ЛЕКЦИЯ XV

 

Деление царствования императора Николая на периоды. – Первый период (1825–1831). – Сотрудники Николая Павловича в первые годы царствования: Кочубей, Сперанский, Канкрин, Бенкендорф, Дибич, Паскевич. – Комитет 6 декабря 1826 г.; его состав и задача; его деятельность. – Крестьянский вопрос. – Военные поселения. – Кодификационные работы Сперанского. – Образование III отделения собственной его величества канцелярии. – Направление Министерства народного просвещения. – Отношение к польской конституции. – Международная политика. – Война с Турцией 1828–1829 гг. – Конец первого периода царствования.

 

Портрет Николая I

Портрет Николая I. Художник Дж. Доу, 1820-е

Три периода правления Николая I

Взгляды, заимствованные у Карамзина и совершенно совпавшие с характером и вкусами Николая, легли в основу его внутренней политики. Николай Павлович считал, соответственно этим взглядам, что сам он является первым слугой государства и что, посвящая всего себя государству, он имеет право требовать того же и от других, которые должны при этом служить по его указаниям. Со своей, военной, точки зрения он и не мог себе представить иной службы, кроме службы, регулируемой высшим авторитетом и направляемой при помощи строгой дисциплины и служебной иерархии. Это убеждение и служило обоснованием его абсолютизму, который развивался crescendo [по нарастающей] во все время его царствования, переходя все более и более в простое самовластие и деспотизм.

Царствование Николая можно разделить в этом отношении на три периода: первый – с 1826 по 1831 г., второй – с 1831 по 1848 г. и, наконец, третий – с 1848 по 1855 г. Эту периодизацию следует, впрочем, принимать лишь для обозначения тех последовательных изменений, которые происходили в курсе правительственной деятельности Николая, и хотя, конечно, эти изменения весьма резко отражались и на жизни народа, и на положении общества, но едва ли было бы справедливо на такие же периоды разделить историю самого народа и историю русского общества при Николае. В этом отношении все царствование Николая составляет, в сущности, один весьма важный и цельный этап, в течение которого окончательно скопились и обострились движущие факторы социально-политического процесса, разрешившегося частью в эпоху великих реформ последующего царствования, частью не вполне разрешившегося и в наше время.

 

Главные деятели первого периода правления Николая I

Что касается первого периода царствования Николая, то, как я уже сказал, период этот может быть охарактеризован как якобы преобразовательный и, по крайней мере по внешности, не противный прогрессу.

Но самая личность императора Николая, его личные вкусы, характер, самовластие, которое все более и более укреплялось в нем, уже тогда являлись существенной помехой всяким прогрессивным начинаниям и преобразованиям, хотя бы и самого умеренного характера. Следует признать, что император Николай, ясно сознавая в то время необходимость преобразований, боролся с собой, видимо, старался обуздать свой собственный характер и пойти навстречу тем нуждам, которые слишком ярко были перед ним выставляемы, но удавалось это ему по большей части довольно слабо, и поэтому главнейшей чертой этого периода являются удивительные противоречия и колебания, которые обусловливались не нерешительностью характера грозного повелителя России – характер у него был очень решительный, – а вызывались именно противоречием, в котором находились его характер и его вкусы с предпринимаемыми начинаниями.

Такие колебания замечаются в это время как во внутренней, так и во внешней политике, причем они усиливались еще благодаря отсутствию определенного плана преобразований.

Большинство, по крайней мере многие, из биографов Николая I обыкновенно представляют его положение в это время чрезвычайно трудным, так как он в наследство от Александра не получил достойных сотрудников. Указывают, что в сущности Александр будто бы завещал ему одного только Аракчеева. Это, конечно, несправедливо. Во-первых, Аракчеев, не дожидаясь окончательного воцарения Николая, сам решительно устранился: еще 10 декабря 1825 г. он подал прошение об освобождении его от докладов по делам Комитета министров, т. е. в сущности, от положения премьер-министра. Он остался на некоторое время после того лишь заведовать военными поселениями, но тоже ненадолго: вскоре он уехал в отпуск за границу, а затем окончательно оставил даже заведование военными поселениями. По своему тогдашнему настроению и по взглядам, заимствованным от Карамзина и отчасти, может быть, от Жуковского, который входил с 1817 г. в его интимный семейный круг, Николай решил твердо отказаться от всякой связи с реакционерами конца царствования Александра. Помимо устранения Аракчеева от государственных дел Николай весьма резко отнесся и к тем деятелям Министерства народного просвещения, которые наиболее усердствовали в последний обскурантский период царствования Александра I. Так, очень скоро пострадал Магницкий: он был сначала отставлен от должности казанского попечителя, а когда, спустя некоторое время, государь узнал, что Магницкий продолжает вмешиваться в дела и своими интригами мешает деятельности нового попечителя, он тотчас велел его арестовать и отвезти в Ревель. Точно так же был отставлен от должности и отдан под суд и попечитель Петербургского университета Рунич – в связи с непорядками в материальной отчетности. В то же время Николай решился унять и сократить Фотия, который получил такое значение в конце царствования Александра I; ему было приказано не выезжать из своего монастыря. Из представителей реакции конца Александрова царствования при Николае в течение некоторого времени продолжал действовать один лишь Шишков. Но с устранением Магницкого и Рунича Шишков лично являлся сравнительно добродушным реакционером, и наличность его одного во главе Министерства народного просвещения не давала возможности особенно поддерживать прежнее реакционное направление. Гораздо, может быть, важнее для будущего было не только сохранение, но и возвышение одного из самых зловредных помощников Аракчеева – генерала Клейнмихеля, человека грубого, жестокого и лицемерного. Впоследствии он играл важную роль в качестве заведующего путями сообщения и одного из столпов создавшегося государственного строя.

Но вообще на первых порах гораздо большую роль в сфере внутренней политики и деятельности главных частей государственного управления сыграли представители более умеренного консерватизма, соответствовавшего взглядам Карамзина. Из главных сотрудников императора Александра, продолжавших свою деятельность при Николае, здесь следует упомянуть графа (впоследствии князя) В. П. Кочубея и Мих. Мих. (впоследствии графа) Сперанского. Но Кочубей, бывший одним из членов негласного комитета в начале царствования Александра, значительно устарел и во многом изменил свои прежние либеральные взгляды. В сущности, он уже в записке, представленной Александру в 1814 г., высказывал взгляды, недалекие от взглядов Карамзина, и тогда уже положительно утверждал, что сохранение самодержавия надолго необходимо в России[1]. Сперанский также во многом изменил свои взгляды после катастрофы, постигшей его в 1812 г. Он совершенно перестал быть идеологом политического либерализма и прочно вступил на путь политического практицизма и оппортунизма, посвятив все свои дарования и все свое трудолюбие на второстепенные технические усовершенствования существующего государственного строя вместо радикального его изменения. При вступлении на престол Николая мы видим его уже не представителем тех политических взглядов, на которые с такой страстью и резкостью обрушивался Карамзин в 1811 г., а скромным сотрудником и соревнователем самого Карамзина, вкупе и влюбе с которым ему пришлось теперь составлять, по поручению Николая, манифест о вступлении его на престол. Затем доверие Николая к Сперанскому, поддерживаемое теперь Карамзиным, поколебалось на один момент теми сведениями, которые Николай получил о планах Северного общества в случае успеха революции поставить во главе временного правительства Сперанского, Мордвинова и Ермолова. Вскоре, однако, Николай убедился, что лица эти сами совершенно не знали об этих своих кандидатурах и ни в какое сношение с революционными организациями не входили[2]. В частности, в неприкосновенности к этому делу Сперанского Николай Павлович настолько уверился после продолжительной личной беседы с ним, что тогда же написал Дибичу об этом свидании со Сперанским и искреннем с ним разговоре, упомянув при этом, что в прежних своих взглядах Сперанский «принес раскаяние». Неизвестно, в чем именно каялся Сперанский, но, во всяком случае, минутное недоверие к нему Николая совершенно исчезло, и Сперанскому уже в январе 1826 г. было поручено заведование комиссией законов, которая вскоре была преобразована во второе отделение собственной его величества канцелярии, в котором Сперанский фактически исполнял обязанности главноуправляющего.

Что касается адмирала Мордвинова, то его Николай к себе не приблизил. Он понял, конечно, что подозрения его относительно участия Мордвинова в делах тайного общества были совершенно напрасны, и впоследствии выказывал ему наружное уважение и признание его заслуг, но, не сочувствуя его взглядам и направлению, которых Мордвинов не изменил, держал его вдалеке от активной правительственной деятельности. Мордвинов в это царствование лишь изредка выступал со своими всегда интересными и оригинальными мнениями в Государственном совете.

Из лиц, унаследованных Николаем от прежнего царствования, здесь следует еще упомянуть об оригинальном и почтенном государственном человеке, на деятельности которого нам придется впоследствии подробнее остановиться, – о Егоре Францевиче Канкрине, занимавшем при вступлении Николая на престол пост министра финансов.

Это был человек твердый, с определенными принципами; его финансовая система заключалась главным образом в экономии народных средств, и он постоянно оказывал самую резкую оппозицию начинаниям Николая, которые требовали значительных денег, так что Николай впоследствии, когда министром финансов в конце его царствования был статс-секретарь Брок, человек очень бездарный и очень податливый, не раз говорил ему шутя, что приятно иметь такого покладистого министра финансов, «как он, Брок: «А то, бывало, – вспоминал император, – придет по мне Канкрин в туфлях (он страдал ревматизмом), греет у камина спину и на всякое мое слово говорит: нельзя, ваше величество, никак нельзя...»

К чести императора Николая надо сказать, что он, несмотря на это, держал Канкрина в продолжение целых 17 лет на посту министра финансов, – до тех пор, пока он сам, как ему казалось, не выучился достаточно финансовой науке под руководством того же самого Канкрина.

В переписке близких к тогдашнему двору людей мы встречаем указания на то, что император Николай, с самого начала высказав большое трудолюбие и желание всего себя посвятить на службу государству, вместе с тем проявил большое неумение в выборе людей. Этот недостаток, особенно при неподготовленности его к делам правления, составлял немаловажное препятствие к проведению даже тех скромных преобразований, которые были бы полезны государству с его собственной точки зрения.

Кроме лиц, рекомендованных Карамзиным, к делам внутреннего управления самим Николаем были привлечены те лица, которые отличились в его глазах в деле организации процесса декабристов. Первое место среди них принадлежало генералу Бенкендорфу, который с 1821 г. употреблял тщетные усилия привлечь внимание императора Александра к распространению и росту тайных обществ в России. Наряду с ним выдвинулись на том же поприще следователи по делу декабристов, генералы Чернышев и Левашов.

В военной сфере особым авторитетом в глазах молодого государя пользовались генералы Дибич и Паскевич. Первый из них был начальником главного штаба, и в момент смерти Александра у него в руках сосредоточились все нити заговора Южного общества. Он очень энергично принялся за дело расследования, чем и внушил первоначально доверие Николаю. Паскевич был давним другом и прямым начальником Николая Павловича еще с 1814 г. Оба они казались императору Николаю высокоодаренными полководцами, хотя впоследствии военные таланты их со стороны военных писателей подвергались большому сомнению.

 

Секретный комитет 6 декабря 1826

Что касается реформ, которые предполагалось предпринять в этот первый период царствования, то для их осуществления или, вернее, для выработки общего плана преобразовательной деятельности 6 декабря 1826 г. был учрежден особый комитет под председательством Кочубея. В состав этого комитета входили из прежних министров кроме Кочубея: Сперанский, кн. А. Н. Голицын и генералы гр. П. А. Толстой, Дибич и Ил. В. Васильчиков, а делопроизводителями его были назначены молодые статс-секретари Блудов и Дашков. По краткой записке, которую император Николай вручил Кочубею при самом открытии этого комитета, занятия его должны были состоять прежде всего в пересмотре и разборе бумаг, найденных в кабинете покойного императора Александра, – очевидно, из них Николай думал почерпнуть много полезных мыслей и указаний о необходимых преобразованиях; во-вторых, в пересмотре основ и уставов нынешнего государственного управления; в-третьих, в изложении мнений, что предполагалось сделать в прежнее царствование, что уже есть и что кончить оставалось бы, наконец, что в существующем порядке хорошо и чего оставить нельзя и чем в таком случае заменить.

В таких неопределенных чертах было дано поручение этому секретному государственному учреждению. Деятельность комитета 6 декабря 1826 г. продолжалась регулярно до апреля 1830 г., а затем в следующие два года было несколько отрывочных заседаний, и хотя комитет официально закрыт не был, но в 1832 г. деятельность его окончательно замерла.

Как видите, миссия комитета была очерчена настолько широко, что, по-видимому, занятия его могли принять такой же характер, как и в начале царствования Александра, в знаменитом негласном комитете. Но на самом деле никакого сходства между этими двумя учреждениями не было: негласный комитет Александра был составлен из идейных представителей передовых течений своего времени, а николаевский секретный комитет 6 декабря 1826 г. состоял из людей старого поколения, искусившихся и разочаровавшихся в жизни (как Сперанский, Кочубей и Голицын), или из молодых карьеристов и доктринеров (как Блудов и Дашков), которые никаких новшеств даже и не предполагали вводить и вся деятельность которых свелась к пересмотру уставов высших центральных и губернских учреждений, а равно также действовавших тогда «законов о состояниях», причем они проектировали некоторые изменения в положении о дворянстве и средних сословиях, в положении о дворянских выборах и об управлении казенными крестьянами. Мимоходом они затрагивали крестьянский вопрос, но нерешительно и вяло, так что сам император их предположениями по этой части остался совершенно недоволен[3].

В крестьянском вопросе, важность которого император Николай почувствовал после первых крестьянских волнений, случившихся в его царствование, он оказался более прогрессивным и устойчивым, чем во всех остальных начинаниях его царствования. При нем до 1848 г. крестьянский вопрос не сходил с очереди: для обсуждения с разных сторон этого вопроса при нем было последовательно образовано целых 10 секретных комитетов, и можно признать, что в царствование Николая по крестьянскому вопросу было сделано во всяком случае больше, чем в царствование либерального Александра I. Главным деятелем по крестьянскому вопросу при Николае, главным начальником его штаба по этой части, как Николай его называл шутя, явился генерал П. Д. Киселев. Ход этого дела я нахожу более удобным рассмотреть при изложении истории второго периода царствования Николая, когда вопрос этот привлек к себе наибольшее внимание правительства.

С самого начала своего царствования Николай Павлович отнесся очень скептически к военным поселениям. Сохранились записки разных лиц, представленные Николаю, с нападками на это детище императора Александра. По-видимому, с самого же начала император Николай решил от военных поселений отказаться, но ликвидировать начатое дело оказалось не так-то легко, – не говоря о том, что Николай Павлович не был расположен подрывать авторитет своего покойного брата в деле, которое было любимым его занятием в последний период его жизни, – и военные поселения не только просуществовали до конца царствования Николая, но даже были в отдельных случаях и при нем расширяемы. Окончательная ликвидация их затянулась до начала царствования Александра II[4].

Особый взгляд на роль и обязанности самодержавного монарха, с одной стороны, недоверие и к обществу, и к чиновничеству – с другой, выразились в самом начале царствования императора Николая в способе производства тех дел, которые он считал почему-либо особенно важными и трудными и течение которых хотел выделить из общей бюрократической рутины. Такие дела сосредоточивались как бы в его собственном заведовании и выключались из числа дел, вверенных обыкновенным министрам. Для непосредственного заведования такими делами император Николай стал создавать особые отделения собственной своей канцелярии. Лиц, заведовавших такими отделениями, император приравнивал по их рангу к министрам, и они получали впоследствии звание главноуправляющих. Первое вновь открытое отделение в январе 1826 г. было названо II отделением собственной его величества канцелярии. В него были переданы все дела упраздненной тогда комиссии законов, и руководителем его фактически сделался, как уже сказано, Сперанский, который имел по этим делам постоянный доклад у государя, хотя формально во главе делопроизводства поставлен был статс-секретарь Балугианский. Кодификационные работы, сосредоточенные в этом отделении, как мы увидим, действительно быстро пошли в ход под умелым руководством Сперанского и завершились в 1832 г. изданием первого полного собрания законов и в 1833 г. составлением и изданием свода действующих законов по всем отраслям права и управления.

Портрет Сперанского

Портрет Сперанского. Художник В. Тропинин

 

 

Третье отделение и Бенкендорф

Тем же порядком Николай Павлович пожелал организовать и заведование высшей (политической) и тайной полицией в государстве. После восстания 14 декабря и обнаружения всей истории образования и роста тайных обществ при Александре император Николай считал организацию полицейского надзора в стране одним из важнейших государственных дел. Он решил выделить это дело из ведения Министерства внутренних дел, оставив в нем заведование одной лишь общей наружной полицией, а для надзора за состоянием и движением умов населения признал необходимым создать особое учреждение. В основу этих предположений положена была записка, поданная государю еще в январе 1826 г. генералом Бенкендорфом, который и раньше, при Александре, обнаружил большую склонность заниматься этим делом, но тогда не имел успеха. Теперь Николай Павлович вменил ему в особую заслугу те доносы и записки по делам об организации правильного надзора за тайными обществами, которые Бенкендорф безрезультатно делал императору Александру. В записке своей Бенкендорф предлагал образовать теперь для дел политической полиции особое министерство полиции, руководствуясь опытами наполеоновских учреждений подобного рода. После обсуждения проекта Бенкендорфа с генералами Дибичем и Толстым и принимая, вероятно, во внимание неудачный ход дел в вязмитиновском и балашевском министерстве полиции при Александре, Николай Павлович решился образовать новое учреждение под личным своим руководством и непосредственным заведованием Бенкендорфа.

25 июня 1826 г. (в день рождения государя) дан был указ об образовании особого корпуса жандармов как особого самостоятельного учреждения с назначением шефом жандармов генерал-адъютанта Бенкендорфа, а через несколько дней (3 июля 1826 г.) была упразднена особая канцелярия министра внутренних дел, в которой ранее сосредоточивались дела тайной полиции, с передачей всех этих дел во вновь образованное III отделение собственной его величества канцелярии, во главе которого был поставлен тот же генерал Бенкендорф.

В круг ведомства III отделения, заслужившего впоследствии себе такую мрачную репутацию, входили следующие дела:

1) все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции; 2) сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов; 3) известия по открытиям о фальшивых ассигнациях, монетах, документах и проч., коих разыскание и дальнейшее производство остаются в зависимости министров финансов и внутренних дел; 4) сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения; 5) высылка и размещение людей подозрительных и вредных; 6) заведование наблюдательное и хозяйственное всеми местами заключения, в коих заключаются государственные преступники; 7) все постановления и распоряжения об иностранцах; 8) ведомость о всех без исключения происшествиях; статистические сведения, до полиции относящиеся[5].

 

Народное просвещение при Николае I

Важным вопросом государственной жизни, который привлекал особое внимание Николая с самого начала царствования, был вопрос народного просвещения. Внимание, которое государь уделял этому вопросу, находилось в связи со стремлением его подорвать корни крамолы. Для императора Николая являлось важной задачей так поставить народное просвещение, чтобы оно давало будущим гражданам желательное правительству направление умов, чтобы оно воспитывало верных и скромных слуг государству в каждом сословии и, таким образом, давало бы устойчивость основам существующего государственного строя большую, чем та, какая была до тех пор. Во главу угла здесь положено было убеждение в необходимости давать каждому сословию просвещение в такой мере, чтобы не развивалось надежд и стремлений возвыситься из одного сословия в другое. Было предположено прежде всего ограничить образование крестьянских детей – чтобы и у них не развить мысли о выходе из того состояния, в котором они находились. Николай Павлович задумал издать в этом смысле особый законодательный акт еще до образования Комитета 6 декабря и хотел предложить Государственному совету обсудить этот вопрос. Этому воспрепятствовал Кочубей, который заявил, что хотя вопрос этот по существу очень важен, но что не следует издавать об этом особого закона, так как опубликование его может повредить новому правительству во мнении иностранных держав, которым следует дорожить; он рекомендовал взамен этого дать просто рескрипт министру народного просвещения, в котором предписывалось бы крестьянских детей принимать только в начальные школы. Николай с этим согласился и дал такой рескрипт Шишкову в мае 1827 г. В этом именно направлении Министерство народного просвещения действовало и впредь. В 1828 г. под председательством Шишкова учрежден был особый комитет для пересмотра уставов и программ всех низших и средних училищ, причем в состав этого комитета вошли и оба будущих министра народного просвещения: кн. Ливен и С. С. Уваров.

В декабре 1828 г. новый устав уездных училищ и гимназий был уже выработан и получил утверждение. Отличительной чертой этого устава было то, что он отрывал уездные училища от гимназий. Прежде уездные училища были, как вы знаете, подготовительной ступенью к гимназиям, отныне этому был положен предел: уездные и городские училища были сделаны совершенно особыми низшими учебными заведениями с законченным курсом. Гимназиям же были приданы низшие классы, и переход из уездного училища в гимназию сделался невозможным. Гимназии были отныне предназначены для воспитания детей только дворян и чиновников. Резкие меры были приняты и к прекращению воспитания детей при помощи вольных учителей, так как было замечено, что многие из числа декабристов были воспитаны именно такими вольными учителями-французами.

 

Внешняя политика первого периода правления Николая I

Чтобы закончить изложение главнейших обстоятельств и событий первого периода правления Николая I, следует еще упомянуть о его отношении к Польше. Здесь Николаю Павловичу приходилось при действии конституции 1815 г. являться монархом конституционным, к чему он вовсе не был расположен, и, однако же, следует признать, что он, видимо, старался себя переломить и корректно исполнять долг конституционного короля Польского в первые годы своего царствования. Он отправился в Варшаву в 1829 г., принес там после некоторого колебания присягу конституции в католическом костеле, а затем созвал и сейм – как только ему позволило это прекращение военных действий в Турции. Можно сказать, что до восстания 1830 г. Николай в качестве конституционного монарха, наперекор своим личным вкусам, был более корректен, чем Александр – творец польской конституции 1815 г.

В международных отношениях Николай I проявлял в первые годы царствования те же колебания, которые характеризовали и его внутреннюю политику. Подчиняясь голосу народному, он считал в это время необходимым защищать греков от турецких неистовств, а в письмах к цесаревичу Константину он греков называл гнусными и наглыми бунтовщиками, которые не заслуживают никакого сочувствия и которых следовало бы заставить подчиниться султану. Это вынужденное заступничество за греков привело его, однако, к войне с Турцией 1828-1829. Русский флот вместе с французским и английским флотом участвовал в уничтожении турецкого флота при Наварине, и султан считал Россию главной виновницей этого события. В возникшей войне с Турцией император Николай в 1828 г. стремился только заставить ее принять свои требования, в то же время стараясь не наносить ей слишком сильных поражений, не желая, чтобы турецкая монархия разрушилась. Благодаря этой нерешительности действий первый год войны окончился довольно неудачно, и только в 1829 г., когда Николай, приняв к сведению то откровенное заявление, которое ему было сделано генералом Васильчиковым, не поехал на войну лично и предоставил новому главнокомандующему (Дибичу) свободу действий, кампания окончилась успешно. Но условия, предписанные Турции, – опять-таки из тех же побуждений, – всех изумили своей умеренностью.

Бои за Ахалцих в 1828

Русско-турецкая война 1828-1829. Бои за Ахалцих в 1828. Картина Я. Суходольского, 1839

 

Этот первый период царствования Николая окончился после первых дней июльской революции во Франции. Изгнание из Франции друга императора Николая Карла X и последовавшее затем крушение Нидерландской монархии (где королевой была сестра Николая Павловича Анна Павловна) побудили императора Николая резко стать на сторону легитимных принципов в европейской международной политике. В 1830 г. он уже готовился послать в защиту этих принципов свою армию на берега Рейна; но вместо того ему пришлось употребить ее для усмирения польского восстания. Это восстание доконало в нем всякую терпимость к либеральным идеям и послужило причиной уничтожения после усмирения восстания польской конституции 1815 г.



[1] Сборник Имп. русск. Исторического общества», том ХС, с. 5.

[2] Впрочем, относительно Ермолова у Николая навсегда осталось враждебное чувство. В этом отношении гораздо важнее предполагаемого участия Ермолова во временном правительстве, которое прочили ему члены тайного общества, было одно взятое при обысках письмо кн. С. Г. Волконского к Пестелю – письмо, в котором Волконский сообщал свое впечатление о настроении умов в посещенном им кавказском корпусе, которым командовал тогда Ермолов. Волконский в этом письме утверждал, что там будто бы распространено такое настроение, которое дает основание надеяться на восстание всего кавказского корпуса. Это сообщение потом фигурировало при следствии, и Николай Павлович серьезно опасался, что кавказский корпус откажется ему присягать. Это довольно легкомысленное свидетельство Волконского бросало большую тень на Ермолова в глазах Николая, и несмотря на то что присяга ему принесена была на Кавказе без затруднений и, по тщательном расследовании, ничего подобного тому, что говорилось у Волконского, там не оказалось, все-таки у государя навсегда осталось неприязненное отношение к Ермолову.

[3] Бумаги и журналы этого комитета изданы в 74 и 90 томах «Сборника имп. Русск. исторического общества». Обстоятельный разбор деятельности этого комитета у А. А. Кизеветтера в книге «Исторические очерки». М., 1912, с. 427 и след, (в ст. «Внутр. политика в царствование имп. Николая Павловича»).

[4] Сравн. книгу генерала Зайончковского «Восточная война 1853–1856 гг., в связи с современной ей политической обстановкой». Т. I и приложения к нему. СПб., 1908.

[5] Сравн. М. К. Лемке. «Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг. (по подлинным делам III отделения собственной е. в. канцелярии)». СПб., 1908.

Здесь стоит отметить, как представлял себе Бенкендорф, а с ним вместе и император Николай, состав и задачи этого учреждения; вот дающая об этом полное представление выписка центрального места записки Бенкендорфа, приведенной целиком у г. Лемке: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника.

Он должен бы носить звание министра полиции и инспектора корпуса жандармов в столице и в провинции. Одно это звание (замененное имп. Николаем званием шефа жандармов) дало бы ему возможность пользоваться мнениями честных людей, которые пожелали бы предупредить правительство о каком-нибудь заговоре или сообщить ему какие-нибудь интересные новости. Злодеи, интриганы и люди недалекие, раскаявшись в своих ошибках или стараясь искупить свою вину доносом, будут по крайней мере знать, куда им обратиться.

К этому начальнику стекались бы сведения от всех жандармских офицеров, рассеянных во всех городах России и во всех частях войска: это дало, бы возможность заместить эти места людьми честными и способными, которые часто брезгуют ролью тайных шпионов, но, нося мундир как чиновники правительства, считают долгом ревностно исполнять эту обязанность.

Чины, кресты, благодарность служат для офицера лучшим поощрением, нежели денежные награды, но для тайных агентов не имеют такого значения, и они нередко служат шпионами за и против правительства.

Министру полиции придется путешествовать ежегодно, бывать время от времени на больших ярмарках, при заключении контрактов, где ему легче приобрести нужные связи и склонить на свою сторону людей, стремящихся к наживе.

Его проницательность подскажет ему, что не следует особенно доверять кому бы то ни было. Даже правитель канцелярии его не должен знать всех служащих у него и агентов...» Генерал Бенкендорф (впоследствии граф) до самой смерти своей пользовался неизменным доверием и расположением императора Николая.

 

Подзаголовки разделов главы даны автором сайта для удобства читателей. В книге А. А. Корнилова они отсутствуют.