Брахма – душа вселенной

Во времена своей наивной жизни на Инде и в бурные годы переселения на Ганг, индийцы чтили божество в проявлениях сил природы, возбуждавших благоговение своим могуществом, или в тех силах, которые казались им проявляющимися в боях; они не заботились объединять эти проявления божества, не подводили многоразличие их под одну мысль. Но когда их жизнь на Ганге стала спокойною, когда стала развиваться их образованность и окрепли силы их мышления, их ум стал искать источника и центра всех явлений природы и жизни, подводить все образы богов под понятие об общей сущности всех их, – под идею о единой духовной силе, производящей все. Уж и в Ведах есть смутное понятие о единстве божественных олицетворений сил природы; оно проявляется тем, что на каждого из многих богов переносятся эпитеты других богов; это было ребяческим способом выражения мысли о тожестве основной силы в многоразличии форм.

Чем больше размышляли индийцы о божественной силе, тем яснее видели они, что Индра, могущественнейший из прежних богов, прежний «перворожденный» бог, не может, по своему воинственному, героическому характеру, по определенности представления о нем как о личном существе, быть выражением идеи о первоначальной причине всего существующего: первобытную причину необходимо было мыслить как существо более духовное, нежели Индра, как таинственную, сверхчувственную силу. Этому понятию несколько лучше Индры могли соответствовать Варуна, бог высочайшего неба, покровитель справедливости, нравственности и мудрости, и Сома, питатель и родитель богов. Но более всех богов соответствовал ему Брахманаспати (Brahmanaspati), бог молитвы, таинственная сила, присущая жертвенным обрядам и жреческим молитвам, принуждающая богов исполнять просимое у них, священный дух, всемогущий посредник между богами и людьми, живущий в небе с богами и господствующий над ними, и с тем вместе живущий и действующий на земле в жрецах и молящихся при совершении религиозных обрядов. Эта сила молитвы – первобытная божественная сила, Брахма (Brahma), общий элемент всемогущества и божественности, которого лишь частными проявлениями были прежние боги. Все деятельности прежних богов были перенесены на Брахму. Так возникло новое религиозное течение – брахманизм.

Брахма, высшее божество брахманизма

Гауг в своем исследовании «О первоначальном значении слова Брахма (M. Haug, Über die ursprüngliche Bedeutung des Wortes Brama, 1868), объясняет происхождение и значение понятия о Брахме иначе. По словам Гауга, Брихаспати (Brihaspati, другая форма имени Brahmaspati) – духовный учитель богов; это значение дается ему и в эпосе. В брахманизме Брахма – это «магическая сила, возникающая от взаимодействия слов и напева священных гимнов с жертвенными приношениями, при правильном сочетании их, и имеющая в себе зародыш жизни; боги подъемлют эту силу на небо, и она нисходит с неба, порождая плодотворный дождь. – В древних частях эпоса, Брахма – олицетворение судьбы, прозорливец будущего, оракул богов, вечно покоящийся, никогда не действующий, а только указывающий способы, которыми воля богов и людей может достигать своей цели и которыми устраняются препятствия тому.

Дошедши до понятия о духовной силе, более первобытной, чем боги, и владычествующей над ними, брахманизму легко было поставить ее в такое же отношение и к природе. При плодородии почвы, изобилии пищи, при своем простом, умеренном образе жизни, брахманы, свободные от житейских трудов и забот, имели много досуга предаваться врожденной склонности индийцев, к созерцательной жизни в области размышлений и фантазий. В замкнутой стране, безопасной от иноземных нашествий, живущей спокойно, не испытывающей никаких резких переворотов, ум народа, одарённого тонкой впечатлительностью к жизни природы и глубокою религиозностью, должен был стремиться к исследованию окружающего мира, к разрешению вопроса о первоначальном источнике всякой жизни.

Правильный ход величавых явлений индийской природы, творческие силы которой непрерывно порождают новые формы жизни, наводил брахманизм на мысль о правильном порядке мироправления, о единой первоначальной силе, из которой исходит все существующее, о духе, «покоящемся в круговороте изменений». Индийцы думали, что в явлениях природы действует сокровенная творческая сила, движущая вселенною, как душа человека телом своим. И стремясь постичь раздумьем единство и закон в разнообразии фактов, порядок в пестрой череде их, неизменное в изменчивом, индийцы мало-помалу пришли к мнению, что святой, повелевающий богами, дух молитвы, Брахма – первобытная сила, владычествующая над вселенною и дающая жизнь всем явлениям её, что он – душа вселенной, высочайшее невидимое божество, источник, из которого произошел мир духовный и материальный. Но этот, Брахма, являющийся в древнем эпосе еще личным богом, был постепенно превращен в абстрактное существо. Брахма теологической философии брахманизма не личный бог, не творец и владыка мира, существующий отдельно от мира, а всепроницающая жизненная сила, духовный элемент, проявляющий себя природою и в ней имеющий свое существование; это продукт рефлексии, не имеющий человеческого чувства, потому индифферентный к судьбам людей. Он всегда оставался чужд народному сознанию; ему не приносили жертв, не строили храмов; спиритуалистическое представление о нем было слишком возвышенно для народа; при владычестве теософии брахманизма над всею государственною и общественною жизнью, народ оставался верен Индре и другим своим прежним богам. Чтобы сделать свое учение более доступным народу, богословы брахманизма разделили метафизическое понятие о божестве на два понятия: они стали употреблять слово Брахма в двух грамматических формах, как существительное мужеского рода и существительное среднего рода: Брахма, о котором говорится «он», – это личный бог; Брахма, о котором говорится «оно», «высочайшее Брахма», – это безличная Душа вселенной.

По учению жрецов брахманизма, все произошло из этого бескачественнаго духовного существа, «зародыша мира». Боги и духи прежней веры, распределенный по кастам человеческий род, животные, растения и минералы – всё возникло из Брахмы. Мир не создание творческой деятельности; все живые существа, все материальные предметы произошли из высочайшего существа, и большею или меньшею близостью их связи с ним обусловливается преобладание духовного или материального характера в них. Произошедши все из Брахмы, все существа должны и возвратиться в него; порядок возвращения идёт по степеням преобладания духовности или материальности их. Распределение по степеням этих качеств в брахманизме очень часто выражается формулою: истина (sattva), страсть (rajas), мрак (tamas). (В Упанишадах Брахма – «то, из чего происходят все существа, чем они, родившись, живут, во что они стремятся и возвращаются; познание и блаженство.) Каждому разряду существ брахманизм даёт определенное назначение, даны определенное положение и определенная обязанность; и только тот, кто покоряется этому божественному порядку вселенной, кто служит высочайшему существу в чистоте и святости, исполняет свое предназначение. Только души чистых людей, отрекшихся от всякой чувственности и преодолевших материальность тела стремлением к святости, возвращаются в лоно Брахмы.

Учение брахманизма о возрождениях

На этих понятиях основано замечательное учение брахманизма о переселении душ или о возрождениях и об отношении всего существующего к источнику всего бытия. – Мысль, что единственная истинная сущность жизни – Брахма, что только чрез соединение с ним приобретается истинное и прочное счастье, вела к резкому различению духа от материальной природы, души от тела, единой сущности предметов от их индивидуального существования, ставила целью земной жизни преодоление этого дуализма, уничтожение всего, мешающего возвращению духа к чистой субстанции, соединению с божеством. Исчезновение индивидуума в Брахме, «слияние капли с океаном» высшее благо, окончательная цель всех земных стремлений, блаженство, желаемое всеми созданиями. Но слияние с душою вселенной, по учению брахманизма, достигается лишь совершенным очищением от всего нечистого, материального; потому вся жизнь природы – постепенное восхождение от несовершенства к совершенству, непрерывный процесс очищения. Во всех существах животворящая сила соединена с материальным телом; она – истечение из Брахмы, стремящееся воссоединиться с ним; смотря по степени преобладания духовности или материальности в известном существе, оно воссоединится с Брахмою скоро или не скоро. Разряды существ образуют, по представлениям брахманизма, ряд степеней, по которым возрастает преобладание духовного элемента над материальным; по нормальному порядку природы, смерть – переход существа с менее высокой ступени на более высокую, до высочайшей, на которой дух приобретает такую чистоту, такую освобожденность от материального, что ему становится возможным возвратиться в душу вселенной. Этого состояния, вводящего в душу вселенной, достигают только совершеннейшие из людей, брахманы; и достигается оно тем, что душа, усмиряя, умерщвляя и уничтожая плоть, разрывает узы, препятствующие возвращению божественной искры в источник света.

Итак, в брахманизме все существа сопричастны душе вселенной; чрез все существа течет одна и та же река жизни, имеющая свой источник в Брахме; разницы между существами лишь разницы форм проявления общей всем им силы жизни; разницы по степеням приближения форм их жизни к душе вселенной. Растения тоже имеют самосознание, чувствуют радость и скорбь; их души, как и души животных только облечены мраком за греховные дела свои в прежнем существовании. И, например, в законе Ману говорится об этом так:

Одетые многообразным мраком, мздою за дела их, все они имеют сознание своей цели, одарены чувством радости и скорби. Нисшедшие из бога в растения, они идут к своей цели чрез существование в бедственном мире, непрерывно ниспадающем в погибель».

Совершеннейшее из всех существ – человек, состоящий из души и тела, микрокосм, в котором отражается вселенная. В людях нет полного совершенства; степени их близости к нему неодинаковы. Учение о человеческой нравственности – центр метафизики брахманизма. Брахманская теология в богопознании своем направляется главным образом к разъяснению способов, дающих человеку наивернейший путь подыматься по степеням земного существования до успокоения в Брахме. Родина человеческой души не на земле; потому душа непрерывно может освободиться от уз тела, избавиться от жизни в области непримиренных противоположностей между индивидуальными существами; величайшее бедствие для нее состоит, по представлениям брахманизма, в том, если для нее удлиняется странствование в этой юдоли скорби, в этом существовании, чуждом совершенства, страдающем внутренними противоречиями, если она по какой-нибудь вине, в которую вовлечена влиянием соединенного с нею тела, должна вновь начать процесс очищения, и, быть может, даже, со ступени более низкой, чем нынешняя. Потому, все учение брахманизма о нравственности состоит исключительно в изложении вернейших способов восхождения к совершенству и в перечислении наказаний за их нарушение. Точное исполнение обязанностей своего сословия, своей профессии, обуздание чувственных похотей, самоотрицание, тихая, смиренная покорность происходящему от Брахмы мироустройству – вернейшие средства очищения и искупления, приводящего душу в отчизну её. Обязанности человека определяются соответственно его касте; чем выше каста, тем строже они. О брахманах нельзя сказать, что они в эгоистическом высокомерии возлагали на низшие сословия тяжкие бремена, а на себя лёгкие; свое высокое положение в обществе и возможность скорого соединения с божеством они покупали жизнью, полною лишений и самоистязаний, неослабным, раболепным повиновением страшному уставу, несением ига бесчисленных правил очищения, богослужебных обрядов, покорностью формалистике, гасившей всякую искру свободы; Махабхарата уподобляет брахмана корове, которая каждый день взвозит все на одну и ту же крутую гору все один и тот же тяжкий груз. Лишь тот, кто погружается в созерцание божественной идеи так глубоко, что его личное сознание исчезает в Брахме, что личность его теряется в соединении с первобытным существом, восходит превыше небесных светил в душу вселенной; а кто следует собственной воле кто не соблюдает правил очищения, небрежет о священном законе и тем отделяется от божества, нарушает вечный порядок вселенной, того, по учению брахманизма, ожидают по смерти ужасные муки ада, и по перенесении их душа его будет новым рождением соединена с телом низшего разряда, соразмерно его грехам, и она должна будет вновь начать ряд переселений по степеням повышения существ.

В придумывании адских мучений брахманизм проявил такую же изобретательность фантазии, как Данте, и своими описаниями их вводил индийцев в тоскливую боязнь, отнимал у них всякую жизненную бодрость. На жарком юге, где нечистый грешник хорошо знает по опыту мучительность палящего зноя, легко было живо представлять себе адские мучения; индийцы жили под гнетом мыслей о них и страха, что по окончании их придется влачить существование в теле животного или быть презренным шудрою; владычество этих подавляющих понятий брахманизма над индийскою нациею было так сильно, что все сословия послушно подчинялись священным законам, отрекались от собственной воли, предавали себя, как рабы, под иго религиозных установлений. Чем выше была каста, тем больше было опасности потерять чрез прегрешение или осквернение высоту своего положения при возрождении, быть снова низвергнутым в жизнь растения или животного или в какой-нибудь из разрядов нечистых людей, судьба которых не облегчалась ни малейшим проблеском сострадания к ним, ни малейшим выражением сочувствия или гуманности. Потому нравственно-религиозные правила брахманизма, соблюдать которые должны были высшие касты, становились все многочисленнее и строже, и суровость их доводилась до высочайшей крайности подвижниками и мудрецами из касты брахманов. – На догмате о переселении душ основано было и то, что индийцы считали грехом убивать или ранить животных, и то, что брахманы не ели мяса: в червяке или насекомом, в корове или лошади, в хищном звере или слоне ведь живет, быть может, человеческая душа; быть может, душа друга, родственника, предка. Потому индийцы держали себя относительно всяких животных очень кротко, чтобы не нанести страдания переселившимся в них душам. Брахманизм постоянно внушал народу, что не должно убивать или бить животных, грозя нарушителям этой заповеди возрождением в низких формах существованья. В особенности корова, символ плодородия и спокойной, смиренной жизни, подательница молока на пищу людям и масла на жертвоприношения, была предметом религиозного уважения. Чтобы не совершалось преступлений против человеческих душ, обитающих в животных, брахманы старались совершенно отклонить индийский народ от мясной пищи, убедить его употреблять только растительную; но никогда не могли достичь полного успеха в этом. Было только запрещено убивать некоторых животных; и было внушаемо, что охотиться – греховное удовольствие. Но в Махабхарате еще говорится о святых, например об Агастье (Agasthya) и о героях, например о Панду, что они очень любили охоту. – Наставники брахманизма, сострадательные к животным, не распространяли свою сострадательность на шудр; в груди надменного, тщеславящегося своим происхождением брахмана не было человеческого чувства для шудры.

Обязанности приверженцев брахманизма

Нравственное учение индийцев было странною смесью возвышенных правил добродетели с педантическими предписаниями обо всяческих житейских делах, и оба эти разряда установлений были для индийцев одинаково важны. Нравственные понятия древнего времени часто производят высокое впечатление своею серьезностью и глубиною; понятия позднейшего времени искажены софистикою и казуистикой, омрачены ханжеством. Учение о нравственности, по индийским понятиям, не учение о нравственности всех вообще людей, а учение о том, какие обязанности лежат на той или другой касте. Брахманизм не выставляет общечеловеческого идеала, с которым, впрочем, только брахманы могли бы соображаться в своих поступках; он внушает каждому сословию особенный его обязанности, потому что для индийца человек не существует, существует лишь член касты. Мораль брахманизма знает, правда, добродетели семейной и частной жизни: любовь к родителям, любовь к братьям и сестрам, супружескую верность и любовь, почтение к старости, послушание и т. д. – добродетели общие всем кастам и непрерывно восхваляемые в эпопеях; но кроме этих добродетелей, она занимается лишь особыми правилами для каждой касты. Вайшьям брахманизм дозволяет увеличивать свое имущество земледелием и скотоводством, торговлей и промыслами, даже отдачею денег в проценты; но кто провинится при этом в обмане и алчности, будет наказан адскими мучениями и возрождением в теле кошки или хищного зверя; а щедрость в принесении жертв, в милостыне и в дарах нуждающимся, особенно брахманам, имеет своею наградою блаженство на небе и благополучие на земле. Кшатрии, по учению брахманизма, должны быть храбры и ловки, должны охранять страну; воздерживаться от чувственных удовольствий, обуздывать свои страсти; не забывать из-за своего физического занятия о более высоких добродетелях, благотворительности и богобоязненности; по учению брахманов, пассивные добродетели: кротость, терпение, скромность, вежливость и т. д. выше энергической деятельности; они восхваляли не ту нравственность, которая происходит от стремления действовать на пользу других, а ту, которая коренится в тихой глубине души; ученость они прославляли тоже как высокую добродетель. Но с особенною настойчивостью ставится в обязанность всем сословиям почтительность и послушность брахманам. Когда брахман входит в дом, хозяин должен уступить ему место, на котором сидел, смиренно приветствовать его, сидеть со сложенными руками подле него и, когда он уходит, провожать его. Никто не имеет права велеть брахману замолчать, никто не должен говорить ему «ты»; говоря с брахманом должно называть его «господин», «возвышенный» и т. п. «Если ученик брахмана порицает своего учителя, – говорится в законах Ману, – то хотя бы порицание было справедливо, он возродится ослом; а если лживо злословить о нем, то собакою; если пользуется принадлежащим учителю без его позволения, то возродится малым червем; если завидует его заслугам, то крупным насекомым». Это потому, что из всех подарков, самый драгоценный – сообщение священных знаний, и дающий его достоин самого священного уважения. Нравственность шудры состоит главным образом в обязанности безусловного послушания «дважды рожденным». Нарушение священных заповедей брахманизма навлекает на виновного божественные наказания уж и в этой жизни; а если он не уменьшить своей вины подвигами покаяния и очищениями, то мера наказаний ему будет увеличена и в этой и в будущей жизни. Предписываемые заповедями брахманизма подвиги покаяния шли градациею от молитвы и поста до самоубийства; и многие из них имели характер очень подлый или омерзительный; в придумывании их брахманы выказали удивительный талант изобретательности. Нигде святошество и раболепие, формалистика и суеверие не были доводимы до такой, уничтожающей всякую свободу воли, крайности развития, как в брахманизме и в Индии. Общий на востоке обычай регламентировать и внешнюю и внутреннюю жизнь людей законами и заповедями, подводить физические потребности под власть религиозных постановлений, сковывать свободу души магическою силою священных обрядов и формул получил в брахманизме такое расширение, что все дела обыденной жизни, всякий шаг, всякая случайность были подведены под заповеди религии. Законы очищения, правила о том, как надобно есть и пить, о том, какие сорта пищи и питья позволительны, какие непозволительны, законы об омовениях и молитвах, о внешнем приличии, о походке, о манерах, об одежде, о формах стрижки волос, – словом, обо всех житейских делах и отношениях были бесконечны; вся жизнь, все физические потребности и отправления, все поступки и движения в учении брахманизма были опутаны сетью религиозных законов, регламентировавших всё с самою мелочною внимательностью, изгонявшей из жизни всякую естественность, превращавшею человека в автомат, дававших ему ежеминутно чувствовать себя связанным во всем. Наказания, назначенные и в этой и в будущей жизни за всякое нарушение заповеданного, омрачали жизнь фантасмагориями робости, изгоняли из человеческой души всякое веселье, всякое естественное движение чувства, всякое счастье. Жизнь приверженца брахманизма была утомительным паломничеством, исполненным неудобств, лишений и обязанностей, без освежающей силы любви, без подкрепляющей помощи гуманности, и часто приводившим к развязке, внушенной отчаянием.

Чтение Вед

Кроме правил религиозной формалистики, обязанностью арийцев, и в особенности брахманов, было сделано познавание божественной истины чрез прилежное изучение священных книг. Вайшьи и Кшатрии тоже обязаны были читать Веды, и в эпосе при каждом удобном случае восхваляется, в числе других добродетелей характеризуемого царя то, что он знал на память Веды и прибавления к ним. Но у брахмана вся умственная жизнь была основана на изучении священных книг; его положение, его репутация в кругу товарищей определялись степенью его богословской начитанности. Соразмерно тому, как усиливалось преобладание спиритуализма над сенсуализмом, умосозерцания над практическою жизнью, знание Вед, богословская ученость становились в брахманизме важнее богослужебных и жертвенных занятий они сделались главною надобностью для брахмана. С первым мерцанием утра начинается у него набожное раздумывание о священных учениях и заповедях Вед; умывшись, одевшись, помазав священным маслом глаза, он бормочет молитвы и гимны, бормочет и в сумерки, по совершении дневных трудов; а днем, в назначенные часы, он должен в чистой одежде, в степенной позе, сложа руки на груди, громким голосом, с правильною интонациею, читать назначенные для этого отделы священных книг, но перед тем тихо произнести слог «ом» и три раза задержать дыхание; при чтении не может присутствовать шудра. Чтобы вполне изучить священные книги и все религиозные законы, обычаи и обряды, молодому брахману нужно тридцать шесть лет учиться под руководством старшего брахмана, знатока священных книг. Ученик должен чтить этого «духовного отца» больше, чем своего отца по плоти, должен быть послушен ему, всегда быть готов услужить ему, должен, приветствуя его жену преклонять колена.

Аскетизм в брахманизме

Но хотя дела набожности, точное соблюдение обрядов, правил очищения, должное совершение молитв и жертвоприношений дают благочестивому приверженцу брахманизма земное благополучие и небесное блаженство, они не могут вполне избавить его от возрождений. Вход в лоно Брахмы приобретается только совершенною победою духа над материею, открывается лишь тому, чья душа стала полною владычицей над всем материальным и чувственным, чья грудь не волнуется страстями, чья мысль так погружена в Брахму, что он совершенно забывает о внешнем мире, равнодушен, бесчувственен ко всякой радости и скорби, и душа его уподобится тихой, спокойной воде, в которой отражается солнце. Для доставления людям способа достигать такой святости, брахманизм довел учение о подавлении чувственных желаний до ужасающей аскетики. Он считали все чувственные отношения «узами духа», тело «темницею души». Потому брахманам должно было представляться высочайшим торжеством духа над лживым миром чувственности и материи такое душевное настроение, в котором энтузиазм благочестия разгорячается до совершенного отречения человека от самого себя, до отдания всего себя Брахме, до совершенного расторжения цепей земного бытия самоубийством. Сообразно этому, брахман, доживший до старости, устроивший дела своей семьи, «увидевший детей сынов своих», исполнив свои гражданские обязанности, или был обязан, взяв священный огонь, идти, или один, или с женою или с другими сотоварищами, в «лес подвижников» и там, в пустыне леса, готовить себя строгою «подвижническою жизнью» к слиянию с Брахмою. Ложем его была земля, кровом пещера или развесистое дерево; он одевался в древесную кору или звериную шкуру, питался кореньями и ягодами, травою и плодами диких деревьев, пил только чистую ключевую воду, заботливо процедив ее, чтоб очистить от мелких насекомых. Молитвы, жертвоприношения и чтение Вед так разжигали его религиозный энтузиазм, что он давал отрастать волосам и ногтям, проводил жизнь в молчании, ел мало и редко, умерщвлял в себе и чувственность и всякое чувство постом, самоистязаниями и непрерывным размышлением о божестве.

Подвижнические самоистязания, которыми отшельники лесных пустынь брахманизма старались сделать свое тело нечувствительным к боли, совершенно покорным душе, часто бывали очень странны и становились с течением времени все суровее. «Подвижник должен валяться по земле, – говорится законах Ману, – или стоять целые дни на пальцах ног, или непрерывно вставать и садиться. В жаркое время года он должен сидеть между четырьмя огнями на солнечном зное; в дождь он должен подставлять себя нагого под потоки облаков; в холодное время года он должен носить мокрую одежду. Претерпеванием все более и более суровых мучений да предает он бренную плоть изнуренно. И когда подвергнется немощи, то пусть встанет, и идет по прямому направлению на север, питаясь водою и воздухом, пока его смертное тело сокрушится, и душа его соединится с Брахмой». Когда приверженец брахманизма самоистязаниями доставил душе полное владычество над телом, он вступает в последнюю стадию спасения: погружается созерцанием в душу вселенной, не удостаивает внешний мир ни малейшего внимания, без скорбей и радостей, без желаний и ощущений, молчащий и уединенный, «в сне глубочайшего созерцания» размышляет только о Брахме, который «меньше атома и светлее, чем золото», пока, увядая подобно растению, он навеки погрузится в Брахму. «Кто подобно слепому не видит, – говорится в Упанишадах, – подобно глухому не слышит, подобно древу бесчувствен и недвижим, о том знай, что он достиг покоя». Своего апогея подвижничество достигло, кажется, только в IV веке до Р. X.; аскетизм брахманизма все усиливаясь, принимая все более фантастические формы, кажется, только к этому времени развился до того, что вошло в обычай, стало считаться обязанностью – религиозное самоубийство. Из греческих известий мы видим, что в следующие столетия усерднейшие подвижники брахманизма уж не довольствовались паломничеством на Ганг, на Ямуну, к священным озерам и очищениями там, что они прекращали свою жизнь, бросаясь в эти святые воды, чтобы достойною божественной награды смертью уменьшить, число своих возрождений; а еще позднее, религиозная восторженность брахманизма дошла до того, что многие, как мы знаем, бросались под колеса колесницы божества, чтобы быть раздавленными.

Сила подвижничества по представлению брахманизма

Брахманизм, развиваясь, все резче и резче выставлял противоположность духа и материи; он стал учить, что только дух происходит от Брахмы, и дошел наконец до того, что отнял у материи, у физической природы всякое существование, объявил мысль об их существовании совершенно ложною, противопоставил физический мир, как обманчивый призрак, истинному существованию в Брахме, и стал учить, что победа чистой души вселенной будет состоять в уничтожении всех элементов физической природы, в истреблении всего материального. Таким образом, задача нравственной жизни состоит для брахмана уж не в том, чтобы дух расширял свою силу над чувственным миром и устраивал его по своим целям, чтобы душа господствовала над телом, как над слугою своим, чтобы человеческая жизнь руководилась божественным духом, очищалась и облагораживалась им; – брахман видит цель жизни в погибели материальной природы, в уничтожении мира индивидуальных существ, в возвращении потока духовной жизни к его источнику. Брахман направлял свое мышление только к единому и абсолютному, углублялся в неисследимую бездну чистого бытия, не видел реальности в разнообразии явлений, и его размышление было только устремлением неподвижного взгляда в пустоту. Это и фактически проявилось тем, что аскет брахманизма устремляет неподвижный взгляд на какую-нибудь точку: на кончик своего носа, или на свой пуп, или на солнце, высшее проявление божества. Религиозная дума брахмана – «чуждая всякой мысли дремота ума в непрерывном созерцании пустого единого, производимый силой воли сон ума в бодрствующем состоянии человека». Этому умерщвлено тела, этому погружению в Брахму брахманы придавали такую цену, что считали подвижников святыми, имеющими соучастие в силе и в существе Брахмы, стоящими по сану выше старинных богов, приобретающими посредством своих святых дел такую магическую силу, что даже небесные существа не в состоянии сопротивляться им. В таких подвижников были мало-помалу превращены жрецы, прославляемые в Ведах: Атри, Ангирас, Васиштха (Vasishtha), Бхригу (Bhrigu) и другие; святость их подвижничества была, по учению брахманов, так велика, что они приобрели чрез нее божественную силу, подобную силе Брахмы. В старых эпических песнях (до развития брахманизма) боги трепетали пред исполинами, сынами Дити и Дану; позднейшее вероучение противопоставило им гораздо более опасных врагов; от которых им приходится очень плохо. Это подвижники; боги подвластны подвижникам: «делами подвижничества можно заставить даже Индру сойти к богу смерти». Потому Индра живет в постоянном страхе: едва какой-нибудь брахман, царь или асура удаляется в пустыню, вести там подвижническую жизнь, Индра начинает трусить и придумывает, какими бы средствами помешать самоистязаниям своего соперника. Подвижник брахманизма может своими самоистязаниями принудить богов сделать все, что ему угодно.

Космогония брахманизма

Прославление подвижников возвышало в глазах народа, окружало блеском касту брахманов, к которой принадлежали они; потому брахманы усерднейшим образом старались возвеличивать, доводя до непомерной фантастичности, чудеса и сверхъестественные силы этих святых, наполнять воображение народа легендами об их чудесах, омрачать его ум суеверием и фантазёрством. Исторические воспоминания и героические песни были переделаны в духе новых понятий брахманизма: дела и учения великих святых предков какого-нибудь жреческого рода, были выдвинуты на первый план. Национальные герои эпоса были превращены в богов новой теологии. Религиозные понятия брахманизма и основанные на них заповеди и учреждения были выставлены за первобытные, существовавшие с самого начала мира. Великим подвижникам было даже дано участие в сотворении мира; таким образом, их потомки, брахманы получали право быть владыками земли. Была составлена новая космогония брахманизма, в которой древние божества, олицетворения творческих сил природы, отодвинуты были во второстепенное положение, и начатое высочайшим существом дело сотворения мира было продолжаемо и довершено брахманскими мудрецами. Закон Ману говорит:

«Когда Вечный и невидимый, познаваемый только разумом, хотел произвести из своей божественной сущности разнообразные существа, он сначала сотворил мыслью воду и вложил в нее порождающее вещество. Оно стало яйцом, блестящим как солнце, и в нем развился великий праотец всех духов, Брахма, творящая сила Вечного. Брахма, после целого года творчества, разделив единственно действием мысли яйцо, создал из половин его небо и землю, посредине их воздух и восемь стран света, огонь и вечное жилище воды. Потом из самого себя произвел он душу (разум), самость (сознание) и пять чувств или органов, воспринимающих впечатления внешнего мира. Из этих составных частей, из пяти стихий (материи) и трех духовных способностей (чувственного восприятия, сознания и души) произошел преходящий мир, истечение из вечного источника. После долгих подвигов аскетизма, в религиозном энтузиазме божественный дух сотворил Ману (Manu), а Ману после тяжких самоистязаний сотворил десять великих мудрецов, ставших владыками всех существ, праотцами брахманов. Они, имея великую силу, сотворили семь других Ману (эти Ману – цари духов, владыки нравственного мира); потом сотворили богов и их жилища, прочих святых, добрых духов (Апсаров, Apsaras, и Гандхарвов, Gandharva, небесных гениев), злых духов (Асур, Asura, Ракшасов, Rakshasa и проч.) и духов предков (Питеров, Pitaras, т. е. отцов); потом гром, молнию, облака, и, наконец, силою своих подвигов аскетизма, сотворили животных и все движимое и недвижимое в создании».

Прежние боги с развитием брахманизма заняли лишь второстепенное положение; они были превращены в стражей вселенной, и их «охранению было вверено» восемь стран света: Индра, могучий владыка воздушного царства, живет на прохладном севере, откуда приносится освежающий и оплодотворяющий дождь, близ священной горы Меру, озаренный сиянием солнца, на которой обитает Брахма с достигшими совершенства подвижниками. Яма, властелин царства мертвых, живет на жарком, иссушающем юге; хранители других стран света: бог солнца Сурья (Surya); бог огня Агни (Agni); бог ветра Ваю (Vауа); бог луны, Чандра; бог воды, Варуна, и бог богатства, Кубера.