Дополнительная глава

 

Взгляд на экономическую историю Западной Европы в XVI веке

 

(начало)

 

Попытки связать историю реформации с экономической историей. – В чем заключается действительная связь между ними? – Судьба церковного землевладения в XVI веке. – Экономические перемены, не имеющие непосредственного отношения к реформации. – Успехи капитализма в XVI столетии. – Перемены в торговле.

 

В предыдущих главах нашею задачею было рассказать историю реформации XVI века, которая была, так сказать, главным историческим явлением этой эпохи. Мы видели, что явление это отличается большою сложностью: как причины, так и следствия реформации выходили за границы собственно религиозной жизни и церковных перемен. Исследуя факторы, которые произвели эпоху церковных преобразований и религиозных междоусобий и войн, историки останавливались на самых разнообразных объяснениях, но долгое время менее всего обращали внимания на экономическую сторону явления; однако, в данную минуту уже нельзя жаловаться на то, чтобы эта сторона оставалась в пренебрежении. Напротив, экономический фактор выдвигается на первый план, а многие думают даже о том, чтобы к одному этому фактору свести все объяснение событий, совершившихся в XVI в. К сожалению, фактическая разработка вопроса до сих пор оставляет еще желать весьма многого. Например, в то самое время, как исследованы самые иногда мелочные подробности теологических споров или дипломатических сношений реформационного периода, такой важный факт экономической истории той же эпохи, как секуляризация церковной собственности, только что начинает обращать на себя особое внимание историков. Нельзя не радоваться, что столь важные отношения, как отношения экономические, начали наконец приниматься в расчет при объяснении исторических движений, подобных реформации. Но у дела есть и другая сторона, которой нужно остерегаться. Мы говорим именно о попытках связать непосредственно с экономической историей объяснение всех явлений культурной и социальной жизни, как будто, например, различия между гуманизмом и протестантизмом, между мистицизмом и рационализмом, между реформацией и реакцией или в частности между системой Лютера или системой Кальвина, между антитринитаризмом Сервета и антитринитаризмом Социна могут быть объяснены исключительно с экономической точки зрения. В исторической жизни каждого народа одновременно совершается несколько процессов с разным содержанием и с разным, конечно, значением. Одним из таких процессов и была в XVI в. реформация. Понятно, что, имея свое собственное содержание, свои причины и свои следствия, – притом причины и следствия довольно разнообразные, реформация не могла быть порождением только одного какого‑либо фактора, но не могла также породить только один какой‑нибудь результат. Сказать, что вся реформация была следствием совершившегося в XVI в. экономического процесса – легко, но сказать не значит еще доказать. Можно, разумеется, привести и доводы в пользу того, что реформация XVI в. происходила под влиянием известного экономического процесса, но раз существуют факты, свидетельствующие об этом влиянии, никто, понятно, отрицать его не станет. Но из того, что экономический процесс оказывал свое влияние на реформацию, еще вовсе не следует, чтобы это влияние было единственным и исключительным. Совершающиеся в жизни народов исторические процессы всегда находятся между собою во взаимодействии. Известными своими сторонами экономическая эволюция, бесспорно, влияла на реформацию, но только известными сторонами и притом не всегда в одинаковой степени; другие же стороны этой эволюции прошли для реформации бесследно. И наоборот, одними своими сторонами реформация оказала свое действие на экономический процесс, другими же сторонами, наоборот, никакого. Например, секуляризация церковных имуществ, играющая такую роль в истории реформации, может быть рассматриваема и как важный факт в экономической истории, т.е. тут оба процесса соприкасаются, вступают во взаимодействие, влияют один на другой. Но появление антитринитаризма, в высшей степени интересное для историка религиозных движений XVI в., уже не имеет никакого отношения к экономическим переменам. Совершенно так же и история биржевых операций или государственных займов в XVI в., которую недавно так прекрасно осветил Эренберг в своем капитальном труде, не имеет никакого прямого отношения к теологическим спорам эпохи и ни малейшим образом не объясняет нам направлений тогдашнего религиозного мышления.

Итак, мы не отрицаем связи между религиозной и экономической историей XVI века. Мы только считаем нужным определить её границы и установить разные степени её близости. Более отдаленная, т.е. вообще посредственная связь может быть установлена в истории между какими угодно фактами, представляемыми жизнью одного и того же общества в одну и ту же эпоху. В числе причин реформации были и причины экономические, но не все экономические явления эпохи делались непременно причинами реформации. С другой стороны, реформация, несомненно, имела и экономические следствия, но не все её следствия имели исключительно экономический характер. Нужно всегда принимать в расчет, в какой именно сфере исторических явлений реформация непосредственно соприкасалась с экономическими отношениями. Когда, например, нам говорят о роли аграрных отношений в истории возникновения реформации, именно, когда нам говорят о желании светских сословий поживиться на счет церковного землевладения, о пререканиях, возникавших у землевладельцев с церковью из-за десятины, о недовольстве церковных крепостных разного рода оброками и барщинами, мы совершенно ясно понимаем, как известные экономические порядки повлекли за собою протест против данной церковной системы. Или еще, когда мы слышим, что, с другой стороны, реформация оказала влияние на аграрные отношения, благодаря совершенной ею секуляризации церковной собственности, мы тоже видим тесную связь между фактами обоих порядков. Другое дело, наоборот, отношение религиозной реформации к переменам в цеховой организации промышленности в XVI в. Между католическою церковью и цеховой организацией не было такой тесной связи, какая была между католицизмом и землевладением. Реформация непосредственно не затрагивала обрабатывающей промышленности, и последняя сама не имела прямого влияния на реформацию. Кроме указанного примера церковного землевладения и секуляризации, можно привести и другой, на котором легко проследить иного рода связь между судьбами реформации и экономической историей – связь более отдаленную, но не менее действительную. Реформация разделила всю Западную Европу на два лагеря и вызвала целый ряд религиозных междоусобий и войн. Историки уже давно говорили о необходимости подсчета, во что обошелся Европе религиозный фанатизм, разделявший разные части одного и того же народа или целые нации на враждебные лагери. Но есть и другой вопрос, который тесно связан с историей этих войн: откуда, в самом деле, брались те громадные материальные средства, которые позволяли западноевропейским государям собирать большие армии, снаряжать огромные флоты? Ход истории реформации на Западе, несомненно, был бы иной без грандиозных международных столкновений, сделавшихся в XVI в. возможными лишь вследствие важных перемен в денежном хозяйстве, – тема, вся широта которой лишь недавно стала вполне понятной историкам. Мы слегка и затронем ее в конце этой главы.

Особый интерес получает вопрос о связи религиозной реформации с экономической историей по отношению к классовым различиям западноевропейского общества XVI века. Никто не станет отрицать, что в основе классовых различий лежат экономические отношения, и что не только политические, но и религиозные партии в большей или меньшей степени отражают на себе эти различия. В разных местах настоящего труда мы указывали, что причины недовольства католическим духовенством и церковными порядками, имевшие очень часто экономический характер (обеднение дворянства, тяжесть десятины, обременение крестьян поборами), далеко были неодинаковыми в отдельных сословиях и классах, на которые распадалось тогдашнее общество. Мы имели также случаи наблюдать, что реформация принимала разный характер – то более аристократический, то, наоборот, более демократический. Если не классовые интересы сами по себе заставляли ту или другую часть населения становиться под знамя той или иной формулы, как это часто наблюдается в реформационную эпоху, то во всяком случае классовые различия оказывали свое, хотя бы и косвенное влияние на образование религиозных партий. Например, в эпоху религиозных войн во Франции гугенотская партия имела характер преимущественно дворянский, а католическая сила состояла преимущественно из городского простонародья, тогда как «политики» представляли собою, главным образом, зажиточную буржуазию.

Ошибочные суждения о взаимных отношениях двух историй могут быть двоякого рода. Если у некоторых современных историков замечается тенденция искать везде прежде всего действия экономических причин, то прежние историки, наоборот, склонны были выводить и чисто экономические факты из таких явлений, как реформация. Известно то место в «Истории Англии» Маколея, где на счет католицизма и протестантизма ставятся нищета одних стран Западной Европы и благосостояние других, как будто в данном случае не действовали еще и многие другие причины, не имеющие ничего общего с религией и вероисповедной политикой. «Прелестнейшие и плодоноснейшие области Европы, говорит Маколей, под владычеством римской церкви впали в нищету, между тем как протестантские страны, бесплодие и варварство которых служили некогда поговоркою, были превращены искусством и промышленностью в сады. Кто, зная, что такое Италия и Шотландия от природы, и чем они четыреста лет назад были на деле, сравнит теперь окрестности Рима с окрестностями Эдинбурга, тот будет в состоянии составить себе некоторое понятие о том, к чему ведет папское владычество. Упадок Испании, некогда первой между монархиями, а ныне дошедшей до крайних пределов унижения, возвышение Голландии, достигшей, несмотря на многие естественные невыгоды, такого положения, какого не достигало ни одно столь небольшое государство, служат уроком того же самого рода. Переходя в Германии из римско‑католического в протестантское княжество, в Швейцарии из римско‑католического в протестантский кантон, в Ирландии из римско‑католического в протестантское графство, замечаешь, что переходишь из низшей в высшую ступень цивилизации. По ту сторону Атлантического океана господствует тот же самый закон. Протестанты Соединенных Штатов оставили далеко за собою католиков Мексики, Перу и Бразилии. Католики Нижней Канады коснеют в бездействии, тогда как целый материк вокруг них кипит протестантскою деятельностью и предприимчивостью». Это обобщение способно, конечно, вызвать то впечатление, на которое и рассчитывал Маколей, делая свои сопоставления, но по отношению к нашей теме это не ответ на вопрос, а скорее новая задача для решения. Во‑первых, нужно отличать прямые экономические следствия реформации от следствий косвенных. К первым мы отнесем уничтожение церковного землевладения, сокращение числа духовных лиц, упразднение монастырей и самого монашества, уменьшение количества праздничных дней в году и т. и.; ко вторым – более высокую духовную культуру протестантов, которая в свою очередь отразилась и на их экономической деятельности. Во‑вторых, рядом с неодинаковыми религиозными формами действовали и неодинаковые формы политические, бывшие результатами, конечно, не того или другого вероисповедания. В‑третьих, наконец, особенно следует принять в расчет, что экономическая судьба отдельных стран зависела от многих местных или чисто мировых причин, не имевших ничего общего с религией или политикой. Не столько выводя экономические успехи известных народов из их протестантизма, сколько объясняя упадок других победою в них католической реакции, мы не должны забывать и того, что сама католическая реакция могла одержать полную победу лишь там, где общие условия были неблагоприятны для дальнейшего развития. Маколей упоминает о «многих естественных невыгодах» Голландии, совершенно умалчивая о тех «естественных выгодах», которые именно и создали цветущую Голландию новых веков. Возвышение одних стран и упадок других в экономическом отношении объясняется не тем, что одни страны приняли протестантизм, а другие остались верными католицизму: возвышение и упадок отдельных государств зависели и от причин чисто материальных, более всего от того значения, какое выпало на их долю в начинавшемся около этого времени мировом хозяйстве. В XVI в. на западе Европы совершалась в высшей степени важная экономическая эволюция, благоприятная для одних и неблагоприятная для других. Сама католическая реакция проявлялась во всей своей силе именно в тех странах, которые были обойдены новым движением истории, При всем том Маколей и слишком односторонне в конце концов обобщает факты. Если правильно, что католическая реакция приводила к экономическому упадку, – как это, впрочем, бывает со всякой реакцией, насильственно подавляющей свободное развитие жизни, то далеко еще не везде реформация влекла за собою экономические и культурные успехи. Быть может, даже наоборот: именно необходимы были прежде всего известные успехи в обоих отношениях, чтобы сделалась возможною реформация, если только она была действительно общественным движением, а не известною правительственною мерою. В экономической истории Запада в самой непосредственной связи с религиозной реформацией, как мы уже сказали, находится секуляризация церковной собственности. Не нужно забывать, что в руках духовенства и монастырей сосредоточено было громадное количество населенных имений, иногда чуть не треть или не половина всей территории. Там, где происходила секуляризация церковной собственности, совершался поэтому целый аграрный переворот, имевший важные экономические последствия. На счет духовенства и монастырей поживилось преимущественно дворянство, с которым государственная власть, производившая секуляризацию, большею частью делилась своей добычей. Новые владельцы очень часто по‑новому распоряжались доставшимися им землями, т.е. заводили на них иные, чем прежде, экономические порядки[2].

Секуляризация церковной собственности совпала по времени с двумя важными процессами в социальной истории Западной Европы. Во‑первых, повсеместно происходило обеднение дворянского сословия, которое, ища способов поправить свои дела, с одной стороны, налегло на крестьянскую массу, как это мы видели, например, в Германии в эпоху великой крестьянской войны, а с другой – стало усиленно стремиться кзавладению поземельною собственностью клира и монастырей. Во‑вторых, это была эпоха, когда начался переход от прежней, средневековой формы хозяйства к новой, которая была рассчитана на более обширное производство. Старые способы извлечения доходов из земли, конечно, легче всего могли удерживаться там, где собственность сохраняла прежних владельцев, и нигде именно до такой степени не господствовал хозяйственный консерватизм, как на церковных землях. Переход последних к новым владельцам должен был только содействовать переменам хозяйственного характера. В данном случае церковная реформация лишь помогала процессу, имевшему происхождение в самой экономической сфере.

Вообще экономические перемены совершаются не так быстро и заметно, как перемены чисто политического характера. Бывают, однако, времена, когда эволюция экономических отношений как бы ускоряется и, с одной стороны, более непосредственным образом, а с другой – и более разнообразными следствиями отражается на жизни. В иных случаях приходится даже прямо говорить об экономических революциях. Одна из таких революций, как известно, произошла в конце XVIII и в начале XIX веков, одновременно с революцией политической. Другую подобную же «революцию» мы имеем право приурочить к реформационной эпохе.

В самом конце XV столетия произошло событие первостепенной важности – открытие Америки. Одним из результатов этого события был небывалый наплыв в Европу золота и серебра, повлекший за собою упадок ценности монеты, а с ним, как его обратную сторону, и вздорожание предметов потребления. Это должно было, конечно, оказать влияние на всю экономическую жизнь XVI в. В самое короткое время количество денег увеличилось в двенадцать раз, и если прежде всегда жаловались на недостаток в монете, то теперь стали жаловаться уже на то, что деньги падают в цене. Одновременно всюду начинают отмечать, что цены на все предметы потребления сильно возрастают. В эпоху религиозных войн во Франции Екатерине Медичи была представлена записка под заглавием «Discours sur l'excessive cherté» [«Рассуждение о чрезмерной дороговизне»], в которой говорилось, что за шестьдесят лет цены на все предметы потребления поднялись в двенадцать раз, и это общее положение доказывалось целым рядом фактических подробностей. Нужно, однако, заметить, что цены на разные предметы возрастали далеко не одинаково, а потому, кроме обесценения монеты, нужно искать и других объяснений этого общего явления. Обнаружено, что, например, в той же Франции цены на съестные припасы росли в XVI веке гораздо быстрее, нежели цены на произведения обрабатывающей промышленности, и это объясняют тем, что сравнительно с сельским хозяйством городские промыслы сделали в эту эпоху большие технические успехи. Но и возрастание цен на предметы потребления говорило бы еще очень мало, если бы оно сопровождалось соответственным увеличением заработной платы. На самом деле этого‑то как раз и не было. Правда, росла и заработная плата, но далеко не так быстро, как цены на продукты. Например, во Франции в середине XVI века лет за тридцать‑сорок заработная плата земледельческих рабочих росла вдвое медленнее цены на продукты земледелия (возрастание цены на 30–40%, платы – на 15–20), а рост платы ремесленным рабочим тоже несколько отставал от роста цены на продукты обрабатывающей промышленности (20–30% и 25–35%). Разумеется, такое положение дел должно было отзываться весьма неблагоприятно на благосостоянии народной массы, и многие народные восстания XVI века были естественным результатом общего обеднения. Крестьянская война в Германии – самый рельефный пример подобного рода проявлений народного неудовольствия. Понятно, впрочем, что не для всех общественных классов это общее изменение цен имело одно и то же значение. Кроме рабочих, теряли при этом землевладельцы вследствие уменьшения доходности сельского хозяйства сравнительно с обрабатывающею промышленностью. Наоборот, особенно выигрывало купечество, а потому против этого класса, главным образом, и было сильно народное озлобление. Под влиянием этого процесса в городах все более и более происходила общественная дифференциация, хотя в общем города выигрывали сравнительно с деревнями, которые, наоборот, приходили в упадок.

Другим важным следствием открытия Америки и одновременно совершившегося открытия морского пути в Индию было расширение торговли и перемещение её путей. До конца XV в. средоточием торговли было Средиземное море. Главными её пунктами были Барселона, Генуя и особенно Венеция. Последняя вела торговлю с Востоком через Египет, но после завоевания Египта турками в начале XVI века этот торговый путь, и без того бывший трудным и небезопасным, сделался еще более неудобным, а между тем и португальцы, открыв для торговли с Индией новый путь вокруг мыса Доброй Надежды, сильно подорвали венецианскую торговлю. Хотя итальянцы еще около 1300 г. вели торговлю с Нидерландами, посылая свои корабли чрез Гибралтар, Атлантический океан и Ламанш, однако, в торговом отношении Атлантический океан до конца XV века играл самую незначительную роль. Открытие Америки и морского пути в Индию мало-помалу сделали названный океан новым Средиземным морем и выдвинули на первый план в торговом отношении страны, лежащие у этого океана. В средние века главный торговый путь от итальянских портов к Немецкому морю шел через Альпы и Германию: на этом пути по верхнему течению Дуная и среднему и нижнему течению Рейна преимущественно и процветали богатые торговые города. С падением прежней итальянской торговли эти города стали приходить тоже в упадок. Перемещение торговых путей отразилось неблагоприятным образом и на Ганзе, так как у неё явились конкуренты в виде, с одной стороны, Англии и Нидерландов, с другой – Дании и Швеции. Особенно от рассмотренного перемещения торговых путей выиграли Нидерланды, которые, развив собственную промышленность, кроме того, посредничали еще между старыми торговыми городами Германии, Аугсбургом и Нюрнбергом, и Лиссабоном. Но самую первую роль в торговле в XVI веке играли Португалия и Испания, и только к концу столетия их стали вытеснять Нидерланды, Франция и Англия. Оба государства Пиренейского полуострова положили начало и заведению внеевропейских колоний, получивших впоследствии в высшей степени важное экономическое и политическое значение. Наплыв в Европу драгоценных металлов и расширение торговли в высшей степени благоприятствовали развитию денежного хозяйства. Известно, что первыми капиталистами в средние века были купцы, ведшие иностранную торговлю. Чем более появлялось в обороте денег, чем большее количество продуктов поступало в продажу, и чем больший район охватывали торговые операции, тем шире развивался и коммерческий капитализм. XVI век был эпохою такого же роста коммерческого капитализма, каким для капитализма индустриального сделалось XIX столетие. В самом деле, в эту эпоху впервые происходит поразительная концентрация денежных капиталов. Вместе с тем в эту же эпоху и денежные люди начинают играть видную общественную и даже политическую роль.

В самых способах торговли в XVI веке совершились важные перемены. В прежние времена купец сам привозил свои товары для их продажи в тот или другой пункт, где обыкновенно и «гостил» лишь некоторое время, но затем купцы постепенно стали переходить к оставлению в средоточиях торговли своих постоянных агентов, и этим в торговое дело вносилась уже известная непрерывность. Число подобных агентов стало постепенно расти в таких местах, где все более сосредоточивались торговые обороты и умножались склады товаров. Рядом с этим происходила и другая перемена. В средние века в наиболее важных средоточиях торговли обмен совершался обыкновенно лишь в известные сроки. Это была система ярмарочной торговли, т.е. в известный город купцы съезжались и привозили свои товары лишь в определенное время года. По мере того, как в некоторых пунктах устраивались агентуры и постоянные товарные склады, прежнее значение ярмарок стало падать, или, что то же, в некоторых городах возникли постоянные ярмарки, Наконец, в связи с расширением и с большею непрерывностью торговых оборотов находится также еще один в высшей степени важный факт. Он заключается в том, что самые деньги сделались, так сказать, предметом торговли. Впервые это явление наблюдается еще в средневековой Италии, которая и была настоящей родиной банкирского дела. Расширение торговых оборотов и непрерывность торговых сделок вызвали к жизни новое учреждение – биржи, в которых уплаты по счетам стали происходить не в ярмарочные только сроки, а постоянно, и где купцы или их приказчики стали встречаться ежедневно для коммерческих или денежных сделок; сюда же стали стекаться разного рода известия, интересные для купцов, равно как и политические новости, сколько‑нибудь важные для торговых людей. Такие биржи возникли в нескольких городах, но самые знаменитые в XVI веке находились в Лионе и Антверпене. Благодаря росту торгового значения Нидерландов, антверпенская биржа стала играть особенно выдающуюся роль. Она получила настоящее международное значение, и на выстроенном для неё здании красовалась надпись: In usum negotiatorum cujuscunque nationis ac lingvae». Возникновение бирж внесло в торговлю элемент спекуляций и рискованных предприятий, которые еще более оживляли торговую деятельность, но зато очень часто вызывали и настоящие кризисы: денежные сделки или уже сразу сильно обогащали, или совершенно сразу же разоряли. Каждая биржа обыкновенно находилась в руках нескольких богачей, бывших настоящими королями биржи.

Разные исторические обстоятельства отражались на биржах весьма различным образом. Религиозные войны во Франции и Нидерландах, равно как государственное банкротство Франции и Испании, имевших дела с лионскою и антверпенскою биржами, значительно поколебали положение этих двух учреждений, и к концу XVI века их значение упало. Зато получили большое развитие Генуя и Франкфурт на Майне, которые и прежде имели важное значение в денежных делах, во второй же половине XIX века прямо стали отбивать практику у Лиона и Антверпена.



Литература: Этой главы не было в первом издании. См. Э. Зеворт. История нового времени (дополнения проф. И. В. Лучицкого),Каутский. Век гуманизма и реформации (введение к его книге о T. Море, переведенное в «Сев. Вестн.» за 1889 г. и перепечатанное в «Очерках и Этюдах»). – Р. Виппер. Общество, государство и культура на Западе в XVI веке («Мир Божий», 1897). – М. Ковалевский. Секуляризация монастырской собственности в Англии и её ближайшие последствия («Русская Мысль», 1886). – Его же. Поворотный момент в истории землевладельческих и земледельческих классов в Англии («Истор. Обозрение», т. III). – Rogers. Economic interpretation of history. (См. особенно главу «The social effects of religions movements»). – Эшли. Экономическая история Англии. – Ehrenberg. Das Zeitalter der Fugger. Geldkapital und Kreditverkehr im XVI Jahrhundert. 1896. l Bd. Die Geldmächte des XVI Jahrhunderts. (Кроме истории Фуггеров, сведения о других немецких, итальянских и нидерландских домах и компаниях). II Bd. Die Weltborsen und Finanzkrisen des XVI Jahrhunderts. – Konrad Habler. Die Stellung der Fugger zum Kirchenstreite des XVI Jahrhundert (в Hist. Vierteljahrschr. за 1899) и его же Die Geschichte der Fugger'schen Handlung in Spanien. – Кроме того, см. многие сочинения, названные в главах XIII – XIX первого тома «Истории Западной Европы». – Книга Эренберга – одно из капитальнейших сочинений по экономической истории нового времени. Как мало, однако, экономическая история XVI века, особенно в области денежного хозяйства, связана с историей реформации, как таковой, видно из того, что о последней автор едва упоминает в своем труде. Заметим кстати, что Эренберг не желает, чтобы ему приписывали воззрения экономического материализма, хотя он и признает «за экономическими интересами eine liberaus grosse Bedeutung fur die Entwickelung der Menschheit». В pendant к книге Эренберга отметим, равным образом, и труд Sieveking'а для несколько более ранней эпохи «Genueser Finanzwesen vom XII bis zum XIV Jahrhundert». Ehrenberg'у принадлежит еще «Hamburg und England im Zeitalter der Konigin Elisabeth». Cp. B. Базаров и И. Степанов. Общественные движения в средние века и эпоху реформации. Более новые труды: Зомбарт. Происхождение современного капитализма. – /. М. Эволюция прибыли с капитала в связи с промышленностью и торговлею. – Его же. Лекции по истории хозяйственного быта.

[2] См. главу XXXII этого тома, где речь идет, между прочим, о результатах секуляризации в Англии.