V. УКРАИНСКАЯ РУИНА

 

(продолжение)

 

Андрусовское перемирие и раздел Украины. – Причины неудач. – Волнение умов.

 

Но этот успех имел совсем не те следствия, на которые рассчитывал Дорошенко: общий неприятель сблизил обе враждующие за Малороссию страны, т. е. Польшу и Москву, и принудил их, наконец, к заключению прочного перемирия.

Уже несколько раз возобновлялись со стороны московского правительства попытки к мирным переговорам с поляками; но последние предъявляли невозможные требования, и потому попытки эти были безуспешны. Только в конце 1665 года, удрученная междоусобной войной Любомирского, Речь Посполитая согласилась приступить к серьезным переговорам о мире; а восстание против поляков Дорошенка и опасность, грозившая со стороны татар и турок, располагали к тому еще более. Переговоры открылись в апреле 1666 г. в деревне Андрусове, лежавшей на р. Городне в Смоленском уезде, между Смоленском и Мстиславлем. С польской стороны главным комиссаром был назначен староста жмудский Юрий Глебович, а на русской стороне уполномоченным явился известный московский дипломат окольничий А. Л. Ордин-Нащокин с товарищи. Этот Нащокин незадолго был обрадован добровольным возвращением из чужих земель своего сына-беглеца Воина, о прощении которого молил государя. Во время самых переговоров, он получил от царя письмо с извещением, что сын его прощен, записан по Московскому (дворянскому) списку и отпущен на житье в отцовские поместья. Переговоры и на сей раз наладились не скоро. Когда убедились в невозможности заключить вечный мир, стали говорить о перемирии. По инструкциям, полученным из Москвы, Нащокин делал уступки в Белоруссии, но стоял за Украину; а поляки хотели скорее уступить что-либо из Белоруссии, чем из Украины. Потом в Москве склонились к уступке западной или правобережной Украины; но хотели удержать за собой Киев на Днепре и Динабург на Двине. Нащокину поручалось подкупить польских комиссаров. Однако, поляки крепко стояли на своем. После 30-ти съездов они согласились на уступку всей восточной стороны Днепра, но Киева не уступали. И даже сам Нащокин склонялся к его отдаче. Из Москвы дали знать, чтобы Киев не отдавать тотчас, а нужно настоять на известном сроке для вывода войска. Меж тем нашествие Дорошенка и татар сделало поляков сговорчивее; подействовали также и присланные из Москвы несколько десятков тысяч золотых для раздачи польским комиссарам. Наконец, на 31-м съезде [в Андрусове] в середине января окончательно составлены были статьи договора. [Андрусовское] перемирие [было] заключено до июня 1680 года, т. е. с лишком на 13 лет, и в течение сего срока должно происходить несколько съездов для заключения вечного мира. За Москвой оставались области Смоленская и Северская; а Белорусская с Полоцком, Витебском, Динабургом и южная Ливония возвращались Польше и Литве. Украина разделена Днепром: восточная закреплялась за Москвой, западная за Польшей; но при этом очищение Киева от русского войска отложено до апреля 1669 года, т, е. с небольшим на два года; а пока он с ближайшими окрестностями остался за царем. Запорожье поставлено в зависимость от обеих держав. Пленные возвращаются с обеих сторон. Крымскому хану в случае нападения на Украину или возмущения казаков давать отпор сообща. В октябре того же года приезжали в Москву польские послы Беневский и Бжостовский для утверждения договора и для заключения союза против угрожавших турок и татар, и тут просили Государя удовлетворить обездоленную и беспокойную шляхту, лишившуюся своих имений на Украине и в Северской земле. Возвращение их в эти имения Московское правительство отклонило, и после многих разговоров согласилось уплатить им миллион польских злотых, по московскому счету 200.000 рублей. На помощь королю против басурман обещано отправить 5.000 конницы и 20.000 пехоты, а на Крым послать донских казаков с калмыками. При торжественном отпуске послов присутствовал наследник престола царевич Алексей Алексеевич. Тут Ордин-Нащокин, теперь уже боярин и посольских дел сберегатель, в речи, обращенной к послам, заранее обещал им царское согласие, если по смерти Яна Казимира они будут просить себе в короли кого-либо из царевичей московских. Так прочно засела в голове Алексея Михайловича несчастная, хотя успевшая сделаться традиционной, идея о польской короне для своего дома. Недаром и на сей раз глашатаем ее выступил Ордин-Нащокин, который пользовался у нас доселе славой первого русского дипломата XVII столетия, благодаря поверхностному отношению историков к плодам его деятельности. Своими велеречивыми посланиями и рассуждениями о европейской политике он сумел внушить благодушному Алексею Михайловичу великое уважение к своему уму и дипломатическому искусству; а постоянным припевом о врагах и родовитых завистниках, которые стараются умалять его заслуги, как неродовитого человека, он поддерживал у царя высокое мнение об этих заслугах. А между тем, страдая полонофильством и шведофобией, именно Нащокин был в числе главных виновников огромного политического промаха, который имел такие плачевные последствия, стоил России таких страшных потерь людьми, деньгами и областями. Мы говорим об увлечении царя польской короной, о недоконченном отвоевании Украины с частью Белой Руси, о несвоевременной войне со Швецией.

Области, отошедшие к Москве по Андрусовскому перемирию 1667

Русско-польская война 1654-1667. Области, отошедшие к Москве по Андрусовскому перемирию 1667, выделены желтым цветом

 

В неудачах и недостаточных для России результатах двух польских войн – недостаточных сравнительно с ее жертвами, – конечно, много виноваты были известное непостоянство или шатость малороссийского казачества, частые измены его предводителей и ловкие искусившиеся в иезуитизме польские интриги. Однако, помимо невыгодного для московской культуры сопоставления ее с польской в глазах казацкой старшины, немалая доля ответственности перед историей падает и на царских политических советников, на их неуменье разобраться в сложных и непривычных для москвичей отношениях Украины, на постоянные ошибки в выборе гетманов и доверенных лиц и т. п. Сам Алексей Михайлович, лично и энергично выступивший на военное поприще в начале малороссийского вопроса, со времени неудачного похода под Ригу как бы охладел к воинственной деятельности и более уже не появляется на театре военных действий, предоставляя их своим воеводам, также не всегда удачно выбранным. Причем успеху этих действий большой помехой служили отсутствие их единства, отсутствие общего военачальника на месте и руководство отдельными частями войска и их движениями из отдаленной Москвы, при медленных и трудных сообщениях того времени, да еще при соперничестве воевод и местнических счетах, далеко не вышедших из употребления. Во вторую Польскую войну ко всем указанным условиям присоединились еще разные внутренние затруднения и неустройства, каковы дело Никона и связанное с ним начало церковного раскола, а также денежный кризис, произведенный по преимуществу внешними войнами и в свою очередь приведший к новому открытому мятежу столичной черни.

Однако и то надобно сказать, что нигде и никогда подобная история не совершалась беспрепятственно, по сочиненной программе, если решительные события не были заранее подготовлены зрелой политикой, а также целым рядом естественных условий и целесообразных мероприятий. Потому возвращение [по Андрусовскому перемирию] областей Смоленской и Черниговской и приобретение Левобережной Украины с временным, но обратившимся в постоянное, занятием Киева все-таки были великим шагом вперед на пути окончательного собирания Руси и послужили поворотным пунктом к решительному торжеству Москвы в ее вековой борьбе с Польшей и к неудержимому упадку сей последней. А предприятие Алексея Михайловича против шведов получило значение опыта, хотя дорогого и неудачного, но довольно полезного для будущего решения в высшей степени важного для нас Балтийского вопроса. Итак, Андрусовским договором малороссийский вопрос далеко не был исчерпан; он немало еще занимал Россию при Алексее Михайловиче и его преемнике, и стоил нам новых и многих жертв[1].

Заключение Андрусовского перемирия, по распоряжению правительства, праздновалось благодарственными молебнами как в самом Московском государстве, так и в Левобережной Украине. Но здесь условия этого перемирия встречены были с неудовольствием. Формальное нарушение ее единства, т. е. разделение Украины между двумя соседними державами вызывало среди населения чувство горького разочарования. Казачество, конечно, не сознавало при этом, что теперь юридически было подтверждено только то, что уже существовало фактически. Особенно возбуждала негодование статья, по которой древний столичный город Киев с его русскими святынями через два года вновь возвращался под польское иго. Неблагоприятное впечатление, произведенное договором, увеличило брожение умов и вообще то смутное состояние, в котором находилась тогда Украина. Согласно с представлениями епископа Мефодия и гетмана Брюховецкого, из Москвы уже прибыли воеводы с ратными людьми и во второстепенные малороссийские города. А вместе с воеводами прибыли подьячие и писцы, которые начали переписывать земли, угодья и прочие недвижимые имущества жителей или оброчные статьи, чтобы сборы с них взимать в казну государеву. Казацкие полковники и сотники были недовольны, так как эти сборы привыкли обращать в свою пользу, вообще притеснять и грабить мещанство и крестьянство. Все казачество роптало на разрешение мещанам курить вино, так как винокурение считало своим исключительным правом. Но мещане и поспольство также возроптали, как скоро познакомились с московскими писцами и сборщиками, т. е. начали терпеть от них лишние поборы и всякие притеснения. Особенно тяжелы были повинности постойная, подводная и сборы хлеба, вообще съестных припасов для ратных людей. Само собой разумеется, что правительственные агенты, начиная воеводами и кончая мелкими чиновниками, явились сюда со своими грубыми нравами и закоренелыми привычками, от которых народ стонал и в самой Великой Руси. Воеводы присваивали себе власть, нарушали местные права и привилегии, и старались нажиться на счет населения. А ратные люди, плохо содержимые и полуголодные, невзирая на строгие наказы и запрещения, чинили разные обиды и насилия жителям. Андрусовским перемирием в особенности недовольно было Запорожье, ибо при замирении Москвы с Польшей ему было строго запрещено нападать на польские владения. А слухи о мирных переговорах Москвы с Крымом грозили и запрещением предпринимать походы на владения татарские и турецкие; что лишало «хoхлачей» возможности «достать зипуна» по их татарскому выражению.



[1] Акты Юж. и Зап. Рос. V, VI и VII. (Прибытие П. В. Шереметева из Севска в Киев, посылка полковника Горленка в Москву Брюховецким с просьбою прислать на Киевскую кафедру лицо из Московского духовенства. Протесты против того со стороны Мефодия и украинского духовенства. Отписки Шереметева, вопросы о построении избы для рейтар мещанами в нижнем Киеве и о латинских школах в Киеве. Вражда Мефодия с гетманом. Переход Запорожцев на сторону Дорошенка. Татарская ему помощь. Сношения Мефодия с Дорошенком, Хлопоты Дорошенка об освобождении Тукальского и Гедеона Хмельницкого. И т. д.). Археографич. Сборник Документов для истории Северо-запад, края.II. № 54. Акты Виленской Археогр. Комиссии. III. (Так же вопросы о Тукальском, об избрании митрополита и латинских школах). П. С. 3.I. № 398. (Андрусовский договор). С. Г. Г. и Д. IV. № 54. (Царский указ туринскому воеводе Беклемишеву, по случаю статьи Андрусовского договора о вязнях, прислать из Сибири пленных, за исключением тех поляков и жuдов, которые приняли православие и пожелают остаться или вступить на русскую службу). Любопытная статья 8-я договора о возвращении костельных книг и библиотек, взятых в Вильне и других городах Короны и Литвы. Статья эта бросает свет на распространение польского культурного и литературного влияния на Руси непосредственно, т. е. помимо малорусского посредничества.

Дворц. Разряды. III. Тут, во-первых, любопытно указание на царские походы в подмосковные села: Никольское, Измайлово, Всевидное, Воробьеве, Коломенское, Семеновское, Преображенское, Хорошово, Домодедово, и в монастыри: Троицкий, Саввин, Вознесенский девичий, Новоспасский, Страстной, Андроньев, Богоявленский, Алексеевский, Знаменский, Предотеченскии. В Новоспасском царь присутствует на панихиде по Никите Ив. Романове в 1666 г. 25 мая (столбец 623). Потом заслуживают внимания известия: прием в 1664 г. английского посольства Чарлуса (Говорт), при котором был лекарь Самуил Коллинс. (Столбцы 554 и след. 571 и след.). Назначение больших денежных пеней для гостей, гостиной, суконной и торговых сотен, которые не будут выезжать в золоте, когда должны быть по наряду на торжествах (616). Наказание батогами князя Ушакова-Жерякина за блуд с женою стрельца; а за продолжение этого блуда его велено написать по городу (635). 16 октября 1667 г. встреча образа Одигитрия, который был захвачен поляками из обоза кн. Ив. Анд. Хованского в бою около Полоцка, а теперь привезен польскими послами Беневским и Брестовским, приехавшими для подтверждения Андрусовского договора; их торжественная встреча, прием в Грановитой палате, обед в Столовой избе, потом прием в Золотой палате, причем в ответе у них был думный дворянин Ордин-Нащокин. Тут заместничал с ним стольник Мат. Ст. Пушкин, который не ставил Нащокина в число "честных людей", т.е. высокородных, будучи сам человек "молодой" и "неродословный". Упорство Пушкина сломлено угрозою отобрать у него поместья. 12 ноября в Грановитой палате торжественная присяга царя на Евангелии в соблюдении договора и затем обед. 9 декабря послы уехали, а с ними отправились Ордин-Нащокин и дьяк Богданов, чтобы принять взаимную присягу от польского короля (671 – 722). Во время приема помянутые польские послы вздумали сесть в шапках; за это невежество "речи им от великого государя против прежнего не было" (Ак. Юж. и Зап. Рос. IX. Столб. 484.). За Андрусовский договор Ордину-Нащокину пожалована Порецкая волость. (Труды и Летописи Об. И. и Др. VI. 181 – 182).

Те же сочинения Бантыш-Каменского, Маркевича, Соловьева Т. XII, Костомарова "Руина", Смирнова "Крымское Ханство", Эйнгорна "Отнош. Малорос. дух." Его же "Киевский воевода П. В. Шереметев и Нежинский магистрат" (Киев. Стар. 1891. Ноябрь.) Последняя статья набрасывает тень на бескорыстие воеводы. А. П. Барсуков возражает ее автору в своем труде ("Род Шереметевых" VI. 412). О сочинениях Бантыш-Каменского, Маркевича, об истории Руссов, приписываемой Конисскому, об отношении Костомарова к архивным документам см. Карпова "Критический обзор разработки главных русских источников, до истории Малороссии относящихся". М. 1870. и "Костомаров как историк Малороссии". М. 1871.