IX. СМОЛЕНСК И ПОЛОЦК. ЛИТВА И ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН

(начало)

Обособление Смоленских Кривичей. – Ростислав-Михаил. – Роман и Давид. – Торговый договор Мстислава Давидовича. – Стольный город и другие города Смоленской земли.

Свирская церковь в Смоленске. Заложена в 1180-е
Автор изображения – Szeder László

Северо-западный угол Алаунского пространства представляет Валдайское плоскогорье, пересеченное живописными холмами и глубокими оврагами. Это плоскогорье можно назвать по преимуществу областью источников. Здесь между холмами залегают многочисленные озера, из которых берут свое начало три великие русские реки: Волга, Днепр и Западная Двина. От этого плоскогорья область Двины и ее притоков постепенно понижается к Балтийскому морю. Ее равнинный характер нарушает только гряда холмов, которые отделяются от плоскогорья, пересекают течение Двины, Верхней Березины, Вилии и теряются в низменностях реки Немана. Все это пространство с его скудною, песчано-глинистою почвою, обилием стоячих и текучих вод, с его дремучими лесами, преимущественно еловыми, издревле было обитаемо многочисленным славянским племенем, известным под именем кривичей. Уже с самого начала Русской истории мы находим в Кривской земле два средоточия, около которых развивалась местная, областная жизнь этого племени. То были Смоленск и Полоцк. Последний, как известно, ранее других областей выделился из общего состава собранной киевскими князьями Руси, получив особую династию в лице потомков урожденной полоцкой княжны Рогнеды и ее сына Изяслава Владимировича. Смоленская же область получила свою особую ветвь русского княжеского рода с половины XII века. Вместе с Волынью она сделалась наследственным владением старшей линии Мономаховичей, т.е. потомков Мстислава I: Волынь досталась в удел его сыну Изяславу II, а Смоленск – другому сыну, Ростиславу. Известна неизменная дружба, которая связывала этих двух братьев, их борьба за Киев с дядею Юрием и черниговскими князьями.

Ростислав-Михаил ознаменовал себя внутренним устроением Смоленской земли, в особенности попечениями о делах церковных и постройкою храмов. До него хотя упоминаются некоторые епископы в Смоленске, но особой архиерейской кафедры здесь еще не было. В церковном отношении Смоленск причислялся к епископии южного Переяславля. Ростислав еще при жизни своего отца Мстислава испросил позволение устроить особую епископию для Смоленской области, а в исполнение привел уже после его смерти. В 1137 году с благословения киевского митрополита Михаила II смоленским епископом был поставлен грек Мануил-скопец, обративший на себя общее внимание своим прекрасным голосом ("певец гораздый", по выражению летописи). Спустя десять лет, при поставлении Климента Смолятича на Киевскую митрополию собором епископов, этот Мануил, как известно, явился противником его и сторонником греческой партии, которая отрицала право русских епископов ставить себе митрополита без разрешения константинопольского патриарха. Великий князь Изяслав II и митрополит Климент сильно гневались за то на Мануила; но Ростислав, по-видимому, оборонял его от преследования. К той же эпохе относится данная этим князем уставная грамота 1150 года. В ней с клятвою для своих преемников князь подтверждает отделение Смоленской епархии от Переяславской и определяет доходы епископа и соборного Успенского храма. Для них главным образом назначается десятина с тех даней Смоленской земли, которые собирались на князя и княгиню. Из грамоты видно, что десятая часть одних денежных сборов простиралась до 300 гривен; кроме того в пользу Успенского храма назначены села, разные угодья и, наконец, доход от церковных судов.

С перемещением Ростислава-Михаила на великий Киевский стол Смоленск перешел к его старшему сыну Роману; прочие сыновья (Рюрик, Давид, Мстислав) получили свои уделы также в Смоленской области. Но их честолюбие простиралось за ее пределы. Известно деятельное участие смоленских Ростиславичей в последующих событиях Южной Руси и в киевских переворотах. Сначала они помогали своему двоюродному брату Мстиславу Изяславичу овладеть Киевом; потом двоюродному дяде Андрею Боголюбскому помогли изгнать Мстислава из Киева; но вскоре затем восстали против Боголюбского и прогнали суздальские войска из Киевской земли. Некоторые из братьев в это время получали в ней уделы; именно: Давид сел в Вышгороде, а младший, Мстислав Храбрый, в Белгороде; последний вскоре был призван в Новгород Великий и уступил Белгород Рюрику. Старший брат Роман занял было и самый Киевский стол; но после разных превратностей уступил его Святославу Всеволодовичу Черниговскому, а сам воротился в Смоленск, где скончался в 1180 г., и его каменная гробница поставлена в соборном храме Богородицы. По словам летописца, этот князь был высок ростом, плечист "красен лицом" (красив), нрав имел незлобивый, и смоляне оплакивали его в особенности за доброту. Вдовая же княгиня его (дочь Святослава Ольговича Черниговского), стоя у гроба, причитала такими словами: "Царю мой благий, кроткий, смиренный и правдивый! Воистину тебе наречено имя Роман (христианское имя св. Бориса), коему ты уподобился всею добродетелью. Многие досады принял ты от Смольнян; однако не видели тебя, господина, никогда воздающего им злом, а все возлагающего на Божью волю". По некоторым признакам, действительно характер смолян в это время носил черты, общие с беспокойными новгородцами и киевлянами.

После помянутого выше вероломного нападения великого князя киевского Святослава Всеволодовича на Давида Ростиславича во время охоты Рюрик Ростиславич послал Давида в Смоленск к старшему брату просить помощи против Ольговичей. Случилось так, что Давид не застал в живых Романа, а приехал туда тотчас после его кончины. Епископ Константин, игумены, священники и граждане встретили Давида с крестами и проводили его в соборный храм, где с обычными обрядами посадили его на стол отний и дедний. Подобные знаки народной преданности не помешали, однако, смолянам потом войти с ним в некоторые распри. Известно, как в 1185 году во время общего похода на половцев смоленская рать у Треполя составила вече против своего князя и отказалась идти далее. Давид, однако, не был так кроток и мягок, как его отец Ростислав или брат Роман. По крайней мере, когда в следующем 1186 году произошли новые смуты и мятежи в Смоленске, он казнил многих "лучших", или именитых, граждан.

Понятно, что при таких распрях с князем население не всегда усердно поддерживало его во внешних столкновениях. В 1195 году Давиду пришлось оборонять свою землю с двух сторон: от князей черниговских и полоцких. Ольговичи вели борьбу с родом Мономаха из-за Киева; а полоцкие князья враждовали со смоленскими из-за Витебского удела, которым смоленские стремились завладеть. Ярослав Всеволодович Черниговский послал своего племянника Олега Святославича к Витебску на помощь полочанам против смолян; черниговцы на пути начали воевать Смоленскую землю. Давид отправил на них своего племянника Мстислава Романовича. Была вторая неделя Великого поста, лежал глубокий снег. Черниговцы расположились около лесу, притоптали вокруг себя снег и приготовились встретить неприятеля; с ними успел соединиться полоцкий отряд под начальством друтского князя Бориса. Мстислав Романович ударил на черниговцев и обратил их в бегство. Но в то время, как он с конного дружиною гнался за разбитыми черниговцами, смоленский полк, с своим тысяцким отряженный на полочан, при встрече с ними бежал почти без битвы. Полочане не стали преследовать смолян; а ударили в тыл пешему полку Мстислава Романовича и смяли его. Молодой князь вернулся из погони и, считая себя уже победителем, неосторожно въехал в средину полочан и был захвачен ими в плен. Тогда и Олег Святославич воротился на поле битвы с черниговцами. Он выпросил себе у Бориса Друтского его пленника и послал в Чернигов к дяде Ярославу такую весть: "Мстислава я взял и полк его победил, а также Давидов Смоленский полк. Пленные Смольняне сказывают, что их братья не ладно живут с Давидом. Такого удобного времени, как ныне, нам уже не будет, отче; совокупляй свою братию и приходи немедля, чтобы нам взять свою часть". Ярослав и все Ольговичи обрадовались этой вести и поспешили выступить в поход, чтобы напасть на самый Смоленск. Но великий князь Рюрик Ростиславич, находившийся тогда в Овруче, послал наперерез Ярославу своих бояр с крестными грамотами и велел сказать ему: "Ты хочешь брата моего погубить, уже отступился от ряду и крестного целования, то вот тебе назад твои крестные грамоты; ступай к Смоленску, а я пойду к Чернигову; пусть нас рассудит Бог и крест честный". Угроза подействовала, и Ярослав воротился с похода.

Давид Ростиславич скончался в 1197 году, после семнадцатилетнего княжения в Смоленске. Перед смертью он велел отнести себя в монастырь на Смядыне и постричь его в монашеский чин. Там он и был погребен в построенной его отцом церкви Бориса и Глеба. По словам летописца, Давид был среднего роста, красив лицом, любил монашеский чин и наделял монастыри; имел ратный дух, золота и серебра не собирал, а раздавал своей дружине; злых людей казнил.

Смоленский стол перешел к старшему племяннику Давида, Мстиславу Романовичу, бывшему черниговскому пленнику. Этот князь занимал его также лет семнадцать; а потом перешел на великий стол Киевский, где посадил его двоюродный брат Мстислав Мстилавич Торопецкий, по прозванию Удалой, изгнавший из Киева Всеволода Чермного. Смоленский стол после того занимали по порядку старшинства другие двоюродные братья, сначала Владимир Рюрикович, а потом Мстислав-Феодор Давидович. Последний особенно известен по своему торговому договору 1229 года с Ригою, Готландом и немецкими городами. Договор этот подтверждает свободное плавание гостей по реке Двине от верховья до устья. Товары немецкие обыкновенно поднимались на ладьях вверх по Двине (и, вероятно, по ее левому притоку Каспле) до той пристани, где они перегружались на телеги, и уже волоком или сухопутьем доставлялись в Смоленск. Для такой доставки существовала туземная артель возчиков, или "волочан", которыми заведовал особый староста, или тиун. В случае какой утраты товара при перевозке через волок убыток платила вся артель. Когда весною на пристани скоплялось много судов с товаром, то смоленские и немецкие купцы метали жребий, чей товар должен быть перевезен наперед. А иногородние русские купцы в таком случае без всякого жребия перевозили свой товар после туземных и немецких. Любопытно, что договор ставит немецким гостям в обязанность: по прибытии в Смоленск подносить княгине в подарок постав или кусок полотна, а тиуну волочанскому дарить готские "перстатыя" рукавицы, т. е. перчатки. На печати, приложенной к этому договору, Мстислав-Феодор называет себя "великим князем". По примеру Киева и Владимира-на-Клязьме этот титул начали присваивать себе старшие князья и других русских областей.

Смоленская земля занимала весьма выгодное географическое положение. Она лежала в средине Древней Руси, на западной окраине Алаунской возвышенности, и владела верховьями трех больших рек, Днепра, Двины и Волги, которые открывали ей судоходное сообщение почти со всеми краями России; что делало ее посредницею в торговле между Новгородом и Киевом, между Суздальским и Прибалтийскими краями. Скудость почвы возмещалась промышленным, торговым духом населения. Окруженная со всех сторон русскими областями, эта земля мало подвергалась нападениям иноплеменных народов; менее других страдала и от княжеских междоусобий. Необширная по своим размерам, она изобиловала городами и селами, в которых обитало зажиточное население.

Средоточие этой ветви кривичей, город Смоленск расположен на холмистом левом берегу Днепра, пересеченном глубокими оврагами и лощинами. На самом возвышенном из городских холмов стояла главная смоленская святыня, соборный каменный храм в честь Успения Богородицы, построенный Владимиром Мономахом, конечно, в том же греческом архитектурном стиле, как храмы киевские и черниговские. В этом соборе находилась весьма чтимая икона Богородицы Одигитрии (путеводительницы), по словам предания, написанная евангелистом Лукою; она была перенесена в Россию греческою царевною, матерью Владимира Мономаха. Внук его и главный устроитель Смоленского княжества, Ростислав, также украсил свой стольный город построением храмов и монастырей. Особенно замечательна из них Борисоглебская церковь в Смядынском монастыре, который находится за городом посреди лесов, при впадении речки Смядыни в Днепр, подле того места, где, по преданию, был убит св. Глеб Муромский. Тому же князю приписывают основание храма Петра и Павла в Заднепровском предместье, т.е. на правом берегу реки. Сыновья его подражали отцу в строительной деятельности. Так, памятью Романа служит каменный храм во имя Иоанна Богослова; а Давид Ростиславич соорудил при княжеском тереме храм Михаила и богато украсил его иконами, на которых блистало золото, жемчуг и дорогие каменья. Если верить летописцу, подобной церкви тогда не было в "полунощной стране", и все приходящие дивились ее красоте; а сам князь-строитель имел обычай ежедневно ходить в эту церковь.

Если Чернигов, столь близкий Киеву, старался разделить с ним славу его святынь и основание своих главных монастырей приписывал Антонию Печерскому, то другие, более отдаленные области русские не замедлили соревновать Киеву в прославлении своих собственных подвижников. Таким образом, мало-помалу почти в каждой из древнерусских земель, особенно в стольных городах, прославляются свои местночтимые угодники рядом с подвижниками греческой церкви или с такими общерусскими святыми, как Борис и Глеб.

Старейшим смоленским угодником является преподобный Авраамий. Житие его некоторыми чертами напоминает Феодосия Печерского. Видим то же неодолимое влечение к иноческим подвигам с самой ранней юности, то же прилежание к книжному учению и такое же настоятельство монастыря, основанного в честь Богородицы подле самого города. Монастырь этот сделался известен более под именем Спасо-Авраамиевского. Жизнь и подвиги святого относятся ко второй половине XII и к первой четверти XIII века. В первой же половине XIII жил другой местночтимый подвижник, Меркурий, который был пришлецом с Запада и принадлежал сначала Латинской церкви. Он находился на службе Смоленского князя; по словам предания, отразил от столицы татарское полчище; но при этом пал и был погребен в соборном Успенском храме.

Кроме монастырей, храмов и княжих теремов, Смоленск обиловал гостиными дворами и лавками как туземных купцов, так иногородних и иноземных. Между последними преобладали гости варяжские и немецкие, которые имели не только свои дворы, но и собственные латинские храмы или божницы. Договор 1229 года упоминает о храме "Немецкой Богородицы", в котором, так же как в Успенском соборе, хранились для проверки образцы весовых мер, употреблявшихся в торговле. О том, как был велик и многолюден древний Смоленск, можно судить по следующему известию летописи. В 1230 году свирепствовала в том краю моровая язва. В городе по этому случаю устроено было четыре скудельницы, или общие могилы, и в них похоронено более тридцати тысяч человек! В том же году скончался и сам князь Мстислав Давидович. По торговле и богатству жителей Смоленск уступал только Киеву и соперничал с Великим Новгородом. Изяслав II, приглашая брата Ростислава к совокупному действию против Юрия Долгорукого, говорил: "Там у тебя Новгород сильный и Смоленск".

Из других приднепровских городов этой земли заслуживают внимания Дорогобуж выше и Красный ниже Смоленска, еще ниже Орша и Копыс.  Тут Днепр углом поворачивает на юг и далее своим течением отделяет Смоленскую землю от Полоцкой. Граница смоленская, шедшая на север от утла, перерезывала течение Двины около устья рек Каспли с одной стороны и Усвята – с другой и продолжалась на Ловать, откуда по рубежу новгородскому заворачивала на восток к верховьям Волги; потом следовала ее течению и оканчивалась где-то между Ржевом и Зубцовым, из которых первый город принадлежал смоленским князьям, а второй – суздальским. Северный край Смоленской земли составлял Торопецкий удел, принадлежавший знаменитому Мстиславу Удалому. Город Торопецна Торопе, правом притоке Двины, был одним из наиболее торговых и промышленных смоленских городов. Кроме волжской Ржевы, к этому уделу, кажется, относился тогда и Xолм,  стоявший на самой новгородской границе, при впадении речки Куньи в Ловать.

Восточный край Смоленской земли заключал верховья трех левых притоков Оки, именно: Угры, Протвы и Москвы. Здесь помещались уделы Вяземский и Можайский. Город Можайск,  лежавший на берегах Москвы, находился на пограничье с Суздальской землей. А на Протве жил в те времена остаток литовского народца Голяди, который вследствие какого-то движения племен очутился посреди славян и был покорен Русью в XI веке. Вязьма расположена на левом притоке Днепра, речке Вязьме, которая уже самым своим названием указывает на вязкую, т.е. глинистую и болотистую почву своих берегов. Южные уделы Смоленской земли обнимали верховья Десны и Сожи. Здесь, на черниговском пограничье, находились города Ростиславль и Мстислав, оба на притоках Сожи, Осетре и Вехре. Упомянутая выше уставная грамота Ростислава называет многие смоленские села; некоторые из них являются впоследствии; например, Ельня – на верховьях Десны и Прупой (Пропойск) – при впадении Прони в Сож. Последний, вероятно, по своему населению принадлежал уже не столько кривичам, сколько радимичам: ибо тут же недалеко протекала известная их речка Пищана[1].