ЛЕКЦИЯ IX

 

(окончание)

 

Торжество Александра. – Перенесение войны в Западную Европу. – Кампания 1813– 1814 гг. – Низложение Наполеона. – Венский конгресс. – Планы Александра в отношении Польши и Пруссии. – Интриги Талейрана и распри между союзниками. – Решение польского вопроса. – Положение дел в герцогстве Варшавском и вопрос о его внутреннем устройстве. – Мистическое настроение Александра и идея Священного союза.

 

Александр мог высоко поднять голову – он не только исполнил обещание «не заключать мира до тех пор, пока хоть один вооруженный неприятель будет в России», но ему даже не с кем было вести переговоры.

Однако Наполеон, потеряв армию, не потерял присутствия духа и самоуверенности, и ускакал во Францию набирать новую армию: он предвидел, что после разгрома его армии все покоренные им народы попытаются сбросить с себя его иго.

Перед Александром же встал вопрос: следует ли ему ограничиться изгнанием неприятеля из пределов России или, пользуясь отчаянным положением Наполеона, предпринять освобождение от его власти Европы.

Александр решился на последнее. На целых три года он превратился в «Агамемнона» Европы, в царя царей – как тогда говорили. И нельзя отрицать, что эта задача была важна и для России, так как трудно сомневаться, что если бы дать Наполеону немного оправиться, то он не преминул бы попытаться впоследствии взять реванш.

Деятельность Александра в 1813–1815 гг. в Европе была, несомненно, наиболее блестящей полосой его жизни, но она составляет содержание всемирной истории, а не истории России. По отношению к тому ходу социально-политического процесса, который мы изучаем, эта деятельность имеет косвенное и притом лишь отрицательное значение.

Я не буду особенно подробно излагать ход событий 1813–1814 гг. и обращу внимание лишь на те обстоятельства, которые касаются хода изучаемого нами процесса[1]. По той же причине мы не будем следовать за ходом личной жизни самого Александра, хотя я повторяю, что эта полоса его жизни для лиц, интересующихся его биографией, имеет особо важное значение.

Борьба с Наполеоном и после 1812 г. оказалась далеко не легкой. Еще труднее была борьба, которую пришлось вести Александру с недоверием и колебаниями его союзников: Австрии и Пруссии. В конце концов после поражения Наполеона в «битве народов» под Лейпцигом Германия была освобождена от французов, и союзники, побуждаемые и ведомые Александром (хотя формально главнокомандующим союзных войск был не Александр, а австрийский генерал – вялый, нерешительный князь Шварценберг), перешли в начале 1814 г. французскую границу и в апреле того же года вступили в Париж, после чего Наполеон подписал отречение и был водворен на остров Эльбу, который был отдан ему во владение. Во Франции были восстановлены Бурбоны, причем Людовиком XVIII, в значительной мере под влиянием Александра, была дана конституционная хартия.

Вступление русской армии в Париж

Вступление русской армии в Париж 31 марта 1814. По рисунку У. Л. Вольфа, 1814

 

На Венском конгрессе карта Европы должна была вновь быть перекроена, причем и народам, принимавшим участие и борьбе с Наполеоном, предполагалось дать некоторую самостоятельность и участие в делах управления. Конгресс восстановил прежние границы Франции (до 1792 г.), сделал обширную прирезку к Австрии, произвел перекройку Германии без особенных затруднений. Одним из самых трудных вопросов явился польский. Тут возникли двоякого рода затруднения: с одной стороны, Англия, Австрия и Франция опасались слишком большого усиления России и не хотели отдать ей Польши, с другой стороны, затруднения возникли в связи с необходимостью удовлетворить Пруссию за утраченные ею, по Тильзитскому договору, владения. Прусский король Фридрих Вильгельм был теперь верным союзником Александра, который поэтому не хотел его обидеть. Между тем Варшавское герцогство было образовано в Тильзите из прусских владений, Александр предполагал воспользоваться Саксонией, чтобы удовлетворить Пруссию, не уничтожая нового Польского государства. Саксонский король был самым преданным союзником Наполеона и потому трактовался почти как изменник немецкой нации. Александр считал возможным лишить его владений: жители Саксонии ничего против этого не имели, возмущавшиеся, как немцы, поведением своего короля; Фридриху Вильгельму улыбалась мысль взамен враждебно настроенных поляков получить столько новых подданных немцев, но за саксонского короля неожиданно и самым решительным образом вступился Талейран, представлявший на конгрессе интересы Людовика XVIII. Конечно, Талейрану до саксонских интересов не было никакого дела, но он старался отстоять интересы всех второстепенных германских государств, так как ему было важно сохранить слабость и раздробленность Германии; он надеялся притом посеять из-за этого вопроса вражду между союзниками и в особенности возбудить их недоверие к Александру. И ему действительно удалось привлечь на свою сторону Австрию и Англию, возбудить в них подозрительное отношение к Александру. В результате на Венском конгрессе три великие державы отказались присоединить Саксонию к Пруссии, а Варшавское герцогство отдать Александру. В действительности Александр желал получить Варшавское герцогство вовсе не для того, чтобы увеличить территорию России, а имея в виду лишь выполнение своего старинного обещания относительно поляков. Он думал этого достигнуть, превратив Варшавское герцогство в королевство Польское, которое должно было представлять отдельное государство с особой либеральной конституцией и находиться только под скипетром русского государя.

Положение вещей в Польше в этот момент было тяжкое. Как только русские войска в 1813 г. перешли границу и вступили в Варшавское герцогство, там было установлено временное правительство в виде особой пятичленной комиссии с русским сановником B.C. Ланским во главе; в качестве членов в комиссию входили: Новосильцев, кн. А.А. Чарторыйский и два прежних министра Варшавского герцогства. Поляки тесно связали свою судьбу с Наполеоном; они дрались весьма храбро и энергично в рядах наполеоновских войск и в Испании, и в России. Польские земли, постоянно делавшиеся в это время театром войны, были приведены в совершенное опустошение; это обстоятельство довершило финансовое и экономическое разорение страны, и без того не могшей выносить тяжести содержания своей 65-тысячной армии.

По вступлении великой армии Наполеона в 1812 г. в пределы России в ряды этой армии вступили также многие поляки – русские подданные, особенно из литовских губерний, нарушив тем самым свою присягу на подданство Александру. Александр, однако, даровал всем им по окончании войны 1812 г. амнистию и обнародовал, кроме того, весьма дружелюбное воззвание к жителям Варшавского герцогства. Это дало повод Чарторыйскому обратиться к Александру с новым предложением восстановления Польши в границах 1772 г. под скипетром младшего брата Александра – вел. кн. Михаила Павловича. Но на это Александр ответил категорическим отказом, заявив, что согласиться восстановить Польшу в границах 1772 г., притом не под скипетром русского императора, значило бы идти вразрез с национальным чувством его русских подданных, которые не могут сочувствовать отдаче старых русских областей, из-за которых целые века Россия воевала с Польшей.

Александр в данном случае верно понял настроение России. Впоследствии ему пришлось убедиться, что настроение это даже сильнее, чем он сам первоначально рассчитывал. В русском народе и в войсках наблюдалось явно враждебное отношение к полякам; даже некоторые члены комиссии, управлявшей Польшей, не были от него свободны. Так, Новосильцев, например, обращал внимание Александра на враждебное отношение ко всему русскому, господствовавшее среди поляков. Ланской категорически возражал против самостоятельности Польши, в особенности же против сохранения отдельной польской армии, которая, по его словам, сделается «змеей, готовой всегда изливать на нас свой яд». Дипломаты и государственные люди, окружавшие Александра в это время, как состоявшие на русской службе, так и не состоявшие, – все были против восстановления Польши, не говоря уж о Меттернихе, который смотрел на все либеральные планы Александра как на опасные мечтания. Резко выражал свое мнение против восстановления самостоятельности Польши гр. Поццо ди Борго, тогдашний русский посол в Париже, представивший Александру обстоятельную записку, в которой он доказывал целым рядом исторических сопоставлений, что Польша не должна быть восстановлена, что она неспособна к отдельному политическому существованию и что восстановление ее будет вредно для России. Точно так же барон Штейн, известный русский реформатор, один из честнейших государственных людей той эпохи, считал, что максимум того, что можно дать Польше, – это хорошо организованное местное самоуправление.

Даже гр. Каподистриа, впоследствии первый президент освобожденной Греции, говорил, что Польше нельзя дать конституцию, так как у нее нет развитого среднего сословия, а есть только шляхта и порабощенное крестьянство.

Несмотря на все это, Александр оставался при своем взгляде. Отказавшись в 1814 г. на время от немедленного восстановления Польши в границах 1772 г., он, однако, твердо решил не возвращать Пруссии коренных польских областей, составлявших герцогство Варшавское, а устроить из них самостоятельное Польское королевство, под своим скипетром. Тем не менее, ввиду резкого сопротивления Австрии, Франции и Англии его планам и по вопросу образования Польского государства под его скипетром, и по вопросу о вознаграждении Пруссии владениями саксонского короля Александр должен был пойти на уступки[2]: саксонского короля пришлось оставить на престоле, и только часть саксонской территории была отдана Пруссии; прусский король, кроме того, получил еще богатые рейнские провинции и Познанское герцогство с городом Торном, входившее до 1815 г. в состав Варшавского герцогства. Затем Александр должен был оставить во владении Австрии всю Галицию – вернуть ей и Тарнопольскую область, а из Кракова с его округом сделать особый вольный город, т. е. маленькую независимую республику под совместным покровительством России, Австрии и Пруссии. Таким образом, Александру удалось образовать новое Польское королевство лишь в границах, соответствующих десяти позднейшим губерниям «привислинского края»[3]. Соглашение держав по всем спорным вопросам было ускорено на Венском конгрессе известием о бегстве Наполеона с острова Эльбы и о его вторжении во Францию. После окончательного поражения, нанесенного Наполеону при Ватерлоо англичанами и немцами, последовало его вторичное отречение и заключение на остров Св. Елены.

Александр уехал из Вены в 1815 г., не дожидаясь окончания всех работ Конгресса. К этому времени относится, между прочим, знакомство его с одной пожилой дамой, проникнутой мистическими идеями, – баронессой Юлианой Крюденер. Многие историки и биографы Александра придавали большое значение этой встрече в отношении усиления того религиозно-мистического настроения, какое стало проявляться у него в это время заметным образом. И сам Александр придавал этому знакомству большое значение. Но надо сказать, что склонность к мистицизму развилась в нем еще до встречи с баронессой Крюденер, и можно думать, что именно благодаря этому обстоятельству m-me Крюденер и получила к нему доступ. Решительный толчок развитию мистицизма Александра дали, по-видимому, грозные события 1812 г., но еще и до 1812 г. Александр охотно беседовал с разными монахами и «святыми людьми». Из записок Шишкова мы узнаем, что в 1813 г. между докладами о важных государственных делах Шишков – государственный секретарь – читал Александру подбор выписок из древних европейских пророков, текст которых, как им обоим казалось, очень подходил к современным событиям, – при этом оба они обливались слезами от умиления и избытка чувств. С 1812 г. Евангелие было постоянно при Александре, и он часто как бы гадал по нему, открывая наудачу страницы и останавливаясь на совпадении отдельных текстов Евангелия с внешними фактами окружающей жизни[4]. Впрочем, подобному мистическому настроению тогда в Европе предавались очень многие. Особенно было в ходу применение некоторых выражений Апокалипсиса к Наполеону. Огромное распространение масонства и масонских лож тоже знаменовало собой сильное развитие мистицизма. Колоссальные мировые перевороты той эпохи, очевидно, воздействовали в этом отношении на встревоженные умы современников. Как бы то ни было, это мистическое настроение Александра в 1815 г. не отражалось еще заметным образом на его социально-политических взглядах и не влекло за собой каких-либо шагов в области внутренней политики. Лишь проницательный Лагарп уже и тогда приходил в крайнее огорчение от этой новой склонности Александра.

В области внешней политики эта склонность Александра – не без участия баронессы Крюденер – нашла себе на первый раз по виду довольно невинное выражение в его предложении своим тогдашним союзникам образовать Священный союз государей Европы, который вносил бы в международные отношения идеи мира и братства. По идее этого союза, государи Европы должны относиться друг к другу как братья, а к своим подданным – как отцы; все ссоры и международные недоразумения должны улаживаться мирным путем. С некоторым сочувствием отнесся к этой идее прусский король Фридрих Вильгельм; австрийский император Франц – пиетист, бывший постоянно в руках иезуитов, подписал этот договор, лишь посоветовавшись с Меттернихом, который сказал, что это хоть и пустая химера, но совершенно безвредная. Английский принц-регент без согласия парламента не мог подписать этого акта, но вежливо выразил свое сочувствие идее Александра в особом письме. Затем мало-помалу в этот союз вступили все государи Европы, кроме турецкого султана и папы. Впоследствии в руках Меттерниха это учреждение выродилось в союз государей против волнующихся народов, но в 1815 г. такого значения союз еще не имел, и Александр был и показывал себя тогда еще явным приверженцем либеральных учреждений.



[1] Желающих составить себе ясное представление о ходе военных и политических событий в тогдашней Европе и о роли в этих событиях Александра и России я отсылаю к IV тому «Истории царствования имп. Александра I и России в его время» М. И. Богдановича, или к двум последним томам (VII и VIII) известного сочинения А. Сореля «Европа и французская революция», теперь имеющегося в русском переводе (изд. Л. Ф. Пантелеева, СПб., 1908 г.), или к объективно написанной истории «Европы XIX века» Ч. А. Файфа (конец 1-го тома) – русский перевод под ред. проф. И.В. Лучицкого (2-е изд.).

[2] Сопротивление Англии, Франции и Австрии дошло до того, что они заключили даже между собой, по предложению Талейрана, тайный оборонительный и наступательный союз против Александра и Фридриха Вильгельма, и к этому союзу тогда же примкнули второстепенные немецкие государства: Ганновер, Бавария и Гессен-Кассель.

[3] В актах конгресса было указано, что Царство Польское «бесповоротно присоединено к России своей конституцией» и что «Е. И. В. предоставлял себе дать этому государству, пользующемуся отдельной администрацией, такое внешнее протяжение, какое он найдет удобным. Е. И. В. при этом присоединит к прочим своим титулам титул Царя Польского». Там же было указано, что «поляки, подданные договаривающихся высоких сторон, получат представительство и национальные учреждения, установленные сообразно по роду политического существования, какой каждое из правительств, которым они будут принадлежать, признает полезным и удобным им предоставить». (Договор 3 мая 1815 г. между Россией, Австрией и Пруссией и «финансовый акт» Венского конгресса 9 июня 1815 г. – Срав. мою книжку: «Русская политика в Польше со времени разделов до начала XX века». (С тремя картами.) Петроград, 1915 г.)

[4] В упоминавшейся выше недавно изданной в. кн. Николаем Михайловичем переписке Александра с сестрой имеется несколько писем, в которых ярко отражается религиозное настроение Александра до начала войны 1812 г. (например, в письме от 22 февр. 1812 г. на стр. 65), и даже особый список мистических сочинений, отправленный Екатерине Павловне имп., Александром еще при жизни ее первого мужа, принца Георга Ольденбургского (что видно из приписки: «Mill choses a Georges»), и, следовательно, не позднее 1812 г. Тем страннее утверждение в. кн. Николая Михайловича (в предисловии к переписке, стр. XII–XXII, где он полемизирует по этому предмету с биографом Александра Н. К. Шильдером), что Александр впал в мистическое настроение лишь в 1815 г. главным образом благодаря баронессе Ю. Крюденер. В настоящее время в новом труде в. кн. Николая Михайловича «Император Александр I» опубликованы весьма ценные материалы (переписка Александра с кн. А. Н. Голицыным и Р. А. Кошелевым), дающие возможность подробно проследить развитие мистического настроения у Александра и до войны 1812 г.