам, восстановлением своего промотанного богатства и обжорством.
Действительно, едва ли явились бы у Авла Вителлия честолюбивые замыслы; но императорский сан был без его содействия дан ему недовольными легионами и второстепенными начальниками. Новый главнокомандующий держал себя с буйными воинами ласково, по-товарищески; это так понравилось им, что через месяц по его приезде в Агриппинскую Колонию легионы Нижнего Рейна провозгласили Вителлия императором, дали ему название Германика и понесли его на плечах по стану. Легионы Верхнего Рейна последовали их примеру; главным возбудителем мятежа легионов Верхней Германии был Цецина, один из важных второстепенных начальников, красивый молодой человек, высокого роста, храбрый воин, мастер говорить. Переворот ему был нужен потому, что он опасался наказания за утайку казенных денег.
Между тем, в Италии низвергший Нерона Гальба сам уже был низвергнут Сальвием Отоном, и Вителлию предстояло бороться с последним за императорский трон. Армия Верхнего Рейна двинулась с севера через Альпы. Власть Авла Вителлия вскоре признали вся Галлия и Испания. Его легаты Цецина и Валент вступили в Италию и достигли реки Пада (По). У города Бедриака, между Кремоной и Вероной, их встретило войско Отона (апрель 69 г.). Не имея военной опытности, Отон удалился с поля боя и поручил командование своим соратникам. Бездарные полководцы Отона расположили свои силы в невыгодной местности, и войска Вителлия нанесли им в бою большой урон. Брат Отона, Тициан, заключил с неприятелем договор, согласно которому остатки разбитого войска могли свободно уйти или присоединиться к силам Вителлия. Большинство солдат Отона предпочло последнее. Отон мог бы ещё продолжать борьбу, дождавшись подхода войск из Паннонии и Мезии, но он предпочёл покончить жизнь самоубийством, увенчав геройской смертью прежнюю развратную жизнь. Его царствование продлилось чуть больше трёх месяцев. (Подробнее о гражданской войне Отона и Вителлия – см. в статье «Император Отон»).
Император Вителлий (предположительно)
После гибели соперника Авл Вителлий окончательно утвердился на императорском троне. В Риме был праздник Цереры, народ наслаждался играми и другими зрелищами, когда пришла весть о битве при Бедриаке и смерти Отона. Префекта города Флавий Сабин тотчас же привел все находившееся в Риме войско к присяге на верность Вителлию. Собрался сенат, постановил дать новому императору все почетные титулы, какие были даваемы прежним, и отправил посольство к легионам Валента и Цецины поздравить их с победой и объявить им признательность государства. Народ выражал громкими криками свою преданность Вителлию, носил кругом храмов увенчанные лаврами и цветами, изображения Гальбы, набросал столько венков на то место, где был убит он, что из них образовался целый могильный холм. А между тем, победоносное войско в надменности своей совершало всякие неистовства: воины Вителлия грабили, убивали, буйствовали повсюду, где проходили. Изнуренная Италия казалась погибающей от злодейств, совершаемых такою массою продвигавшихся по ней людей.
В то время, как судьба империи решалась на Бедриакской равнине, Вителлий со своим войском медленно и беспечно шел вниз но Соне. В Лионе явились к нему полководцы, победившие при Бедриаке, и услышали заслуженную похвалу. Богиня счастья осыпала его своими дарами: отовсюду приходили хорошие известия. Наместник Мавритании Альбин, усердный приверженец Отона, был убит. Клувий Руф переплыл из Испании в Мавританию и заставил ее признать нового императора. Семейство Вителлия не пострадало от междоусобия. Отважный авантюрист, хотевший стать императором и собравший в Галлии 8000 человек войска, был разбит эдуями и казнен. Начальники войск Отона просили милости Вителлия и были так низки, что приписывали потерю сражения при Бедриаке своей измене. Почти все они были прощены; только некоторые центурионы, державшие себя благороднее других, были наказаны смертью за свою честность.
Юний Блез, правитель Лугдунской Галлии, человек очень богатый, дал Авлу Вителлию денег, доставил ему все надобное для того, чтоб явиться перед народом, как следует императору, и он медленно пошел через Альпы, потом, двигаясь по Италии, наслаждался роскошными пирами, для которых лакомые кушанья были привозимы из далеких стран, наслаждался гладиаторскими боями. «Роскошные угощения разорили градоправителей, – говорит Тацит, – истощили богатство самих городов; храбрые воины, привычные к трудностям походной жизни, испортились, привыкая к роскоши и утратив уважение к императору». Они грабили, буйствовали; все оставалось безнаказанным. На ночном пиру в Тицине произошел такой беспорядок, что едва не началось настоящее сражение. По всему пространству, где шли войска, совершались сцены гнусного насилия. Из Кремоны император Вителлий поехал взглянуть на поле битвы при Бедриаке. Граждане Кремоны усыпали дорогу лаврами и розами, будто Вителлий едет на праздник, поставили по дороге жертвенники, приносили жертвы благодарения богам. Поле битвы представляло ужасное зрелище. Со времени сражения прошло уже сорок дней, а местность все еще оставалась покрытой пронзенными, изрубленными, тлеющими телами людей и лошадей; на земле еще были пятна крови; нивы были истоптаны, деревья сломаны. На бесчувственного развратника Вителлия это не произвело тяжелого впечатления. Он равнодушно смотрел на тысячи непогребенных тел своих сограждан и радостно принес божествам той местности благодарственную жертву за их милость к нему. Светоний говорит, что ехавшие подле Вителлия с ужасом отворачивались от страшного вида и зловония и что Вителлий сказал им: «Самый приятный запах тот, который идет от убитого врага, а в особенности от согражданина». Быть может, это вымысел молвы, но он характеризует тупое бездушие Вителлия.
С поля битвы император Вителлий поспешил на новые пиры, новые игры; он веселился как Нерон, восхищаясь танцовщиками, певцами, фокусниками. В июле наконец он приблизился к Риму с войском, в котором было 60,000 человек; за войском двигалась необозримая толпа фокусников, мастеров править лошадьми на скачках, разных забавников, всяческих тунеядцев и негодяев, для которых опять наступило золотое время, как при Нероне. Города по всему пути обеднели, угощая эту массу воинов и негодяев. Созревшие нивы были опустошены, истоптаны, как в неприятельской земле. До Мульвиева моста Авл Вителлий ехал в военной одежде; тут он, по совету друзей, заменил ее гражданской, чтобы не казалось, будто он вступает в Рим, как в завоеванный город. В Капитолии встретила его мать, женщина достойная уважения; он дал ей титул Августы.
Денарий императора Вителлия
И началось правление императора Вителлия (апрель – декабрь 69 г.), которое, будь оно продолжительно, было бы для римской империи гибельнее правлений Калигулы и Нерона. Бесхарактерный, трусливый, занятый только пошлыми своими наслаждениями, Вителлий допускал воинов буйствовать, своих любимцев грабить, римскую чернь бесчинствовать, как кому угодно. Рим представлял в его правление странный вид. По улицам и на площадях толпились иноземцы его легионов и вспомогательных отрядов, заменившие распущенных преторианцев. Праздники, игры, всяческие другие развлечения, пиры длились непрерывно, как один нескончаемый праздник. «Не прошло еще четырех месяцев со времени победы, – говорит Тацит, – а фаворит Вителлия, отпущенник его Азиатик, уже навлек на себя проклятие народа. Честности, заботе о благе государства не было места при Вителлии; влияние на дела приобреталось одним путем: роскошными пирами в угощение императору, расточительным удовлетворением его ненасытного обжорства. Он думал только о наслаждениях настоящего часа, мысли о будущем у него не было. Говорят, что в немногие месяцы он промотал 900 миллионов сестерциев (45 миллионов русских дореволюционных рублей). Великий и несчастный город, в один год ставший добычею сначала Отона, потом Вителлия, влачил позорное существование под властью то Виния, то Икела, то Азиатика, пока не сменили их другие люди, но с таким же характером». В Рим присылались редкие и дорогие лакомства из всех земель, со всех морей; по словам Светония на каждый обед императора Вителлия тратилось не меньше 400,000 сестерциев; говорят, что однажды было приготовлено лакомое блюдо, стоившее более миллиона сестерциев. Всей римской империи не достало бы на удовлетворение такого обжорства, говорит Иосиф Флавий. Чтобы получать деньги на это мотовство, Авл Вителлий допускал, или сам делал разорительные поборы, так что старинные сенаторские и всаднические фамилии были разорены и многие из них исчезли. Те знатные люди, в которых оставалось чувство чести и нравственности, уезжали из Рима в Кампанские виллы; некоторые лишали себя жизни. К счастью, это постыдное правление было не продолжительно. Меж тем, как император Вителлий пировал в Риме, на Востоке принял сан императора человек, более достойный престола, чем все императоры, бывшие после Августа, – Тит Флавий Веспасиан, командующий римских войск в шедшей тогда Иудейской войне.
Веспасиана провозгласили императором восточные легионы. После некоторых колебаний он согласился принять этот титул и открыть войну против Авла Вителлия. Веспасиан послал в Далмацию Антония Прима, человека даровитого и энергичного, считавшего самым верным путем к успеху быстрое наступление на врага. Те легионы присоединились к нему, и он пошел в Северную Италию, между тем как сам Веспасиан поехал в Александрию и остановил отправку хлеба в Рим, чтобы голод заставил население столицы признать его власть. Льстецы обманывали вялого и отупевшего Вителлия, скрывая от него истинное положение дел, и он так мало заботился об отражении приближавшегося неприятеля, что легко было предвидеть его падение. Конечно, поэтому его мать приняла яд, чтобы не дожить до погибели сына. Вителлий заглушал свои опасения обжорством и пьянством. «Он не делал никаких военных приготовлений, – говорит Тацит, – не ободрял воинов речами, не заботился о том, чтоб они занимались военными упражнениями, не являлся к народу; спрятавшись в тени сада, он, подобно тем ленивым животным, который бездейственно лежат, наевшись, не думал ни о прошедшем, ни о настоящем, ни о будущем». Эта апатия лишь по временам прерывалась у императора Вителлия порывами свирепости, когда льстецам и клеветникам удавалось пробудить в нем подозрение против кого-нибудь. Так он велел отравить честного Юлия Блеза, который оставался непоколебимо верен ему. Наконец Вителлий послал против приближавшегося Антония Прима Цецину с находившимися в Риме войсками. При одном взгляде на эти войска было видно, как гибельно подействовала на германские легионы буйная жизнь в жарком, нездоровом для них климате, и до какой степени упала в них дисциплина. Сам главнокомандующий их утратил прежнюю энергию, изнурив себя распутством, и уже думал об измене, когда при прощанье обнимался с Вителлием.
Флот, стоявший в Равенне, изменил Авлу Вителлию и принял сторону Веспасиана. При известии об этом, Цецина предложил своему войску последовать этому примеру. Но он ошибся в расчете: воины отвечали, что слава германского войска еще не упала так низко, чтоб они, не получив ран, отдали себя со связанными руками побежденным легионам. Они заковали Цецину в цепи и, соединившись с другими отрядами, пошли к Бедриаку, на ту местность, где разбили войско Отона. Скоро туда пришел и Антоний, к войску которого присоединились преторианцы Отона. Он хотел как можно скорее дать решительное сражение, чтобы покончить дело, прежде чем придет к нему и отнимет у него честь победы приближавшийся Муциан.
Скоро произошло под стенами Кремоны ужасное ночное столкновение между войсками Вителлия и Веспасиана; в темноте бой шел наудачу и только уже луна, взошедшая после полуночи, дала воинам видеть, кто из них с кем сражается; был один воин, с отчаянием увидевший, что он убил своего отца. Воины Веспасиана были разгорячены надеждой, что если они победят, то в руки им достанется Кремона, и они возьмут там много добычи. Они победили армию Вителлия и насытили свою свирепость и алчность грабежом и неистовством: взяли приступом Кремону и с неукротимой яростью ринулись в дома, били, убивали граждан, насиловали женщин и девушек, разграбили все и зажгли богатый, прекрасный город (октябрь 69 г.). Немногие жители, которые успели спастись бегством, собрались потом на пепелище Кремоны и построили несколько бедных хижин. Пленников не было: воины Веспасиана не брали в плен никого из жителей города, потому что это были римские граждане, и нельзя было продать их в рабство; они убивали всех.
От развалин Кремоны Антоний повел свои войска в зимний холод через Апеннины, вступил в Этрурию, пошел на Рим. Навстречу ему двинулся Валент, один из соучастников оргий Нерона. Валента сопровождала толпа наложниц. Он был взят в плен и убит. В нем Вителлий лишился последнего своего защитника. Отряд за отрядом изменял императору Вителлию, даже в Риме заметно уменьшалось между сенаторами и всадниками число приверженцев его. Когда Антоний приблизился к Риму, Вителлий, отчаявшись в возможности сопротивляться, вышел в траурной одежде из дворца, взяв с собой своего молодого сына; слуги шли за ним с воплем. Вителлий пришел на форум и объявил, что для прекращения войны и для блага отечества, он отказывается от императорской власти, возвращается в состояние частного человека, и прерывающимся голосом со слезами просил народ пожалеть его жену и детей. Эта печальная сцена возбудила сострадание толпы; приверженцы Вителлия и воины, находившиеся в городе, объявили, что не принимают его отречения от власти, заставили его вернуться во дворец.
Префект города Флавий Сабин, брат Веспасиана, уже принимал поздравления с тем, что его брат признан императором, но, увидев сочувствие толпы Вителлию, испугался и бежал с младшим сыном Веспасиана, Домицианом, в Капитолий. Приверженцы Авла Вителлия и германские воины, бывшие в Риме, напали на Капитолий; они действовали так беспощадно, что не пожалели и великолепного храма Юпитера; он был зажжен и обратился в груду обгорелых развалин. Сабин был убит наперекор просьбам Вителлия пощадить его. Домициан, переодевшись жрецом Изиды, успел бежать в дом одного из верных клиентов своего отца. Раздраженное этим злодейством, войско Веспасиана быстро пошло на Рим. Все попытки примирения с Вителлием были отвергнуты. Перешедши Мульвиев мост, Антоний двинул войско на город с трех сторон. Оно встретило упорное сопротивление. Приверженцы императора Вителлия стояли на стенах и до позднего вечера отражали нападающих, бросая в них дротики и камни; потом бой длился на Марсовом поле. Но войска Антония ворвались в город со всех сторон, и сопротивление прекратилось. Настроение толпы перешло из одной крайности в другую. Отряд воинов, перемешавшихся с простолюдинами и рабами, ворвался в опустевший дворец, нашел спрятавшегося там Вителлия; ему связали руки на спине и повели его по улицам, народ ругал и бил его. «Я был твоим императором», – сказал Вителлий одному из оскорблявших его; это были единственные слова, произнесенные им. Вителлия подвели к лестнице темницы, на ступенях лестницы лежало тело Сабина; тут его убили (22 декабря 69 г.), отрубили ему голову, а тело стащили крюками в Тибр. Меж тем, как шел бой на стенах города и на Марсовом поле, отупевший, деморализованный народ занимался в других частях города обыкновенными своими развлечениями и веселостями.
«Ужасное и гнусное зрелище представлял Рим, – говорит Тацит. – В одних местах шла битва, убивали людей, в других местах люди нежились в банях, пировали; подле крови и груд тел были публичные женщины и люди, подобные им; весь разврат роскошного спокойствия и все свирепости взятия города приступом совершались одновременно, так что казалось, будто одна часть города охвачена безумием ярости, другая безумием веселья. Удовольствия не прекращались ни на минуту: люди наслаждались ими, как будто убийства принадлежат к числу веселостей происходившего тогда праздника (Сатурналий). Веселились, наслаждались, не думая о борьбе партий, радуясь среди всеобщего бедствия».