Человек, склонный идеализировать малороссийскую историческую старину, Гоголь, вероятно, с особой любовью писал повесть «Тарас Бульба». Современная жизнь Украины казалась ему серой и скучной[1], здесь не было места для размаха его воображения, не было людей «интересных» в романтическом вкусе. Не видал здесь Гоголь, по-видимому, никого кроме «существователей», прозябающих бессознательной жизнью. Этот недостаток (неимение людьми целей в жизни, непонимание ими её смысла) всегда особенно возмущал Гоголя. Вот почему его больше настоящего интересовало прошлое Малороссии то время, когда она жила бурной исторической жизнью, когда полна «смыслом» была жизнь всякого казака, когда не было ненавистных ему пошляков, а были «борцы» за родину, за веру.

Тарас Бульба. Плейлист из видео с краткими пересказами каждой из глав повести

Оттого, сочиняя своего «Тараса Бульбу», Гоголь, вероятно, отдыхал душой, серая действительность окружающей жизни не тормозила его воображения, и свободно создавало оно героические образы и картины, возвышающие душу. Благодаря этому, Гоголю удалось в своей повести создать историческую «эпопею казачества». В самом деле, размах его творчества в этой повести чисто эпический, целую эпоху народной истории сумел он воплотить в грандиозном облике Тараса; в лице своего героя ему удалось уловить яркие национальные черты своего народа. В некоторых частностях этой повести (описаниях, сравнениях) Гоголь поднимается до приемов эпического творчества[2].

Однако, Е. А. Котляревский, оценивая с этой точки зрения «Тараса Бульбу» Гоголя называет автора «не историком, а слагателем новой былины, у которой он иногда даже заимствует обороты».

Но это замечание едва ли вполне верно: будучи поэтом-художником, который был воодушевлен народными преданиями и песнями и оттуда вынес свое проникновение в дух народа, в его силы и героев, Гоголь, конечно, в то же время, был и историком. Интерес к истории Малороссии был у него чем-то органическим: среди юношеских его опытов встречаем мы уже начало повести из жизни казаков; эти казаки постоянно фигурируют в его «Вечерах», то подымаясь до героического образа пана Данилы (в повести «Страшная месть»), то опускаясь до комических очертаний Чуба в «Ночи перед Рождеством» и др. Как настоящий историк, всматривался Гоголь и в причины, создавшие казачество, и старался оценить те следствия, которые неизбежно вытекали из этого сложного явления. Мы знаем, что Гоголь собирался написать даже обширную историю Малороссии; в своих «Арабесках» характеризуя «малороссийские песни», он много говорит о тех исторических условиях, которые создали богатырский размах русской души, выразившийся в образовании Запорожской Сечи. Да и в повести «Тарас Бульба» не раз Гоголь отклоняется в сторону истории, многие факты из жизни своих героев объясняет условиями тогдашней жизни. Как историк, Гоголь добросовестно изучал прошлое Украйны и по ученым трудам, и по источникам, и по народным произведениям, и по запискам современников. Если тем не менее, он многое неверно понял в прошлом Малороссии, если внёс в «Тараса Бульбу» толику вымысла, то это еще небольшая вина, при тогдашнем состоянии науки даже история великой Руси не была еще истолкована сколько-нибудь удовлетворительно.

Главная ошибка Гоголя, как историка, заключалась в том, что он внес романтическую окраску в историческую жизнь Украины: таких «полковников», как Бульба, он представил какими-то феодальными рыцарями которые имеют свои «полки», сами решают вопросы войны и мира. Здесь и отмечается более всего оттенок литературного вымысла – простительного, впрочем, беллетристу. В то время полковники были «выборные» и над своим полком не имели той власти, которую впоследствии помещики приобрели над своими крепостными. Таким образом, отношение господ к крепостным Гоголь перенес в историю XV в., произвольно придав этим отношениям феодальный характер, что было ошибкой. Очевидно, что романтическая литература, с её замками, феодалами и самовластными средневековыми баронами, оказала, в этом отношении, чрезмерное влияние на Гоголя и исказила историческую верность его повести. Такая же тенденция придать казачеству характер рыцарского ордена намечается и в изображении жизни Запорожской Сечи.

Романтизм помешал Гоголю и верно представить психологию некоторых действующих лиц. Если безукоризненно нарисован Тарас и его сын Остап, то совершенно фальшиво представлен Андрий. Казак грубого XV века представлен каким-то «романтическим любовником», с самыми тонкими настроениями изящной, чувствительной души. Но историческая ценность повести, несмотря на присутствие доли литературного вымысла, все-таки велика. В образе Тараса Гоголю удалось изобразить действительно национальный тип.