XXXIV. Первые месяцы революции

 

(продолжение)

 

Открытие генеральных штатов. – Поверка полномочий. – Провозглашение национального собрания. – Королевское заседание.

если вам нужны КРАТКИЕ сведения по этой теме, прочитайте главы "Генеральные штаты и Национальное собрание" из Учебной книги Новой истории Н. И. Кареева. До начала ознакомления с этой лекцией Кареева рекомендуется прочесть дополнение к ней - Обстановка во Франции перед открытием генеральных штатов 1789

Открытие генеральных штатов 1789

Генеральные штаты собрались в Версале в начале мая 1789 г. 4-го числа было церковное богослужение, 5-го произошло торжественное открытие заседаний. Если и правительство не имело определенной программы действий, то церемониймейстеры, наоборот, обдумали все, относившееся к внешней стороне собрания, и при дворе было решено, что штаты 1789 г. будут держаться форм штатов 1614 г. Депутаты привилегированных сословий должны были присутствовать на обеих церемониях в великолепных костюмах, депутаты третьего сословия – в простых черных плащах, а когда хранителя печати Барантена спросили, должны ли депутаты третьего сословия говорить на коленях, он отвечал: «да, если так будет угодно королю». Нансийский епископ в церковной речи просил Людовика XVI принять уверения в преданности (les hommages) от духовенства и в уважении (les respects) от дворянства, а от третьего сословия – всенижайшие просьбы (les humbles supplications). Когда на торжественном собрании 5 мая король, заняв трон, надел шляпу, духовные и дворяне тоже надели свои головные уборы, таким же образом поступили и члены третьего сословия, но привилегированные шумом выразили свое неудовольствие, и Людовик XVI тотчас же снял шляпу, дабы заставить всех обнажить головы.

Открытие генеральных штатов 1789

Открытие генеральных штатов 5 мая 1789. Картина Огюста Куде, 1839

 

 

Поголовное или посословное голосование?

В торжественном заседании при открытии штатов произнесены были три речи: говорили король, хранитель печати и Неккер. Речь последнего была длинным и скучным финансовым отчетом, состоявшим из массы цифр, словно правительство смотрела на собравшиеся штаты, лишь как на способ добыть денег посредством новых налогов. Вообще, однако, речи эти не содержали прямого указания относительно самого важного вопроса, от которого зависело решение и всех иных, именно как должны были подавать голоса – поголовно или посословно, а касательно нововведений делалось даже предостережение – в обозначение их опасными (des innovations dangereuses). Правительство само не решало главного вопроса, и поэтому он был решен помимо правительства. 6 мая три сословия собрались в отдельных помещениях для проверки полномочий (vérification des pouvoirs), т. е. документов об избрании того или другого депутата (их явилось более 1100 человек), но третье сословие стало требовать, чтобы этим делом занялись все сообща и в одном помещении; привилегированные отвечали на это отказом. Начались пререкания, длившиеся довольно продолжительное время и сопровождавшиеся взаимными обвинениями в нежелании приступить к работе, ради которой были собраны генеральные штаты; в этом прошли первые две недели собрания. Последние Генеральные штаты, бывшие за 175 лет перед тем, окончились ссорою между сословиями, столь характерною вообще для истории этого учреждения, и вот в Генеральных штатах 1789 г. в самом начале происходит то же самое. В былые времена из этого извлекала для себя выгоду одна королевская власть, но теперь обстоятельства были иные, и победа осталась на стороне третьего сословия, отождествившего себя с нацией: последняя, действительно, оказывала поддержку своим депутатам в то время, как привилегированные сносились только с двором, продолжавшим стоять на своей старой точке зрения. Наконец 10 июня автор знаменитой брошюры Сийес, нашедши, что «пора же обрезать канат», предложил в последний раз в торжественной форме старой судебной процедуры от имени «общин» вызвать (sommer) духовенство и дворянство, назначив им срок, после которого не явившиеся (non comparants) лишаются своих прав. 12 числа в 7 часов вечера приступили к поверке полномочий, а на другой день началось присоединение к третьему сословию представителей других сословий, на первый раз в лице трех приходских священников, появление которых было встречено громкими рукоплесканиями.

 

Генеральные штаты провозглашают себя национальным собранием

Когда (15 июня) проверка полномочий была окончена, Сийес указал на то, что в собрании присутствуют представители, по крайней мере 96% нации, которые могут действовать и без не явившихся депутатов от кое-каких бальяжей или разрядов граждан, и предложил депутатам объявить себя «собранием известных и удостоверенных представителей французской нации». К этому присоединился и Мирабо, находивший, однако, лучшим назваться «представителями французского народа». Три дня происходили прения по поводу этих предложений, пока не принято было наименование – «национальное собрание» (assemblée nationale), не бывшее совсем новым, так как мы находим его уже в наказах 1789 г.; оно было на этот раз подсказано представителям третьего сословия и присоединившимся к ним депутатам высших сословий – одним совсем почти никому неизвестным депутатом.

Торжественное провозглашение национального собрания произошло 17 июня; в этот день старое сословное деление французских подданных на три чина (ordres) исчезло, и все французы образовали в политическом отношении однородную по своему составу нацию. Это решение было принято с восторгом парижским населением и подействовало на большинство депутатов духовенства, решившихся примкнуть к третьему сословию; двор, наоборот, был страшно раздражен. Людовик XVI некоторое время колебался еще между советами, с одной стороны, Неккера, с другой – жены, младшего брата, принцев крови и вообще привилегированных, но в конце концов принял решение устроить торжественное заседание с целью отменить своею властью случившееся. Между тем национальное собрание декретировало: 1) прекращение взимания налогов, буде собрание распустят, 2) принятие государственного долга под гарантию нации и 3) образование особого продовольственного комитета.

 

Клятва в зале для игры в мяч

20 июня председатель национального собрания, Байи, получил извещение от Барантена, что заседания отсрочиваются; депутаты и многочисленная публика, собравшаяся посмотреть на то, как большая часть духовенства направится в залу национального собрания, нашли эту залу запертою и охраняемою часовыми, и узнали, что в зале идут приготовления к королевскому заседанию. Депутаты направились тогда в манеж Jeu de paume [Зал для игры в мяч], где произошла в присутствии большой публики знаменитая присяга[1]членов национального собрания – не расходиться и собираться всюду, где только представится возможность, пока Франция не получит прочной конституции. На другой день было воскресенье. Когда в понедельник (22 июня) представители народа хотели опять собраться в Jeu de paume, им уже не дали этого помещения, так как гр. д'Артуа должен был там играть в мяч. В это время уже значительная часть низшего духовенства присоединилась к национальному собранию, которое и приглашено было заседать в церкви св. Людовика, «храме религии, сделавшемся храмом отечества» по выражению одного говорившего там оратора. Около 150 человек из низшего духовенства здесь присоединилось торжественно к национальному собранию[2].

Клятва в зале для игры в мяч. Картина Ж.-Л. Давида

Клятва в зале для игры в мяч. Картина Ж.-Л. Давида

 

 

Королевское заседание 23 июня 1789

Объявленное королевское заседание состоялось 23 июня. Со стороны двора и привилегированных оно должно было быть началом реакции против всего, что совершилось во имя новой идеи нации, и с такою целью к собранию представителей народа была применена форма прежних парламентских lits de justice. Для Людовика XVI сочинили повелительную речь, которую он и произнес в торжественном собрании, в присутствии всех депутатов, но произнес неуверенным голосом человека, поступающего не по собственной инициативе. Решения третьего сословия, как противные законам и государственному устройству, были объявлены уничтоженными; предписывалось сохранять в полной неприкосновенности старое разделение на сословия, запрещалось затрагивать какие бы то ни было права, принадлежащие привилегированным и королевской власти; возвещались кое-какие незначительные реформы и прибавлялось, что если генеральные штаты не окажут поддержки благим намерениям власти, то король один станет трудиться для блага своих подданных и будет считать себя единственным их представителем. «Я приказываю вам, господа, сказал в заключение Людовик XVI, немедленно разойтись, а завтра утром собраться каждому сословию в отведенной для него палате».

Духовные и дворяне повиновались и удалились вслед за монархом, но третье сословие осталось на своих местах. Тогда обер-церемониймейстер Дрё-Брезе возвратился в залу и сказал президенту: «Господа! – вы ведь слышали приказание короля» – на что получил такой ответ от Байи: «Мне кажется, что собравшейся нации нельзя давать приказаний». Мирабо, который ранее прихода Дрё-Брезе сказал речь против оскорбительной диктатуры короля, являющегося лишь уполномоченным (mandataire) нации, и напомнил о присяге не расходиться, пока Франции не будет дана конституция, теперь поднялся с своего места и произнес знаменитые слова[3]: «да, мы слышали намерения, внушенные королю, а вы, который не можете быть его органом перед генеральными штатами, не имея здесь ни места, ни голоса, ни права говорить, вы – не созданы для того, чтобы нам напоминать о его речи. Однако, во избежание всякого недоразумения и всякой проволочки, я объявляю вам (легенда сократила все предыдущее в одну фразу: «идите сказать своему господину»), что если вас уполномочили заставить нас уйти отсюда, вы должны потребовать приказаний, чтобы употребить силу, ибо мы оставим наши места лишь под напором штыков».

Дрё-Брезе удалился из залы, пятясь назад, как бы находясь в присутствии короля, а один бретонский депутат воскликнул: «что это? король говорит с нами, как господин, когда должен был бы просить у нас совета». «Господа! – обратился к собранию Сийес: – вы остаетесь сегодня тем же, чем были вчера: приступим же к прениям». И национальное собрание объявило, что принятые им решения сохраняют всю свою силу, и декретировало неприкосновенность личности депутата под угрозою обвинения в государственном преступлении всякого, кто посягнул бы на эту неприкосновенность.

Ответ Мирабо Дрё-Брезе

Ответ Мирабо Дрё-Брезе

 

При дворе не ожидали такого исхода королевского заседания, Мария Антуанетта радовалась сначала, что все вышло хорошо, и представляя дофина депутатам дворянства, сказала, что вверяет его их охране, но пришло известие о сопротивлении третьего сословия, и настроение изменилось. Задуманный двором государственный переворот против совершившейся революции пришлось признать неудавшимся, и растерявшийся Людовик XVI заявил, что если они (т. е. депутаты третьего сословия) не хотят расходиться, то пусть остаются». Неккера думали было уволить, но теперь король упросил его не покидать своего поста, и популярность этого министра, отсутствие которого в королевском заседании было всеми замечено, сильно после этого возросла. На другой день в залу национального собрания явилось большинство духовенства, а потом вскоре этому примеру последовало незначительное меньшинство дворянства с герцогом Орлеанским во главе. Наконец, по совету Неккера, сам король приказал и другим представителям привилегированных прийти на заседание в общую залу. 27-го июня произошло уже окончательное слияние депутатов духовенства и дворянства с третьим сословием.

 

Попытки реакции

Придворная партия с Марией Антуанеттой во главе не хотела примириться с победою третьего сословия. За первою попыткою контрреволюции, сделанною 23 июня, должна была последовать другая – на этот раз при помощи тех самых штыков, на которые указывал Мирабо. Ta консервативная оппозиция, которая раньше препятствовала необходимым реформам, теперь самым решительным образом подготовляла новую реакцию, но если прежде этой оппозиции сообщала силу до известной степени поддержка со стороны народа, переставшего доверять власти, то при новых обстоятельствах, наступивших после 17 июня, уже никоим образом не могло быть ни малейшей солидарности между привилегированными и народной массой. Теперь, наоборот, реакционные попытки, направленные против национального собрания, должны были лишь разжигать народные страсти, направлять их в защиту как раз этою самого национального собрания. Если 23 июня депутаты третьего сословия, признавая себя представителями суверенной нации, ослушались королевской воли, не поддержанной физическою силою, то в середине июля попытка произвести насильственную, при помощи войска, реставрацию старого политического строя вызвала насильственный же отпор со стороны парижского народа. Этот отпор спас национальное собрание, но вместе с тем выдвинул на политическую сцену население столицы, которому потом и суждено было играть такую видную роль в событиях революции. В этом и заключается смысл июльских событий, за которыми последовали события октябрьские, как увидим, уже менее благоприятные не только для королевской власти, но и для самого национального собрания.

В истории летних и осенних месяцев 1789 г. реакционные попытки двора и революционное движение в народе идут рука об руку. Одни историки склонны объяснять тогдашние народные восстания исключительно чувством самосохранения народной массы перед угрожающим положением двора и готовы поэтому взваливать на один двор вину в той анархии, которая началась тогда во Франции, тогда как другие, наоборот, пытаются иногда исключительно этой анархией объяснять репрессивные меры, к которым считала нужным прибегнуть придворная партия. Ни то, ни другое нельзя признать верным само по себе: верно и то, и другое вместе, но опять‑таки с оговоркой, так как и народные бунты, и придворная реакция имели более глубокое происхождение. Конечно, реакция сильно подливала масла в огонь, и она вызвала грандиозные июльское и октябрьское восстания, а эти события, в свою очередь, заставляли реакционную партию думать о более энергичной репрессии, но народные волнения задолго еще предшествовали революции, имея свои причины в тогдашнем состоянии Франции, в плохом экономическом положении народной массы, в общей социальной дезорганизации, в тревожном и возбужденном настроении умов[4],а с другой стороны, и придворная оппозиция против всяких нововведений политического и социального свойства не была явлением новым, так как опять‑таки коренилась в общем состоянии Франции, в том значении, какое получил двор в жизни страны, в его союзе с консервативными элементами общества, в его влиянии на королевскую власть. Обе силы вступили теперь в открытую борьбу: подозрительное поведение двора вызывало народные восстания, а народные восстания служили для двора поводом к тому, чтобы думать о репрессии. В этой борьбе двора и народа, обострявшейся главным образом вследствие реакционного направления придворной партии, положение национального собрания было, как увидим, весьма затруднительное, и придворная партия не хотевшая признавать совершившихся событий, своим поведением сама подготовляла новый переворот, еще более для неё грозный и в то же время оказавшийся неблагоприятным для национального собрания. Если 23 июня власть из рук короля переходила в руки представителей нации, то впереди был еще захват власти непосредственно парижским населением, думавшим, что этим оно спасает свободу от козней придворной партии.

После неудачи королевского заседания 23 июня, в начале следующего месяца к Парижу и Версалю стали стягиваться войска, состоявшие главным образом из иностранных наемников разных национальностей; во главе их были Бретейль и маршал Брольи (Broglie), решившиеся на самые крайние меры против национального собрания и парижского населения. 9 июля национальное собрание, принявшее в этот день название учредительного собрания или конституанты (constituante), просило короля об удалении войск, – и в этом деле опять одну из самых первых ролей пришлось играть Мирабо, – но король отвечал, что войска необходимы для защиты самого национального собрания и что если оно тревожится, то его можно будет перевести в Нойон или в Суассон. Между тем при дворе решились снова действовать. 11 июля сделалось известным, что Неккер получил отставку и вместе с нею приказание немедленно и без огласки покинуть Францию, и что было образовано новое министерство из Бройля, Бретейля, клерикала Вогюйона и Фулона, которому молва [ложно] приписывала такие слова по поводу голода: «если народ хочет есть, пусть питается сеном». Национальное собрание послало к королю депутацию с просьбою вернуть Неккера и отослать войска на прежние места стоянки, но эта депутация не была принята. Тогда собрание декретировало, что нация напутствует Неккера и его товарищей выражением доверия и сожаления, что новые министры и советники короля, каково бы ни было их звание и положение, будут ответственными за свои поступки, и что вечный позор покроет того, кто предложит государственное банкротство. 

 


[1] Brette. Le serment du Jeu de paume (facsimilé du texte et des signatures avec introduction).

[2] Выше уже говорилось о демократическом настроении низшего духовенства во Франции накануне революции. См. еще Elie Mège. Le clergé sous l'ancien régime. – Chassin. Les cahiers des curés. – B. Robidou. «История духовного сословия во время Французской революции», а также указанную ниже работу по истории гражданского устройства духовенства. Одним из первых духовных, примкнувших к третьему сословию, был приходский священник Грегуар, впоследствии конституционный епископ, о котором см. Gazier. Etudes sur l'histoire religieuse de la révolution française.

[3] Полная достоверность их подвергается сильному сомнению в настоящее время, равно как (и притом особенно) предыдущая речь Мирабо. Loménie, IV,321 sq. Самое обращение к Дрё-Брезе передается в разных редакциях.

[4] Уже 27 апреля 1789 г. в Париже был бунт, чуть было не отсрочивший открытие генеральных штатов.

 


 

Обстановка во Франции перед открытием генеральных штатов 1789 (дополнение автора сайта «Русская историческая библиотека»)

1788 год выдался во Франции крайне засушливым. Собранный урожай оказался очень плох. Вдобавок, накануне жатвы выпал страшный град по всему северу страны. Он опустошил шестьдесят лье самой плодородной земли и причинил убытков на 100 миллионов. Зима 1788–1789 была самой жестокой с памятного холодами 1709 года. В Провансе погибла третья часть оливковых деревьев, а уцелевшие потом не плодоносили два года.

Весной 1789 голод во Франции рос с каждым месяцем. Правительство настойчиво старалось побороть его. Оно удвоило премию за привоз хлеба на рынки, потратило на поставку зерна 40 миллионов. Принцы, вельможи, епископы, монастыри раздавали щедрую милостыню. Архиепископ Парижский, чтобы помочь бедным задолжал огромную сумму, один монастырь шесть недель кормил 1200 бедняков. Однако бедствие было так тяжело, что справиться с ним не удавалось. Даже во время осады Парижа немцами 1870 года голод был не больше, чем в июле 1789.

Между тем, в 1787 во Франции прошла важная реформа местного самоуправления. К первым двум провинциальным собраниям, учрежденным Неккером в 1778 и 1779 годах, министр Ломени де Бриенн в 1787 добавил еще девятнадцать. Провинциальным собраниями подчинялись ещё и собрания окружные, а тем – приходские. Этим новым выборным органам поручались важнейшие обязанности распределения податей, надзора за их поступлением, организации общественных работ. Прежние правительственные агенты на местах – интенданты и субделегаты, которые в эпоху абсолютизма Людовика XIV располагали чрезвычайной властью, теперь утратили большую часть своего значения. В новых приходских, окружных и провинциальных собраниях рядом с вельможами и епископами заседали простые крестьяне. Там они слышали огромные цифры податей, которые уплачивались почти исключительно ими одними. Эти цифры публиковала и печать. Народ стал широко обсуждать их, а правительство, уже объявившее (в ноябре 1787) о предстоящем созыве генеральных штатов, поощряло такие обсуждения и даже местные расследования с тем, чтобы депутаты штатов могли донести до власти все народные нужды.

Голод усилил во Франции народное брожение. Тем временем король 27 декабря 1788 объявил, что на предстоящих генеральных штатах третье сословие будет иметь двойное представительство, – не определив, однако, будет ли голосование там поголовным (600 депутатов третьего сословия против 300 от дворянства и 300 от духовенства) или посословным (один голос от всего третьего сословия, один от дворян и один – от клира). В тот же день 27 декабря 1788 Людовик XVI предписал ввести в состав избирательных собраний большинство приходских священников, которые «близко знают народные нужды». Это должно было сильно демократизировать состав генеральных штатов. При этом объявили: «Его величество пожелал, чтобы во всех концах его королевства… каждый был бы уверен, что его желания и жалобы дойдут до короля».

Всё это породило в народе горячую надежду на близкое и полное преобразование всего общественного строя. Её усилили бедствия голода. Правительство надеялось, что громко объявляемая им доброжелательность успокоит народ, но произошло обратное – весной 1789 по всей Франции начались бунты. За четыре месяца, предшествующие взятию Бастилии, произошло более трехсот вспышек мятежей. Торговцы хлебом подвергались грабежам на рынках – и переставали туда ездить, что ещё усиливало голод и нужду. Начались нападения на состоятельных людей и монастыри – хотя многие богачи и обители в это время помогали беднякам. Отдельные общины самовольно устанавливали у себя низкую цену на продукты, не понимая, что это не прекратит голод, а лишь принудит торговцев приостановить продажу хлеба. В других местах народные толпы не позволяли вывозить продовольствие за пределы своих округов – и тем самым усиливали голодовку у соседей.

Общественный порядок стал быстро разрушаться. Бунты принимали во Франции всё более жестокий и бессмысленный характер. К голодающим толпам стали присоединяться, возглавляя грабежи, разбойники и контрабандисты, тогда во Франции очень многочисленные. Их участие придавало мятежу всё более уголовный характер, направляя его против людей невинных. Помня о недавних благожелательных заявлениях правительства, народ везде уверял, что действует по воле самого короля, который, якобы, сам хочет отменить все налоги, уравнять сословия и сам одобрил нападения на «врагов общества». По словам крупнейшего исследователя французской революции Ипполита Тэна, низшим классам «сказали, что Генеральные Штаты переродят королевство, отсюда они вывели, что срок их созыва и должен быть сроком совершенного и полнейшего изменения всех условий жизни и распределения богатств». Во многих местах мятежники брали выкуп со всех состоятельных людей. Начались зверские убийства богатых – при этом не различали, была ли жертва притеснителем или, наоборот, крупным благотворителем. Кое-где ещё до открытия генеральных штатов народ разгонял местные администрации, самовольно избирая новые. Толпы жгли податные архивы, а правительство, уже самим фактом созыва генеральных штатов настроившееся на уступки, предписывало не применять против бунтовщиков жестоких мер, а действовать кротостью. После этих предписаний полиция совершенно упала духом. В феврале 1789, Неккер с горестью отмечал, что послушания нет нигде и даже на войска нельзя положиться.

Волнения сильно подействовали и на Париж. Голод быстро увеличил по всей Франции число бродяг. Большинство из них шли в столицу, где возможностей найти пропитание было больше. По выражению Тэна: «самые бедные и отчаянные нач[али] буквально кочевать. Вокруг столицы образуются шайки бродяг, как в странах, где человеческое общество не существует еще или уже перестало существовать… Все это носится вокруг Парижа и втягивается в него как в сточную канаву. Туда попадают несчастные вместе со злодеями… В последние дни апреля [1789] чиновники у застав отмечают появление "устрашающего числа плохо одетых людей с ужасными лицами"… Откуда‑то появилось много чужого народа из разных местностей, большею частью оборванцев с большими палками. Один вид их дает представление о том, чего надо ожидать… Вы уже заранее можете себе представить, с какой яростью набросятся они на преграду, которая будет им указана». Между тем, в Париже и так насчитывалось 120 тысяч бедняков. Чтобы помочь им, правительство уже устроило «национальные мастерские», где 12 тысяч человек кое-как содержали взамен совершенно бесполезной работы. В августе 1788 года, после увольнения министров Бриэння и Ламуаньона, парижская толпа устроила такой бунт, какого не было уже целое столетие.

В конце апреля прошли выборы депутатов в генеральные штаты от Парижа. Но избирательные собрания столицы не закрыли свою работу и по завершении выборов – на том основании, что народу надо наблюдать за своими уполномоченными и поддерживать свои права. Таким образом, в Париже было создано самочинное самоуправление, которое противопоставило себя законным властям и сыграло сильнейшую роль в последующем ходе революции. 25 апреля в столице распространился слух, что фабрикант Ревельон в одном из избирательных собраний сказал, что «женатый рабочий с детьми может прожить на пятнадцать су в день» (сумма очень незначительная). Это ложное известие распространили, скорее всего, конкуренты Ревельона, который платил самому младшему из своих рабочих не 15, а 25 су в день, давал работу триста пятидесяти человекам, прошлой зимой, во время остановки работ, не рассчитал ни одного рабочего и все время платил им обычное жалование. Ревельон, добродетельный, почтенный, всеми уважаемый человек, и сам ранее был простым рабочим, а потом получил медаль за технические усовершенствования и открыл собственное производство. Однако возбуждённая парижская толпа не интересовалась этими подробностями. 28 апреля собравшиеся шайки с дубинами ворвались в дом Ревельона и разгромили его дотла. Разбойники вскрывала бочки с ликерами в подвале дома и пили там даже лак из бутылок, от чего многие умерли в конвульсиях. Против бесчинствовавшего двое суток сброда, наконец, были высланы войска, которые под градом бросаемых в них черепиц и камней стали стрелять, убили более 200 человек, ранили 300, применяли даже артиллерию. В этом погроме голодные и разбойники составили одно целое, «и отныне нищета, порок и общественное мнение соединяются, чтобы составить всегда готовую на мятеж группу, которая по знаку агитаторов бросится туда, куда они ее направят».

Эта полыхнувшая по всей Франции новая жакерия и придала созванным в начале мая 1789 генеральным штатам смелости в оппозиции правительству.