V. УКРАИНСКАЯ РУИНА

 

(продолжение)

 

Избрание Брюховецкого. – Неудачное нашествие короля. – Тетеря. – Вражда епископа с гетманом. – Последний в Москве. – Правобережный гетман Дорошенко.

 

Брюховецкий

Иван Брюховецкий. Изображение XVII века

Взаимные обвинения в измене, толки и пересылки Украины с Москвой о выборе настоящего гетмана разрешились только в следующем 1663 году. Государь послал окольничего князя Даниила Великого Гагина с указом всем властям, чтобы собрать большую черную раду, которая должна выбрать гетмана вольными голосами по старым войсковым правилам, утвержденным Переяславскими статьями при Богдане Хмельницком. Эта рада собралась под Нежином. Несмотря на возражения взаимнопомирившихся Самка и Золотаренка, к участию в этой раде допущен был Брюховецкий со своими запорожцами, о чем хлопотал епископ Мефодий, который и сам прибыл на раду. Черная рада началась 17 июня. Одни закричали: Брюховецкого! Другие: Самка! Вопрос был решен силой, запорожцы и вообще сторонники первого бросились в драку на самковцев и одолели их. Самко протестовал против насильственного выбора своего противника и потребовал новой рады. На другой день, 18 июня, собрали раду опять. Тут Брюховецкий был выбран подавляющим числом голосов, ибо на его сторону успели перейти самковцы. Тогда Гагин утвердил его избрание, а епископ Мефодий в местной соборной церкви св. Николая привел его к присяге на верность великому государю. Новый гетман ознаменовал свое торжество тем, что дал волю запорожцам побить некоторых полковников и заменить их людьми преданными. Мало того, он, вместе с Мефодием, испросил у Московского правительства разрешение отдать на войсковой суд людей, обвиняемых в измене. Этот суд приговорил к смертной казни нескольких человек из старшины; в их числе потом были казнены Самко и Золотаренко. Несколько других обвиненных в оковах отправили в Москву. Самко и Золотаренко, конечно, не были образцами добродетели; но, как мы видели, они оказали немалые услуги Москве и ни в коем случае не заслуживали такой жестокой кары. Измена их не была доказана, и они погибли жертвой клеветы и злобы коварного Брюховецкого, которому Великороссийское правительство выдало их также неосновательно, как впоследствии Искру и Кочубея столь же коварному Мазепе. Вообще московские правители долгое время не могли разобраться в украинских отношениях и лицах и постоянно делали промахи как в выборе последних, так и в своих с ними поступках.

Брюховецкий первые годы своего гетманства, по-видимому, усердно служил Москве в борьбе с поляками и казаками-изменниками. Эта борьбавелась большей частью мелкими партиями и осадами или обороной городов. Подущениями правобережного гетмана Тетери некоторые поднепровские города на левом берегу передались на его сторону, каковы Кременчуг, Поток и Переволочна; сюда явился его наказной гетман Петр Дорошенко; с русской стороны действовал небольшой конный отряд московского стряпчего Григория Косагова, с которым по временам соединялся Серко с горстью запорожцев и калмыков. Чтобы отвлечь татар от помощи полякам, они ходили также под самый Перекоп, и в октябре едва не взяли татарскую крепость. Брюховецкий, подкрепленный воеводой Хлоповым, между тем отобрал изменившие поднепровские города. Но в это время в Москву пришла тревожная весть о том, что король собирает силы и снова зовет крымцев, чтобы лично напасть на левобережную Украину и отвоевать ее так же, как он почти отвоевал Белоруссию. И гетман Брюховецкий, и епископ Мефодий усилили свои просьбы о присылке большого войска для обороны Киева и всей Украины. Мефодий еще дружит с гетманом и хвалит царю его службу, конечно, надеясь с его помощью достигнуть митрополичьей кафедры; он только предупреждает о непостоянстве и шатости малороссийских жителей вообще. Коварный Брюховецкий, наоборот, уже подкапывается под Мефодия, находя его преданность Москве неудобной для своих стремлений к увеличению гетманской власти и своему личному обогащению. Он лицемерно изъявляет желание, чтобы на Киевскую митрополию было поставлено лицо из московского духовенства; между тем втайне дает знать, что киевские монахи находятся в сношении с Тетерей, а старица Ангелина, которая учит грамоте дочь Мефодия, передает Тетере и полякам все, что услышит от своей ученицы. Он жалуется тоже на медленность кн. Ромодановского, который не спешит с ним соединиться. «Приход королев на Украину дело великое – пишет он киевскому полковнику Дворецкому: – от них ничем не откупишься, а я своей лысой головой силы неприятельские не сдержу». Из Москвы дьяк Приказа Тайных дел Башмаков привез подарки казацкой старшине; но в то же время потребовал от нее новой подписи Переяславских статей, на которых присягал Юрий Хмельницкий. Гетман и старшина отговариваются военным временем, разорением страны и разделением ее после Юрия на две части. Особенно им не нравятся статьи о сборе городских и земских доходов в царскую казну и на жалованье войску Запорожскому, так как эти доходы гетман и старшина обращали в свою пользу. 19 ноября однако на съезде в Батурине они подписали статьи. Но Башмаков продолжал предъявлять разные требования; между ними главное и обычное место занимало крепостное право, т. е. обязательство впредь не принимать в малороссийские города московских служилых людей, боярских холопей и крестьян, а настоящих беглецов сыскивать и отправлять на прежние места; далее требовалось сделать перепись казакам, мещанам, крестьянам, их землям и угодьям, а также всем арендам и торговым дворам для обложения их оброком, запретить малороссиянам ездить в московские земли с вином и табаком, выдавать хлебные запасы на прокормление московским ратным людям в Малороссии и пр.

Нашествие короля между тем началось.

Ян Казимир успел собрать до 40.000 коронного войска вместе с казаками гетмана Тетери; к нему должно было присоединиться вспомогательное татарское полчище. С королем шли лучшие польские военачальники, каковы, кроме коронного гетмана Потоцкого, Чарнецкий и будущий король Ян Собеский. С ним же должны были соединиться литовские гетманы Сапега и Пац. После покорения всей Украины Ян Казимир грозил идти на самую Москву. Но там знали о надвигавшейся опасности и в свою очередь придвинули к юго-западным границам войска, которые только можно было собрать; начальство над ними вручили Якову Куденетовичу Черкасскому с товарищи. На Украине с гетманом Брюховецким соединился известный белгородский воевода князь Гр. Гр. Ромодановский.

Под Ржищевом польское войско перешло Днепр. Время года было выбрано неудачно для похода. Наступил уже ноябрь месяц, и стояла ненастная погода. Приходилось двигаться по глубоким черноземным грязям и топким болотистым местам; надежда найти достаточное продовольствие в плодоносной Украине была обманута, лошади падали от бескормицы; жители, вместо ожидаемой покорности, враждебно относились к полякам; а союзные татары своей страстью к разорению и полону еще более возбуждали украинцев против поляков. Эти хищные союзники оказали им мало помощи, потому что встретили тут своих степных соперников, еще более свирепых и диких – калмыков. Около того времени поступившие под высокую руку Московского государя, калмыки прислали несколько тысяч своих наездников на помощь царским казакам. Эти темно-желтые устрашающие своим видом наездники искусно действовали стрелами, а еще лучше копьями, они особенно наводили страх на крымцев тем, что не давали пощады и не брали пленных, а убивали всякого попавшего в их руки. Татары в первое время так их боялись, Что при встрече с ними не выдерживали и обращались в бегство. Притом Серко и Косагов с запорожцами и калмыками сделали набег на Крым, чтобы отвлечь татар, и действительно, часть последних вскоре оставила своих союзников и поспешила на защиту собственных улусов. Несколько незначительных городов (в насмешку называемых «курятниками») вначале сдались полякам; но тем окончились их успехи. Другие города, лучше укрепленные и вооруженные, пришлось брать осадой или приступом и терять много людей; а Ромодановский и Брюховецкий, по указу из Москвы, отступили к Путивлю; но постоянно тревожили неприятели мелкими отрядами, которые перехватывали партии фуражиров. Король дошел до Остра на Десне, и здесь на некоторое время остановился. В январе 1664 года он двинулся далее, и подступил к Глухову; французские инженеры, находившиеся в польской службе, тщетно обстреливали эту неважную крепость (отнесенную к разряду «курятников»); ее земляные валы, политые водой, покрылись ледяным слоем, по которому скользили ядра; а засевший в ней казацкий гарнизон мужественно отбивал отчаянные приступы; его одушевлению и стойкости немало содействовали своими увещаниями глуховские священники, с протопопом Ив. Шматковским во главе. Король упорствовал; Чарнецкий сам ходил на штурм, но крепость устояла. Пришло известие, что на помощь ей двигается гетман Брюховецкий с князем Ромодановским, а запорожский кошевой Серко вошел в западную Украину и успешно возмущает ее против короля. Последний со стыдом отступил от Глухова и двинулся на север; тут соединилось с ним литовское войско, предводимое Пацем и Полубенским. Затем следовали бесплодный поход Полубенского в Карачевский уезд и неудачная попытка самого короля на Новгород-Северский; мещане и казаки, убеждаемые пребывавшим здесь епископом Лазарем Барановичем, сохранили верность царю и усердно помогали московскому гарнизону выдержать осаду и бомбардировку города. Наступила оттепель и весенняя распутица. Ян Казимир, теснимый полками Ромодановского, Хлопова, П. В. Шереметева и Брюховецкого, отступил на Кричев и Могилев, а в мае воротился, в Вильну. Куденетовича обвиняют в том, что он не умел совершенно уничтожить польское войско. Во всяком случае широко задуманное, но плохо и не вовремя исполненное нашествие Яна Казимира на восточную Украину окончилось полной неудачей. Успеху обороны, как видно, много помогало местное православное духовенство. Кроме епископа Мефодия, Лазаря Барановича и глуховского протопопа Шматковского, в эту тяжелую годину выдвинулся еще нежинский протопоп Симеон Адамович, который не ограничил свою деятельность одним Нежином, а рассылал вообще по Украине письменные увещания, чтобы горожане и казаки не склонялись на королевские прелести (т. е. льстивые грамоты).

Правобережное православное духовенство также старалось вновь возбудить движение против поляков, и тем именно способствовало успеху Серка во время его вторжения в южную часть Западной Украины. При его приближении местные горожане сами принимались истреблять ляхов и жuдов. На сторону царя перешли полки Браславский и Кальницкий, поднестрянские города Могилев и Рашков, Уманский повет и пр. Соединясь с Косаговым, Серко осадил Чигирин, где заперся Тетеря; а гетман Брюховецкий вместе с воеводой Скуратовым осадил Канев. Во главе правобережного духовенства, возбуждавшего противопольское движение, стал, по-видимому, сам новый митрополит Иосиф Тукальский. В мае 1663 года умер Дионисий Балабан, пребывавший в Корсуни. В том же городе собрались в ноябре представители православного духовенства и миряне для избрания ему преемника, при участии гетмана Тетери. Избиратели разделились на две партии: одна предлагала Мстиславского епископа Иосифа Тукальского, другая епископа перемышльского Антония Винницкого. После многих споров митрополичья кафедра утверждена королем за Иосифом Тукальским.

По некоторым известиям, в связи с этим митрополитом во главе противупольского движения задумал стать и бывший гетман-изменник пресловутый Иван Выговский. Очевидно, изменой царю он не достиг своих честолюбивых целей: польское правительство не только не исполняло статьи заключенного с ним Гадячского договора, но и вообще показывало пренебрежение к столь ярким заслугам Выговского; не возвращало ему гетманства и оставило за ним только титул воеводы Киевского. Вероятно не интересы народности и церкви, а более личные счеты побудили его к новой попытке против польского владычества. Он стал сочувственно относиться к убеждениям духовенства и побуждать полковника Сулиму к восстанию. О замыслах Тукальского и Выговского уведомил поляков Павел Тетеря, не любивший ни того, ни другого. Полковник Маховский схватил Выговского, самовольно предал его военному суду и расстрелял в Корсуни, как изменника, в марте 1664 года. А митрополит Иосиф вместе с замешанными в том же деле иноком Гедеоном (Юрием) Хмельницким были схвачены и заточены в прусскую крепость Мариенбург, где провели около двух лет. Отношения казаков к полякам на Западной Украине после того обострились еще более. Для усмирения ее послан был знаменитый Стефан Чарнецкий. Он подошел к Чигирину, но вследствие ряда битв с Серком и Косаговым должен был отступить. Потом Чарнецкий и коронный хорунжий Собеский вместе с татарами и гетманом Тетерей напали на Брюховецкого и Скуратова, которые овладели Каневым. После неоднократных и упорных стычек неприятель был отбит. Чарнецкий отошел в Белую Церковь и осадил крепкое местечко Ставищи. На первый раз осада была неудачна. Чарнецкий опять явился под эту крепость в декабре, взял ее жестоким штурмом и сжег до основания. Но на этом штурме он получил тяжелую рану, от которой вскоре и умер. Таким образом Украина освободилась от сего прославившегося и своим военным талантом, и своей жестокостью польского полководца, которого казаки и москвитяне прозвали «рябой собакой». Итак, на Западной Украине шла война русских с поляками с переменным счастьем, хотя с явным перевесом на русской стороне. Война эта велась небольшими войсками и не имела решительного характера, именно по причине малолюдства с той и другой стороны. Поляки не могли выставить больших сил; ибо в то время (в 1665 году) происходило в Польше междоусобие, вследствие мятежа гетмана Любомирского, и главные силы были заняты сим междоусобием. Преемник Чарнецкого, Яблоновский оставил гарнизон в немногих городах (Чигирине, Корсуни, Белой Церкви) и отступил в Польшу с своим небольшим войском, требовавшим уплаты жалованья. Павел Тетеря, в виду казацких измен и малой поддержки со стороны поляков, сложил с себя булаву и тоже уехал в Польшу. Для русских наступило самое благоприятное время, чтобы овладеть Западной Украиной. Но не было для того достаточно войска, а из Москвы медлили присылкой большой рати, несмотря на слезные просьбы местной старшины. Некий Стефан Опара воспользовался обстоятельствами, провозгласил себя гетманом правой стороны и обратился за помощью к крымскому хану. Но когда татары пришли, их склонил на свою сторону более хитрый и энергичный полковник Петр Дорошенко. Опара был схвачен и отправлен в Польшу, а гетманом правобережной или «тогобачной» Украины провозглашен Дорошенко.

Успеху русских сторонников немало мешала в то время вражда главных сановников украинских, епископа Мефодия и гетмана Брюховецкого.

Брюховецкий

Гетман Иван Брюховецкий. Почтовая марка Украины, 2002 г.

 

Укрепясь в гетманском сане, честолюбец и корыстолюбец Брюховецкий конечно не замедлил проявить свои домогательства, направленные к усилению собственной, т. е. гетманской, власти. Во-первых, он пожелал самостоятельно сноситься с соседними владетелями, как это было при Богдане Хмельницком; а прежде всего выхлопотал у царя себе право непосредственных сношений с крымским ханом, обещая отвлечь его от союза с Польшей и склонить на сторону Москвы. Затем он пожелал, кроме казаков, подчинить себе и городское сословие; для чего пытался ограничить его магдебургские привилегии или самоуправление, чтобы облагать мещан поборами в свою пользу; с этой целью самовольно разослал по городам своих агентов, чтобы произвести перепись городского населения и потребовать от мещан выдачи ему данных польскими королями привилеев. Так как главное противодействие ожидало его со стороны духовенства, не подчиненного гетманской власти, то Брюховецкий старался всячески набросить на него тень в глазах Московского правительства; особенно обвинял киевских монахов в шатости и пронырстве, а епископа Мефодия в наклонности к латинству и в тайных сношениях с правобережными изменниками. Мефодий со своей стороны платил гетману той же монетой. Он посылал в Москву сетование на данное Брюховецкому разрешение сноситься с ханом, заступался перед Москвой за магдебургские привилегии горожан, внушал ей, что гетману и старшине должны быть подчинены только казаки; денежные сборы от мещан и крестьян должны поступать отнюдь не в гетманскую казну, но в казну государеву на жалованье казацкому войску, а хлебные сборы – на прокормление московских ратных людей, стоявших на Украине. Мефодий пытался даже устранить Брюховецкого, предлагая на его место Тетерю, который мог бы возвратить Западную Украину под власть великого государя и скорее помирить Москву со своим союзником ханом. Для этого он вошел с Тетерей в переговоры, о которых доносил московскому правительству, но которые остались бесплодны. Вообще епископ был крайне неудобен для гетмана уже тем, что постоянно сообщал в Москву сведения о состоянии и ходе дел в Малороссии. В феврале 1665 г. он лично приехал в столицу, и тут подал в Малороссийский Приказ докладную записку, в которой обстоятельно доказывал, во-первых, необходимость послать сильное войско для подчинения Западной Малороссии, пользуясь благоприятным для того временем, именно происходившим в Польше мятежом Любомирского; а во-вторых, подробно критиковал планы и меры Брюховецкого, направленные к усилению гетманской власти и к его личному обогащению, и вообще настаивал на точном исполнении договорных статей Москвы с Богданом Хмельницким и его преемниками. И Брюховеций, и Мефодий просили об усилении московских гарнизонов в главных украинских городах. Но гетман имел в виду опереться на них в случае какого движения против себя со стороны непокорных казаков и старшины. А епископ радел при этом о закреплении края за великим государем, и советовал кроме того для надзора за гетманом держать при нем особого воеводу с тысячью ратных людей, под предлогом его охраны. Гетман же просил назначить к его особе не более сотни московских солдат и притом в полную его команду.

Московское правительство благосклонно расспрашивало и выслушивало суждения и планы Мефодия о малороссийских делах, и только в июле отпустило его обратно на Украину. А в сентябре приехал давно собиравшийся в Москву и сам гетман Иван Мартынович Брюховецкий с некоторыми членами войсковой старшины и городских магистратов. Ему оказаны были почетная встреча и потом милостивый царский прием; поместили его со свитой на Посольском дворе с отпуском кормовых денег. Затем начались переговоры с ним Малороссийского приказа; последний на основании сведений и внушений, полученных от Мефодия, более всего настаивал на том, чтобы денежные сборы с малороссийских жителей поступали в казну не гетмана, а великого государя и производились бы они под надзором московских воевод людьми, выбранными из местных жителей. После многих возражений Брюховецкий уступил и согласился на это требование. Московское правительство со своей стороны сделало ему некоторые уступки, и между прочим согласилось назначить к его особе только 100 ратных людей. Целый месяц длились эти переговоры. Когда они окончились, царь пожаловал гетмана боярским саном и дал ему грамоту на просимые им большие наследственные маетности; а вся войсковая старшина (обозный, судья, писарь, есаулы и полковники) пожалованы в дворяне. Таким образом, Москва как бы подражала Польше, с ее пожалованием гетмана сенаторством, а старшину шляхетством. Чтобы еще теснее скрепить свою связь с Москвой и доказать свою преданность государю, Иван Мартынович, как человек холостой, уже в начале своего пребывания в Москве бил челом о назначении ему невесты. Но эта просьба была удовлетворена только после подписания им означенных статей. Он прежде высказывал, что, будучи уже лысым, желал бы взять за себя из Москвы какую-либо вдову. Теперь его спросили кого он хочет: вдову или девицу? Гетман-боярин решительно просил девицу. Государь дал ему в Москве дочь окольничего князя Дм. Алексеев. Долгорукова. В конце декабря Иван Мартынович и его свита, осыпанная царскими милостями и подарками, выехали из Москвы обратно на Украину[1].

Пока Брюховецкий благодушествовал в Москве, дела на Украине значительно усложнились и повернулись не в нашу пользу. Энергичный Дорошенко, подкрепленный татарами, начал наступательное движение на города, отложившиеся от Польши. Сначала он встретил мужественный отпор при осаде Браслава от его полковника Дрозда и под Мотовиловкой от овруцкого полковника Демьяна Децика. Попытка правобережных казаков перейти на левую сторону была отбита. Но потом обстоятельства изменились. Не получая ниоткуда помощи, осажденный Дрозд принужден был сдаться; Децик отступил к Киеву; Мотовиловку захватили поляки из Белой Церкви и союзные им черкасы. Воевода киевский князь Львов, человек престарелый и болезненный, действовал вяло и неудачно; даже на восточной стороне население местами волновалось вследствие обид и насилий от ратных людей, преимущественно от наемных полковников, ротмистров и капитанов из немцев и ляхов. Епископ Мефодий и наказной гетман, переяславский полковник Ермоленко, писали в Москву усильные просьбы о присылке подкреплений и скорейшем возвращении гетмана Брюховецкого.

На место князя Львова воеводой в Киев был послан боярин Петр Вас. Шереметев (двоюродный брат В. Б. Шереметева и отец знаменитого фельдмаршала), который привел с собой несколько тысяч свежего войска и с успехом начал действовать в смысле умиротворения Малоросии. Татары покинули Дорошенка и ушли в Крым, где в то время происходила перемена хана: хищный, жестокий Мухамед-Гирей был смещен за свои попытки вести самостоятельную от Порты политику; на его место прислан из Константинополя Аадиль-Гирей, а потому возбуждавший волнение среди татарской знати и даже неповиновение со стороны некоторых мурз, именно Ширинских. По характеру своему новый хан был способен поддерживать мирные отношения с соседями, и потому охотно готов был прекратить враждебные столкновения с Москвой. Но гетман Брюховецкий оказался мало способным водворить мир и спокойствие в своей части Украины, а тем более воссоединить с ней всю западную часть и вытеснить из последней предприимчивого Дорошенка. Уже самый титул боярина не понравился казачеству, как новость, не соответствовавшая его демократическим стремлениям. Горожане не любили его за попытки отнять у них магдебургские привилеи; а более и более проявлявшаяся страсть к наживе, захват разных маетностей и угодий, в том числе монастырских, и всякие незаконные поборы скоро сделали его нелюбимым со стороны почти всего населения. Стремление к усилению своей власти и наклонность к интригам теперь окончательно обострили его отношения с блюстителем митрополичьей кафедры епископом Мефодием и малороссийской духовной иерархией вообще. Главным поводом к тому послужил вопрос именно об этой кафедре. Брюховецкий во время пребывания в Москве для доказательства своей преданности, под предлогом вящего закрепления Малой России за царем, просил не только прислать воевод с ратными людьми во многие малороссийские города, но также поставить на Киевскую митрополию московское духовное лицо; причем он продолжал обвинять Киевское духовенство и его школы в наклонности к латинству. На последнюю просьбу Московское правительство отвечало уклончиво, обещало подумать и снестись с Цареградским патриархом. Оно отнюдь не желало пока возбуждать неудовольствие местной иерархии вопросом о митрополичьей кафедре и отлагало это дело до более благоприятного времени. Однако слух о сей статье переговоров дошел до Киевского черного духовенства, и притом в преувеличенном виде, при двусмысленных речах на этот счет самого гетмана. Встревоженное духовенство обратилось к Киевскому воеводе. Блюститель митрополии епископ Мефодий, печерский архимандрит Иннокентий Гизель, ректор Братского училища Иоанникий Голятовский, выдубецкий игумен Старушич и другие игумны 21 февраля 1666 г. приехали к Шереметеву и заявили ему о своем желании послать в Москву челобитье, чтобы царь не велел отнимать у них старых вольностей и прав, т. е. оставил бы за ними право выбирать митрополита и находиться под благословением Цареградского патриарха.

Воевода старался их разуверить и говорил, что Государь нисколько не изволит отнимать у них права и вольности и что злонамеренные люди только хотят их ссорить с гетманом. Духовные лица так разгорячились, что грозили в случае прибытия московского митрополита не пускать его к себе и запереться в своих монастырях. Шереметев выговаривал им за такие непристойные речи и особенно укорял за них Мефодия, напомнив ему, что он поставлен во епископа на Москве Питиримом митрополитом. В заключение воевода отказался принять от них челобитную царю и отпустить с нею в Москву их посланцев. На другой день, после обедни в Софийском соборе, Мефодий подошел к Шереметеву и просил забыть вчерашние непристойные слова; причем ссылался на свое вынужденное в них участие, так как киевские духовные лица ставят ему в упрек московское посвящение во епископа и считают его сторонником гетманского желания о поступлении под благословение Московского патриарха. Но воевода обо всем отписал в Москву, и там этот случай значительно пошатнул доверие, питаемое доселе к Мефодию. А потому последующие его доносы на беззаконные грабительские поступки Брюховецкого еще менее производили впечатления, чем до того времени; тогда как всякие коварные сообщения гетмана насчет епископа Мефодия и духовенства, наоборот, встречали в Москве более внимания. Между прочим гетман доносил о ходатайстве епископа, духовенства и киевского полковника Дворецкого относительно возобновления латинской школы в Киеве, и о том, что сын Мефодия женат на особе, у которой два брата служат при польском короле. Дьяк Фролов, присланный в Киев разведать о положении дел, спрашивал объяснения по поводу сих доносов у П. В. Шереметева. Последний заступился за школу, в которой учатся всяких чинов киевские жители; относительно епископского сына ответил, что он живет с женой в Нежине, а теща его живет в Печерском монастыре, и что за ними учинен тайный надзор. В дальнейшем разговоре с Фроловым Шереметев указал, как на местное бедствие, на взаимную вражду гетмана с епископом и духовенством, на великое корыстолюбие гетмана и общую к нему нелюбовь. В этой нелюбви мог лично убедиться Фролов, между прочим, во время праздничного обеда в начале мая в Печерском монастыре, где присутствовали епископ Мефодий, архимандрит Гизель и много духовенства, а также полковник Дворецкий. Когда Фролов предложил выпить за здоровье гетмана, то епископ и некоторые духовные лица решительно отказались от этой здравицы, называя гетмана своим злодеем, а не доброхотом. Киевский полковник Дворецкий, державший сторону духовенства, желая избавиться от гетманских преследований, бил челом, чтобы ему со своим полком быть под начальством воеводы Шереметева, а не гетмана. Общей нелюбовью к гетману и его враждой с духовенством, также неприязнию жителей к московским воеводам и ратным людям за их поборы и притеснения – всем этим ловко пользовался правобережный соперник Брюховецкого, Петр Дорошенко. Утвердясь в старой гетманской резиденции Чигирине, он отсюда рассылал своих агентов с универсалами в левобережную Украину и смущал казаков слухами о близком уничтожении их прав и вольностей Москвой с согласия Брюховецкого. Восточное казачество, и без того страдавшее шатостию, волновалось; а в Переяславском полку вспыхнул явный бунт: казаки убили своего полковника Ермоленка, вырубили московский гарнизон и выжгли крепость. Этот бунт был вскоре усмирен войсками, которые были посланы из Киева Шереметевым, а из Гадяча Брюховецким; захваченных коноводов бунта казнили одновременно в Киеве и Гадяче. Однако на левой стороне Днепра казачество местами отложились от Москвы. Универсалы Дорошенка взволновали и гнездо казачества – Запорожье: противники Москвы взяли верх и выбрали единомышленного им кошевого (Рога); после чего московский стряпчий Косагов со своим небольшим отрядом принужден был уйти из Запорожья. Но Дорошенко не стал хлопотать, чтобы всю Малороссию воротить в польское подданство. Нет, он мечтал о сильном самостоятельном владении, которое равно было бы независимо и от Польши, и от Москвы и находилось бы только в даннических или вассальных отношениях к третьему соседу. Для сего он возобновил попытку Богдана Хмельницкого отдаться под покровительство турецкого султана и вновь воспользоваться всеми силами крымской орды для борьбы с поляками и москвитянами. Когда он объявил свой план правобережной казацкой старшине, та сначала с негодованием отвергла подчинение басурманам. Дорошенко сделал вид, что отказывается от гетманства и сложил булаву. Тут полковники упросили его вновь взять булаву и быть по-прежнему их гетманом. Он немедленно послал в Царьград бить челом султану о подданстве Малороссии. Последствием сего был султанский приказ хану Аадиль-Гирею помогать войском Дорошенку. Хан не посмел ослушаться. Подкрепленный татарами с Нурадином царевичем, Дорошенко двинулся на поляков, и под Межибожем разбил Маховского. После того, не встречая отпора, казаки и татары осенью 1666 года рассеялись по Подолии и Галиции, грабили, разоряли и взяли огромный полон.



[1] Акты Юж. и Зап. России. V. №№ 22–86, с перерывами. (Переписка Москвы с Украиной. Письма Золотаренка, Самка, епископа Мефодия, Брюховецкого, Л. Барановича, расспросные речи казацких посланцев, челобитные, избрание Брюховецкого). VI. №№ 1, 6, 12, 17. (Акты о пребывании Брюховецкого в Москве. Письма Мефодия с жалобой на старого больного воеводу кн. Львова и с выражением желания, чтобы в Киеве был назначен П. В. Шереметев. О насилиях полковников, ротмистров и капитанов из Немцев и Ляхов над женами и вдовами в городе Котельне). VII. №№ 108 – 122. (Письма в Москву Брюховецкого, Золотаренко, отписки Гр. Ромодановского и воевод из Киева, Переяслава, Нежина, между прочим доносы Чадаева на Барятинского и Волхонского на Чадаева, с указанием на "Черкасскую шатость". Статейный список стольника Ладыжинского, посланного к Брюховецкому, Самку и разным полковникам). Акты Истор. IV. № 167. Симбирский Сборник (бумаги Кикиных). Дополн. к III т. Дворц. Разр. II. С. 3. Книги Разрядные. П. (Князь Самка и Золот. 940) Памяти. Киев. Ком. Акты Эксп. IV. С. Г. Г. и Д. IV. №№ 26 – 51 (преимущественно о Брюховецком). Самовидец. Тейнер. Гордон, (который выдачу и казнь Самка и Золотаренка прямо называет незаслуженными. I. стр. 332). Обухович. "Материалы для истории медицины в России". III. "Зап. Рус. и Слав. Археол." II.

В V т. Актов Юж. и Зап. России, № 63, любопытны 26 актов (с апреля 1663 по январь 1665), относящихся до пребывания в Запорожье стряпчего Григория Косагова, посланного действовать вместе с Запорожскими и Донскими казаками и Калмыками против Крымских и Ногайских Татар. Тут, кажется, впервые упоминается приказ Малой России с боярином Петр. Мих. Салтыковым и дьяком Ив. Михайловым, которым Косагов и другие воеводы должны были посылать свои отписки из Украины. Тут же постоянные жалобы Косагова на скудость запасов и бескормицу, отчего люди его отряда (взятые из Белгородского разряда у кн. Ромодановского) уходят в свои полки к Ромодановскому или просто по домам. Между прочим, здесь список с "прелестного" листа Павла Тетери к Запорожцам, где он красноречиво и вкрадчиво убеждает их перейти на сторону короля, причем с пренебрежением отзывается о царе, который будто бы не только их, но и себя не может оборонить. Это письмо читалось на раде: одна половина Запорожцев не захотела его слушать; а другая, наоборот, предалась шатости, и самому кошевому Серку с Косаговым грозили опасность быть убитыми. По этому поводу Косагов пишет трогательное послание к отцу: не чад остаться живу, он просит заботиться о его дочери и жене, русскую челядь отпустить на волю, а Татар удержать, чтобы пригодились на обмен. Укажем еще на его сообщение о страхе, наводимом на Татар Калмыками, которые живьем не брали, а "в руках кололи"; что согласуется с известием о них Самовидца (стр. 88). Далее здесь известия о походах Серка с Запорожцами на правобережную Украину, перешедшую к Польше, за реки Буг и Днестр против Турок и Татар и пр. В т. V. (№ 142) любопытная отписка П. В. Шереметева с приложением письма полковника Дворецкого, который просит отдать войскового писаря Захарку Шикеева от гетмана Брюховецкого за его строптивость, грабительство и злобу. Есаул Щербань также жаловался на утеснения войску Запорожскому от Захара Шикеева. Последний был удален. О своей лысой голове Брюховецкий говорит в письме полк. Дворецкому в октябре 1663 г. (Акты Юж. и Зап. Рос. V. № 84. стр. 192). По известию Обуховича, в марте 1662 г. гетман Гонсевский был отпущен из московского плена царем без выкупа и размена, а также с обещанием хлопотать о замене его некоторыми Московскими воеводами. При отпуске князь Юрий Долгорукий говорил ему, не будет ли возможным выбрать на польский престол царевича Алексея Алексеевича (53).

О Нежинской раде 1663 г. и епископе Мефодии см. Карпова ("Правосл. Обзор." 1875. № 4). А. Востокова ("Киев. Старина". 1888. № 5). Вообще о той эпохе: Костомарова Руина ("Вести. Евр." 1879. Апрель – сентябрь). Соловьев. Т. XI. Сумцова "Лазарь Баранович". Барсукова "Род Шереметевых". VI. В особенности Эйнгорна помянутое выше исслед. Здесь с большими подробностями изложены переписи, предшествовавшие избранию Брюховецкого и последовавшие за ним, особенно о Лазаре Барановиче, о блюстителе митрополии епископе Мефодии, который выдвигал не игумнов или черное духовенство, а своих приятелей протопопов разных городов; о нежинском протопопе Адамовиче, о Козелецкой и Нежинской раде, о неурядицах в Малороссии и неудовольствии из-за медных денег, о деле Самка и Золотаренка и пр. Укажем еще на статью И. Я. Спрогкса "Виленская кальвария". (Газета "Запад. Вестник", 1904. № 54): после гибели московского гарнизона с кн. Мешецким, в ноябре 1661 г. в память освобождения Вильны от Русских виленское католическое духовенство, с епископом Белозором и капитулой во главе, основало в окрестностях, именно в Верках, так наз. Кальварию – ряд каплиц или часовен, представляющих крестный путь Спасителя. О Дионисии Балабане, кроме указанных в 18 прим. см. Карпова в "Правосл. Обозр." 1874. № 1. Его же "Киевская митрополия и Московское правительство". М. 1876.