VI. УПАДОК КИЕВСКОГО КНЯЖЕНИЯ

 

(продолжение)

 

Мстислав II. – Андрей Боголюбский и первое взятие Киева. – Неудачная осада Новгорода. – Андрей и Ростиславичи. – Святослав Всеволодович в Киеве.

 

Ростислав оставил после себя многочисленную семью. Его сыновья, в особенности Давид, Рюрик и Мстислав, отличались честолюбием и отвагою; они играли очень видную роль в последующих событиях и оказывали решающее влияние в вопросе о старшинстве. По смерти Ростислава три князя могли предъявить свои права на Киевский стол: Мстислав Изяславич Волынский, оставшийся теперь главою старшей линии Мономаховичей; двоюродный дядя его Андрей Юрьевич Суздальский, глава младшей линии того же дома, и Святослав Всеволодович, который после смерти своего дяди Святослава Ольговича наследовал Чернигов и сделался главным представителем Ольговичей. Киевляне, сохранившие преданность старшей линии Мономаховичей, призвали на свой стол Мстислава Волынского; его старшинство поддержали и двоюродные братья, смоленские Ростиславичи. Князья укрепились крестным целованием; в том числе и родной дядя Мстислава Владимир Мстиславич признал старшинство племянника, тот самый Владимир, который когда-то тщетно пытался защитить от убийц несчастного Игоря Ольговича. Но он отличался непостоянством и малодушием. Спустя немного времени великому князю донесли, что дядя имеет против него какие-то замыслы. Услышав, что его замыслы открыты, Владимир сам приехал с оправданием к племяннику, находившемуся в то время в Печерском монастыре. Между ними начались переговоры. Мстислав сидел в игуменской келье, а дяде велел быть в экономской.

"Брат! Чего ради приехал? Я за тобой не посылал", – велел сказать Мстислав, приравнивая младшего дядю к братьям.

"Брат! Я слышал, что наговаривают на меня злые люди", – отвечал Владимир через какого-то дьячка Имормыжа.

"Мне сказал брат Давид", – отвечал великий князь.

Решили послать к Давиду Ростиславичу в Вышгород. Давид узнал о замыслах Владимира от своего боярина Василия Настасича. Этого боярина он прислал в Печерский монастырь к великому князю вместе с тысяцким своим Радилом. Василь выставил послухом, или свидетелем, какого-то Давида Борынича. Начали уличать Владимира; тот от всего отпирался. Наскучив этими переговорами, великий князь сказал ему:

"Брат! Ты крест мне целовал; после того и губы еще у тебя не обсохли. И деды и отцы наши утверждались на нем; кто же преступит его, пусть того судит Бог. А теперь целуй крест опять на том, что не мыслишь на меня никакого лиха".

Владимир дал новую присягу; получив в удел город Котельнич; но не был им доволен и в качестве дяди, вероятно, желал получить самый Владимир Волынский. Спустя несколько дней он уже опять изменил присяге и завел новую смуту. В Киеве жила мать его, вторая супруга Мстислава I, урожденная новгородская боярыня, теща угорского короля Гейзы II. Великий князь сказал ей: "Не могу жить с тобой в одном месте, потому что сын твой, преступая клятву, ищет моей головы". Вдовая княгиня удалилась в Чернигов.

Мстислав II начал свое великое княжение славным делом. По примеру предшественников он собрал младших родичей и уговорил их соединенными силами идти на половцев, указывая на те бедствия, которые они продолжали причинять Русской земле: варвары ежегодно уводят множество христиан в свои вежи, где обращают их в рабство или требуют за них большой выкуп; кроме того, нападениями на торговые караваны они перенимают столь важные для Руси пути, Греческий, Соляной и Залозный, которые все сходились на Днепре. Великим постом 1169 года князья совершили удачный поход в степи, разгромили половецкие вежи по рекам Углу и Снопороду до самого Оскола и поразили полчища варваров где-то около этой реки, у Черного леса. Русская рать освободила многих пленных христиан и сама захватила у половцев большой полон скотом и челядью. Вслед за этим славным походом князья собрались вновь и отправились к Каневу, где дожидались, пока гречники и залозники благополучно прибыли со своим караваном. Но здесь же у Канева и кончилось единодушие братьев.

Между старшими дружинниками нашлись злые люди, которые начали ссорить Ростиславичей с Мстиславом. Известный киевский боярин, ездивший послом к Владимирку Галицкому, Петр Бориславич и его брат Нестор злобились на великого князя, который отослал их от себя за то, что холопы их покрали коней из его стада и препятнали своим тавром. Из Киева Бориславичи переехали в ближний Вышгород на службу к Давиду Ростиславичу. Во время стоянки под Каневом они стали вооружать Давида и его брата Рюрика против великого князя, который будто бы намерен позвать их на обед к себе для того, чтобы схватить и заключить под стражу. Мстислав действительно прислал звать их к обеду. Рюрик и Давид потребовали, чтобы он прежде поцеловал крест на том, что не замышляет против них никакого лиха. Мстислав огорчился и объявил об этом требовании своей старшей дружине.

"Князь, – отвечала дружина, – ведь не лапоть велят тебе целовать братья, а крест. Уж не злые ли люди смущают их, завидуя твоей братской любви? Злой человек пуще беса, и бес того не выдумает, что замыслит злой человек. Ты прав перед Богом и перед людьми: без нас тебе нельзя было задумать ничего подобного; а мы все ведаем твою истинную любовь к братьям. Пошли им сказать: я целую крест на том, что не замышлял против вас никакого лиха; вы же выдайте мне тех, которые наговаривают на меня".

Мстислав II последовал совету своих бояр. Давид отвечал, что, если и впредь кто будет наговаривать, тех он выдаст. Обе стороны снова укрепились взаимным крестоцелованием. Но сердце Ростиславичей уже не было с великим князем. Повод к разрыву подали непостоянные новгородцы. Вопреки клятве, данной покойному Ростиславу, они удалили его сына Святослава и послали к Мстиславу Изяславичу просить себе в князья его сына Романа. Неосторожный Мстислав исполнил их просьбу. Такой поступок окончательно вооружил против него братьев Ростиславичей, чем и поспешил воспользоваться Андрей Боголюбский, который ждал только удобного случая изгнать своего двоюродного племянника из Киева, подобно тому, как отец Андрея стремился отнять Киев у отца Мстиславова.

Многие из недавних союзников великого князя отступились от него и признали старшинство Боголюбского. Андрей не пошел сам на юг, а поручил свою рать сыну Мстиславу и воеводе Борису Жидиславичу. С нею соединились дружины муромская и рязанская, а также князья смоленские и северские. Недоставало только Святослава Всеволодича Черниговского, который сам имел притязание на старшинство и не желал помогать сопернику. Суздальцы сошлись со своими союзниками под Вышгородом, в уделе Давида Ростиславича, и отсюда соединенные войска обступили Киев. Мстислав Изяславич мужественно оборонялся. Киевляне на этот раз не изменили своему князю, не вступили в сделку с его более сильным противником и храбро встретили неприятелей. Но между боярами нашлись изменники, которые снеслись с суздальцами и указали им слабые места обороны. Черные Клобуки также по обыкновению своему завели предательство. Три дня осаждавшие делали приступы к городу и наконец ворвались в него. Мстислав II с остатком дружины ускакал в свой Владимир Волынский. Стольный Киев не только был взят приступом – чего, по замечанию летописца, никогда прежде не бывало, – но и отдан на разграбление. Два дня неприятели свирепствовали в городе; грабили и жгли дома, убивали граждан и брали их жен; обнажали самые монастыри и церкви; выносили из них иконы, книги, ризы; снимали колокола, а некоторые храмы зажигали. Особенно свирепствовали полукочевые варвары, т.е. Черные Клобуки, которые зажгли и монастырь Печерский. Некому было остановить разнузданную рать: сам Андрей отсутствовал; а сына его, конечно, не все слушали. Но, может быть, предводители суздальцев и не противились разгрому нелюбимого ими Киева и не берегли его, так как их князь не прочил его для своего местопребывания (1169 г.).

Взятие Киева в 1169

Взятие Киева в 1169. Миниатюра из Радзивилловской летописи, XV век

 

Известно, что Андрей Боголюбский при жизни своего отца Юрия отличился ратными подвигами в Южной Руси. Но он не стремился в нее так, как стремился его отец. Эта Русь не полюбилась ему своими смутами, бесконечными распрями князей, постоянными тревогами со стороны степных варваров и беспокойным, вольнолюбивым характером своего населения. Его более привлекал северо-восток своею тишиною и покорностию; там еще не успели окрепнуть неприятные для князя порядки и предания. Еще в то время, когда Юрий окончательно завладел Киевским столом, т.е. в 1155 г., Андрей против отцовского желания покинул данный ему Вышгород и уехал на север в Суздальскую землю, в которой он с тех пор жил постоянно. И теперь, когда Киевский стол очутился во власти Суздальского князя, Мстислав Андреевич, конечно, по предварительному наказу своего отца, посадил на нем дядю своего Глеба, сидевшего дотоле в южном Переяславле. Эта мера была наиболее тяжким унижением для стольного города после его разграбления: старший князь не захотел сам занять Киев; он предпочел остаться во Владимире на Клязьме; а первый отдал своему брату, подобно тому, как давал уделы другим младшим родственникам. До такой степени упало значение Киевского стола в глазах северного князя!

С того момента, когда Владимир был предпочтен Киеву, ясно обозначился поворот в исторической жизни русского народа: ее средоточие с юга переходило на северо-восток.

Современники, по-видимому, не сознавали такого поворота и не оценили вполне этого пренебрежения к древней столице со стороны Суздальского князя. Так, киевский летописец упомянул об отдаче ее Глебу Юрьевичу без всякого замечания. Он более придавал значения другому обстоятельству. Взятие и разграбление Киева, по его словам, совершились за грехи киевлян, а "наипаче за митрополичью неправду". Митрополит (Константин II?) в то время наложил какое-то запрещение на Поликарпа, игумена Печерского за то, что последний считал дозволенным вкушать масло и молоко по середам и пятницам в Господские праздники. Сторону митрополита в этом случае держал и епископ черниговский Антоний, который воспрещал Черниговскому князю вкушать мясо в Господские праздники; Святослав Всеволодович разгневался за то на Антония и лишил его епископии. Все это показывает, до какой степени в юной Русской церкви считались важным делом вопросы и разногласия о постных днях и как строго держались преданий византийской церковности духовные лица из греков.

Подчинив своей зависимости старый Киев, Суздальский князь решил наложить свою руку и на вольнолюбивый Новгород, который вопреки его желанию изгнал от себя Святослава Ростиславича и дал княжение сыну Андреева врага, Роману Мстиславичу. Кроме того, у суздальцев были нередки столкновения с новгородцами в Заволочье или на Северной Двине, где и те и другие хотели собирать дани. Почти в одно время с киевским погромом новгородская дружина, отправленная с воеводою Даниславом Лазутничем за Волок для сбора даней, подверглась нападению Андреевых воевод; хотя суздальцы были многочисленнее, однако они потерпели поражение. Это обстоятельство ускорило предприятие Андрея против новгородцев. Зимой того же 1169 года он послал на них многочисленную рать под начальством тех же предводителей, которые ходили на Киев, т.е. сына своего Мстислава и воеводы Бориса Жидиславича. С этою ратью опять соединились дружины муромская, рязанская, смоленская и даже полоцкая. Она жестоко опустошила на своем пути новгородские волости и осадила самый Новгород. Граждане, предводимые своим молодым князем Романом и посадником Якуном, мужественно оборонялись и отбили все приступы суздальцев. Между тем в войске осаждавших начался сильный мор; люди и кони гибли от недостатка припасов, так как окрестная страна, и без того довольно скудная, была ими совершенно разорена. Наконец в одной удачной вылазке новгородцы нанесли неприятелям поражение и взяли такое множество пленников, что продавали суздальца за две ногаты. Ратники Андрея принуждены были со стыдом уйти домой. Летописец с ужасом говорит, что некоторые из них ели кониное мясо в Великий пост: до того был велик голод. Избавление Новгорода от сильного неприятеля не замедлило украситься преданием о чудных знамениях; в особенности рассказывали об иконах Богородицы, источавших слезы, которые предвещали нашествие врага и свидетельствовали о заступлении Пресвятой Девы за Новгород. В память своего избавления новгородцы установили праздник Знамения Богородицы 27 ноября.

Битва новгородцев и суздальцев в 1170

Битва новгородцев и суздальцев в 1170. Фрагмент иконы (1460)

 

Недолго, однако, Новгород торжествовал свою победу. Борьба с Суздальским князем была неравная; в руках его находилось могущественное средство: он прекратил подвоз хлеба из поволжских областей, и в Новгороде настала страшная дороговизна. Не далее как в следующем 1170 году граждане смирились, отослали от себя Романа Мстиславича, заключили мир с Андреем и приняли от него князя. Так как уже не было в живых Святослава Ростиславича, за изгнание которого гневался Суздальский князь, то он послал к ним одного из братьев Святослава, Рюрика. Впрочем, последний не поладил с новгородцами и скоро удалился от них; тогда Андрей дал им в князья своего молодого сына Юрия.

Между тем на юге перемены быстро следовали одна за другою. Мстислав Изяславич не покидал своих притязаний на Киевский стол и пытался отнять его у Глеба Юрьевича, имея союзником Галицкого князя. Из отдельных случаев их войны замечателен следующий. В это время скончался князь пересопницкий и дорогобужский внук Мономаха Владимир, сын храброго Андрея Переяславского, давшего гордый ответ Всеволоду II. Другой внук Мономаха, упомянутый выше Владимир Мстиславич, немедленно пришел к Дорогобужу, чтобы захватить этот удел. Но дружина умершего князя не пустила его в город. Владимир поцеловал крест на том, что он не тронет имущества ни дружины, ни вдовы своего двоюродного брата. Но едва дорогобужцы впустили его в город, как вертлявый Владимир не только захватил себе все именье и стада покойного князя, но и вдову его выгнал из города. Княгиня взяла еще непогребенное тело своего супруга и отправилась в Киев, чтобы похоронить его в Андреевском или Янчине монастыре: вероятно, таково было желание покойного князя. Княгиня остановилась с телом в Вышгороде у Давида Ростиславича. Глеб Юрьевич послал к ней из Киева печерского игумена Поликарпа и андреевского игумена Симеона, чтобы сопровождать гроб с пением погребальных псалмов и обычными церковными обрядами. Но к Киеву в это именно время приблизилась рать Мстислава II и его союзников; а покойный Андреевич был на стороне его врагов, потому что также имел притязания на Владимир Волынский. Давид, опасаясь неприятеля, не пустил от себя вдовую княгиню и вызвал охотников из дружины покойного провожать гроб. Но никто из нее не пошел, боясь мести от киевлян: конечно, эта дружина принимала деятельное участие в разграблении Киева вместе с суздальцами. Игумен Поликарп просил Давида, чтобы он отпустил несколько человек из собственной дружины; а иначе некому было вести княжьего коня за гробом и нести перед ним стяг покойного, как этого требовал обычай. Но Давид отпустил только священников из церкви Бориса и Глеба, и те вместе с игуменами и чернецами похоронили князя в монастыре св. Андрея. Это происходило в феврале 1170 года. Мстислав II вскоре скончался; а за ним последовал и соперник его Глеб Юрьевич (1172 г.).

Андрей перевел в Киев из Смоленска старшего Ростиславича, Романа; другие два брата последнего также княжили в Киевской земле: Давид – в Вышгороде, а Мстислав – в Белгороде. Но согласие Андрея с Ростиславичами продлилось недолго. Какие-то злые люди донесли Суздальскому князю, что брат его Глеб был отравлен; указывали на некоторых киевских бояр, именно на Григория Хотовича и двух других как на виновников его смерти. Андрей потребовал выдачи этих бояр. Но братья Ростиславичи не исполнили его требования. За это ослушание Андрей велел им всем троим уйти из Киевской земли в свою наследственную Смоленскую область, сказав: "Делитесь там, как хотите". А Киев он приказал отдать брату своему Михалку, который в то время сидел в Торческе, т.е. в земле Черных Клобуков; при нем находился и младший брат Всеволод, знаменитый впоследствии Большое Гнездо. Роман, наиболее миролюбивый из Ростиславичей, послушал этого приказания и уехал в Смоленск. Давид же и Мстислав Храбрый не только не покинули своих уделов, но внезапным ночным нападением захватили самый Киев и посадили там другого своего брата Рюрика.

Тогда Суздальский князь посылает своего мечника Михна к Ростиславичам с следующим наказом: "Так как вы не хотите быть в моей воле, то ты, Рюрик, иди в Смоленск к брату, своему Роману; ты, Давид, ступай в Берлад, и я не велю тебе быть в Русской земле, а ты, Мстислав – главный зачинщик, и также ступай вон из Русской земли". В ответ на это повеление Мстислав, который действительно отличался наиболее отважным духом, схватил посла, остриг ему голову и бороду и отправил его назад в Суздаль с таким словом: "Мы имели тебя прежде как отца; но если ты присылаешь к нам с подобными речами, не как к князьям, а как к подручникам и простым людям, то Бог нас рассудит".

Андрей, по словам летописца, изменился в лице, когда увидел своего посла и выслушал его донесение. Он собрал сильную рать, простиравшуюся будто бы до 50 000 человек, и отправил ее на юг под начальством того же воеводы Бориса Жидиславича и сына своего Юрия (старший сын Мстислава уже умер). Юрий привел новгородцев; кроме того, призваны дружины подручных князей Муромского и Рязанского; даже Роман Смоленский принужден был прислать помощь против собственных братьев; пришли князья туровские, пинские, городенские и даже полоцкие, так далеко простиралось влияние Андрея. Черниговский князь Святослав Всеволодович, сам надеявшийся получить Киевский стол от Андрея и потому поджигавший его раздор с племянниками, на этот раз принял деятельное участие в походе. Союзники беспрепятственно заняли Киев, покинутый Ростиславичами. Но последние заперлись в двух других городах, т.е. в Вышго-роде и Белгороде. Собравшаяся под Киевом союзная рать повела отсюда осаду Вышгорода, в котором за отсутствием Давида начальствовал Мстислав. Этот храбрый князь делал частые и удачные вылазки и вообще оборонялся с таким успехом, что огромная рать соединенных князей простояла девять недель и не могла взять этого небольшого, впрочем, хорошо укрепленного города. Между тем в стане осаждавших начались несогласия; многие союзники, пришедшие поневоле, конечно, оказывали мало усердия к войне. Наконец часть ополчения, именно волынская рать, удалилась с своим князем Ярославом Изяславичем Луцким (братом Мстислава II). Последний также имел притязание на Киев, вследствие чего рассорился с Святославом Черниговским и вступил в соглашение с Ростиславичами, которые признали за ним старшинство и обещали ему Киевский стол. В то же время пришла весть, что Давид Ростиславич ведет на помощь брату полки Галицкого князя и Черных Клобуков. Тогда осаждавшая рать быстро расстроилась и поспешила переправиться за Днепр; Мстислав ударил на отступавших и захватил много пленных и добычи (1174 г.).

Следовательно, вторичный Киевский поход суздальской рати окончился так же печально, как и поход Новгородский. Но и здесь на юге, как и на севере, недолго длилось торжество Андреевых врагов. Киевский стол сделался предметом спора между Ярославом Луцким, успевшим занять его, и Святославом Черниговским. Смоленские Ростиславичи начали раскаиваться в своей ссоре с Андреем и в том же 1174 году отправили к нему посольство с просьбой, чтобы он снова посадил в Киеве их брата Романа. Боголюбский, зорко следивший за всем, что происходило на юге, охотно мирился с Ростиславичами и велел сказать им: "Подождите немного, я послал в Русь к своим братьям (Михалку и Всеволоду); когда мне придет от них весть, тогда дам вам ответ". Таким образом готова была возобновиться зависимость древнего Киева от молодого Владимира на Клязьме. Неожиданное событие расстроило те отношения, которые установлялись между югом и северо-востоком России. Прежде нежели получился обещанный ответ, на юг пришло известие о смерти Андрея: он пал от руки собственных бояр в своем Боголюбове 29 июня 1175 года.

По смерти Андрея в Суздальской земле начались распри между его наследниками, и Южная Русь на некоторое время была предоставлена самой себе. Там происходила борьба за Киев между Смоленскими Ростиславичами и Черниговскими Ольговичами Сначала первым удалось вновь посадить в Киеве своего старшего брата Романа и удержать за собой важнейшие киевские города, Давид по-прежнему владел Вышгородом; Рюрик занял Белгород, а младший брат Мстислав Храбрый был призван в Новгород Великий, где он вскоре умер. Соперником Роману явился упомянутый выше Святослав Всеволодович Черниговский, внук известного Олега. Дед его не был великим князем, но отец умер на Киевском столе, и Святослав считал Киев своею отчиною. Это был настоящий представитель беспокойного и честолюбивого рода Ольговичей. На убеждении соперников, что Ольговичи должны сидеть на своей, т.е. на восточной, стороне Днепра, он отвечал: «Я не Угрин и не Лях; но мы одного деда внуки». Он несколько раз захватывал Киев с помощию своих родичей чернигово-северских князей и наемных половцев. После одного из таких захватов миролюбивый Роман сам уступил ему Киев по крестному договору и воротился в свой Смоленск. Но Святославу мало было одного стольного города; ему хотелось владеть всей Киевской землей, т.е. изгнать из нее Рюрика и Давида Ростиславичей.

Однажды он занимался ловами, или охотою, на черниговской стороне Днепра. В то же время Давид с своей дружиной охотился на киевской стороне. Святославу показался этот случай удобным, чтобы захватить в свои руки одного из соперников. Недавний клятвенный договор не стеснял таких князей, как Всеволодич. Подумав только с женой и с любимцем, каким-то Кочкарем, не сказав ни слова боярам, он вдруг с людьми своими переехал через Днепр и внезапно ударил на Давидов табор. Ему удалось действительно завладеть табором и перехватить дружину Вышегородского князя; но сам Давид с своей женою успел броситься в лодку и уплыть под градом стрел, которые пускали в него с берега. Он бежал к брату Рюрику в Белгород. Следствием такого вероломства, разумеется, была новая война с Ростиславичами. Последние опять завладели Киевом и посадили в нем уже не Романа, а Рюрика (1180 г.). Но вскоре Святославу удалось в четвертый раз захватить Киев и на этот раз остаться в нем до своей смерти (до 1194 г.). Однако значительную часть Киевской земли он принужден был уступить своему сопернику Рюрику; примирение скреплено было браком их детей; в течение всей остальной жизни Святослава два бывшие соперника пребывали в мире и союзе друг с другом. Давид Ростиславич между тем наследовал Смоленск по смерти брата Романа[1].



[1] Не совсем ясно известие летописи, почему ополчение князей два года сряду останавливалось у Канева, далеко не доходя до порогов, где была главная опасность купеческим караванам. Вероятно, князья высылали вперед отряды для сопровождения купцов; а сами в то же время угрожали всеми силами ударить на половецкие вежи в случае нарушения договорной клятвы со стороны ханов и их покушения разграбить караван.

Украшенное сказание о молитве Новгород, архиепископа, об иконе Богородицы, вынесенной на городскую стену и уязвленной Суздальскою стрелою, находится в некоторых позднейших сводах, напр., в Псковском, Никоновском и Тверском. Время этих событий в некоторых летописях обозначено неверно: так, хронология Ипатьевского списка уходит на два и даже на три года вперед. Назначая 1169 год, мы следуем показаниям Лаврентьевского списка и Новгородских летописей. Буслаева «Сказания Московские, Владимирские и Нижегородские» (Летопись Русск. литературы и древности, Тихонравова. Т. IV). Там приводится сказание о Знамении по Новгородскому Трефологиону, или Патерику.