Три первостепенных римских поэта эпохи Августа, Овидий, Гораций и Вергилий, имеют всемирно-историческое значение. Далеко уступая в творческом гении Гомеру и Пиндару, они тем не менее имели гораздо большее влияние на образованный мир, чем вся поэтическая литература греков. Последняя представляется для исторического развития человечества важнее первой только по её влиянию на римскую литературу и по тем замечательным последствиям, какими сопровождалось её изучение в новейшее время. Но зато Овидий, Гораций и Вергилий были самыми любимыми поэтами позднейшей древности; на них и на нескольких других поэтах исключительно сосредоточивалось все внимание ученых в средние века, в то время, когда произведения греков были оставлены без внимания.

Овидий

Подробнее - см. в статьях Публий Овидий Назон, Овидий «Метаморфозы» – краткое содержание, Овидий «Фасты» – краткое содержание

Публий Овидий Назон, родившийся в 43 г. до Р. X., в незначительном городке Средней Италии, принадлежал к великосветскому кружку Рима и вел самую роскошную жизнь, пока около 8 г. по Р. X., не был сослан, по неизвестной причине, в город Томы, в нынешней Болгарии. Не получив, несмотря на все просьбы и старания, ни от Августа, ни от Тиберия позволения возвратиться на родину, он умер в 17 г. по Р. Х., в месте своего изгнания. Овидий пользовался гораздо большею славою в потомстве, чем между своими современниками, которые смотрели на него как на лёгкого поэта; его любили только как приятного, занимательного и шутливого писателя. Но вскоре по его смерти, когда игривая манера выражения вошла в моду, и страсть к учености и игре словами подавила истинное вдохновение, произведения его были оценены и возбудили к себе всеобщее сочувствие. В средние века Овидий получил еще большее значение, благодаря понятности и занимательности его творений, сравнительно с произведениями других известных поэтов, и был самым любимым писателем до тех пор, пока Данте и Петрарка не возвысили в глазах своих современников Вергилия. Впрочем, и после Данте и Петрарки некоторые из произведений Овидия оставались в школах главными руководствами при образовании юношества. В конце средних веков произведения Овидия снова перешли из школ в высшее общество. Образованный класс Италии получил тогда направление, с которым как нельзя более гармонировали, как по содержанию, так и по форме, произведения Овидия, вроде «Науки любви» и «Лекарства от любви». Во все эпохи Овидия любили преимущественно за его легкую латынь и приятную небрежность выражений и стихосложения, что обусловливалось природным характером поэта и его уменьем остро и изящно говорить в обществе. Поэтому для людей, получивших одно светское образование, стихи Овидия должны быть гораздо понятнее и ценнее, нежели глубже прочувствованные и с большим искусством и знанием написанные произведения других поэтов. Творения Овидия, запечатленные характером александрийской учености, могут быть интересны и для научно-образованных людей. Кроме того склонность поэта к нескромным выражениям и картинам делает его привлекательным и в глазах всех легкомысленных сластолюбцев.

Памятник Овидию в Констанце (ранее - Томы, Румыния)

Имея в виду рассмотреть произведения Овидия, по их отношению к целой римской литературе и к образованности человечества вообще, мы преимущественно должны обратить внимание на так называемые «Героиды (Послания героинь)», «Фасты», «Метаморфозы» и «Элегии». «Героиды», или поэтические любовные письма женщин мифической эпохи к своим любовникам, представляют собою полное выражение тогдашней школьной учёности с её риторическими прикрасами. Главная прелесть их заключается в остроумном и между тем верном решении трудных ученых задач. Поэтому в средние века, когда наука и поэзия скрылись в монастырских школах, «Героиды» Овидия служили образцом для того умственного образования, которое было чуждо, или по крайней мере чуждалось природы и жизни. «Фасты» составляют род календаря, в котором описаны в стихах разные религиозные празднества римлян и мифы, послужившие им основанием. Странное соединение прозы и поэзии придает этому произведению гораздо больше значения, чем можно было ожидать от него на первый взгляд. «Фасты», облекая древние римские саги в новую форму, освежили в памяти народа забытые мифы и оказали важную услугу новой династия, связав имена её членов с прославленными в преданиях именами и национальными праздниками. Из этого стихотворения мы можем заключить о связи римской истории и религии с общественною и частною жизнью; можем видеть, что в древнем Риме общественные праздники возбуждали в каждом гражданине воспоминание о событиях народной истории, и что самое богослужение клонилось к развитию в гражданах патриотизма. «Метаморфозы», или превращения состоят из множества мифов, рассказанных в форме эпической поэмы. Это произведение встретило мало сочувствия в современниках поэта, но зато имело весьма сильное влияние на искусство и образованность средних веков и новейшего времени до половины XVIII столетия. Излагая в изящной форме древние поэтические мифы, «Метаморфозы» сделались настольною книгою всех поэтов и художников, обращавшихся за помощью к мифологии. Совершенно противоположна была судьба «Скорбных элегий» Овидия, в которых он выражал свою скорбь об изгнании. Их много читали при жизни поэта, но потомство обращало на них менее внимания, чем на другие его произведения. Это явление легко объясняется. Современники Овидия находили в его элегиях выражение своих собственных чувств, пищу и даже иногда удовлетворение своему любопытству. Нас же в элегиях Овидия неприятно поражает изнеженность века Августа, сложившееся у избалованных римлян убеждение, что жизнь вне вечного города не жизнь, и наконец недостаток естественности, вследствие которого и истинная скорбь выражается у поэта с натяжкой. Все это делается еще неприятнее, когда мы вспомним, что тогда еще не исчезла в обществе древняя римская энергия, несмотря на то, что она заметно начинала слабеть в отдельных личностях.

Гораций

Подробнее – см. в статьях Гораций – краткая биография и Произведения Горация

Совершенно иное влияние имел на общество Квинт Гораций Флакк, родившийся в апулийском городе Венузии в 65 г. до Р. Х., в последнее время жизни сделавшийся любимцем Мецената и Августа и умерший в 8 году до Р. Х. В своих одах он преимущественно подражает греческим образцам, ограничиваясь часто буквальным их переводом и изменением в одной форме. Впрочем, Гораций бралсебе за образец не поэзию позднейших греков, как Катулл, Проперций и большая часть других писателей, но произведения древних, проникнутых истинным одушевлением, греческих поэтов. Этим он оказал римской литературе такую же услугу, как Цицерон, сделав для национальной поэзии то же, что Цицерон для красноречия и философии. Обоим этим родам умственной деятельности Цицерон сумел придать форму, совершенно соответствовавшую практическому и риторическому направлению римлян, и таким образом из чуждых элементов создал новое, сродное им образование. Гораций сделал то же самое для лирической поэзии и практической мудрости. Действительно, нет ни одного поэта, который имел бы такое влияние, как Гораций, на философию и поэтические наслаждения высшего круга. Обладая тонким знанием света и людей, он изучил человеческое сердце и потребности высшего римского общества, и в особенности характер тех из своих современников, которые, в качестве правительственных лиц, тяготились своим могуществом и блеском, или, владея большим богатством, чувствовали однако же всю пустоту исключительно внешней и роскошной жизни. Для таких-то лиц Гораций и писал свои оды. Прилагая к делу заимствованную от греков житейскую мудрость и поэтические формы, он учит, как пользоваться внешними благами и с трудом приобретаемым умственным образованием. Подобные наставления были тем необходимее для людей высшего класса эпохи императоров, чем более их быт удалялся от природы, чем затруднительнее становилось их положение и чем опаснее было для них чрезмерное богатство. Гораций одинаково далек от ригоризма односторонних стоиков и от изнеженной чувственности позднейших эпикурейцев. Он умел искусно сочетать философию лишения с теориею простого наслаждения жизнью, и представить в таком виде учение житейской мудрости и благоразумия. В отношении внешней формы, Гораций сделал для литературы так много, что заслуги его и в этом отношении равняются заслугам Цицерона в прозе. Он отличается тонкостью выражения, богатством оборотов, определенностью и изяществом языка. Заимствуя у греческих поэтов содержание и форму своих произведений, Гораций, подобно новейшим французским подражателям классической древности, пользовался ими настолько, насколько это согласовалось с духом римского народа и гением его языка, и избежал тех ошибок, в которые так часто впадали немцы, усваивая себе чуждые идеи и умственные произведения.

Квинт Гораций Флакк. Краткая биография. Иллюстрированная аудиокнига

В своих одах Гораций передает греческую поэзию и житейскую мудрость, приспособляя ее только к духу римлян. Но зато в сатирах и поэтических посланиях он совершенно самобытен как по форме, так и по содержанию. В них он не подражал никому, а образовал совершенно новый род литературы, занимающий средину между прозой и поэзией. В сатирах и посланиях, Гораций сохранил для потомства сокровище опытов современной ему жизни, точно также передал в одах житейскую мудрость греков. Его сатиры и послания рисуют нам действительную жизнь, выводя на сцену живых людей и их свойства, и по самому своему характеру резко отличаются от едких греческих сатир: они, если и язвят, то не глубоко, а скорее поучают под видом веселой и легкой шутки. Уча, по-видимому, только пользоваться вещественными благами и преподавая придворным искусство льстить и наслаждаться, они тем не менее нечувствительно выводят читателя на стезю лучшей жизни, основанной на нравственности, науке и искусстве.

Чтобы понять Горация и усвоить его наставления, необходимо быть знакомым во всех подробностях с утонченным общественным бытом. Поэтому его поэзия имела очень слабое влияние в темную эпоху средних веков, когда жизнь была груба и проста. Но тем замечательнее было её действие в те времена, когда, как, например, в XVI веке, при дворах и в аристократических республиках южной Европы общественные отношения усложнились, и потребности высшего класса разобщились с нуждами остального общества. Эта эпоха преимущественно любила и читала Горация, произведения которого сделались тогда настольною книгою всех государственных деятелей и светских людей, искавших в науке и искусстве возвышенных наслаждений жизнью.

Вергилий

Подробнее – см. в статьях Публий Вергилий Марон, Вергилий «Буколики» – краткое содержание, Вергилий «Георгики» – краткое содержание, Вергилий «Энеида» – краткое содержание, Поэма Вергилия «Энеида»

Последний из трех первоклассных римских поэтов, Публий Вергилий Марон, родился за 70 лет до Р. Хр., в селении Андах близ Мантуи. Он занимал при дворе Августа такое же положение, как Гораций, и умер за 19 лет до Р. Хр., на возвратном пути из своего путешествия в Грецию. Ни один поэт не имел такого громадного влияния на римскую литературу, как Вергилий, и можно сказать положительно, что неумеренное подражание ему было столь же вредно для римской поэзии, как для красноречия неблагоразумное подражание Цицерону. Но своей форме и языку, произведения Вергилия стоят на самой высшей степени совершенства, какой только достигала римская поэзия. Никто из римлян не понимал в такой мере музыкальности языка, как Вергилий: его речь течет плавно, без стремительных перерывов: в ней видна живость, энергия и ритм. Внимание, какое Вергилий обращает в преемстве слов на различие гласных и последовательность твердых и мягких согласных звуков, сообщает его стиху благозвучие, для которого наш язык не имеет тонов, а наш слух восприимчивости. Мы, жители севера, глухи для этой очаровательности поэзии Вергилия, ощутительной только для чуткого уха итальянцев. Поэтому, чтобы оценить благозвучность стиха Вергилия, мы должны положиться на суждения Данте, Петрарки и других итальянских поэтов; а в них произведения Вергилия возбуждали удивление и восторг.

Так называемый "бюст Вергилия"

Автор фото - A. Hunter Wright

В первом своем поэтическом опыте Вергилий попал на ложный путь. Он начал свою литературную деятельность идиллиями, тогда как этот род поэзии не соответствовал ни собственным его талантам, ни свойствам римского языка. Его выбор был тем неудачнее, что он не хотел удовлетворяться изображением идеальной пастушеской жизни, но, избрав себе образцом Феокрита, воспевал природу и истину. Правда, Феокрит жил в подобное же время и писал свои идиллии для людей, которые, подобно высшему римскому обществу времен Вергилия, удалились от природы, вследствие чрезмерной утонченности общественного быта и изнеженности; но он имел на своей стороне ту важную выгоду, что мог пользоваться безыскусственным дорическим народным диалектом и не был поставлен в необходимость влагать утонченный язык высшего общества в уста своих пастухов. Вергилий был лишен этого преимущества. Вследствие своего исключительного положения в обществе, римские поэты никогда не осмеливались для своей возвышенной поэзии пользоваться диалектами различных частей Италии, а еще менее оборотами простонародной речи. Утолченный язык высшего, класса, или так называемая во Франции академическая манера выражения, у римлян, как и французов, считалась существенною принадлежностью всякого литературного произведения. Эта манера навсегда изгнала из литературы народный язык и стеснила народную поэзию. Вычурные и изящные выражения были приличны чопорным, скучным пастухам Геснеровых идиллий, но ни в каком случае не могли нравиться ни римлянам, искавшими везде жизни, энергии и деятельности, ни даже самим грекам. Вергилий избрал предметом своих идиллий самые простые житейские отношения; но уже по тому самому, что эта жизнь, далекая от всякой искусственности, описала модным языком образованного класса, описания Вергилия представляют неприятный контраст между формою и содержанием. Впрочем, сами римляне мало обращали внимания на этот недостаток идиллий Вергилия, восхищаясь неподражаемою прелестью стиха и тем тонким заискиваньем, с каким поэт, по образцу своего александрийского предшественника, относился к покровителям искусства.

Венец произведений Вергилия составляет его дидактическая поэма о земледелии. Вергилий один из всех поэтов умел придать жизнь такому прозаическому роду поэзии, как дидактическая, и написать ученое стихотворение, в котором предмет изображен верно с действительностью и притом поэтически. В своих «Георгиках» Вергилий является чисто национальным поэтом, изобразив в них древнеримский быт и единственное занятие, уважавшееся его соотечественниками не менее войны. Он указывает своим удалившимся от природы современникам на старину, украшая ее всею прелестью фантазии, насколько эти украшения мирятся с её простотою. В своей дидактической поэме Вергилий является истинно самобытным художником, потому что греческие произведения в этом роде дали ему только канву поэмы, а не служили действительными образцами для неё. Вследствие самобытности поэмы и преобладания в ней чисто римских элементов, очаровательный язык Вергилия в ней совершенно уместен. Легкость изложения, полное отсутствие искусственности и натянутости показывают в авторе истинного художника, создававшего свои произведения под влиянием неподдельного вдохновения. В «Энеиде», героической поэме, воспевающей странствования Энея и его поселение в Лациуме, Вергилий руководствовался произведениями Аполлония Родосского и других александрийских поэтов, заимствуя из них все сцены и описания. Александрийские писатели хотели приспособить к духу монархического века тот род поэзии, который может появиться и иметь успех только между простыми и верными природе людьми гомерического времени. Вергилий последовал их примеру и даже превзошел их, оригинальным образом сблизив эпос с жизнью. Он понимал его так же, как Тит Ливий историю, и ставил главною целью его возбуждение патриотизма в читателях, затрагивая их национальные интересы. Для этого он избрал предметом своей поэмы героя, имя которого находилось в тесной связи с древними латинскими историческими сказаниями. Сообщив таким образом своему произведению национальный интерес, Вергилий вдохнул в чуждую стихотворную форму чисто римскую жизнь и освободился от холодной искусственности своих александрийских предшественников.