В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголь поторопился «перед смертью» договорить то, чего он не мог выговорить путем беллетристики путем продолжения «Мертвых Душ». Он обнародовал некоторые свои интимные письма к ближайшим друзьям и знакомым, и в результате, получилась странная книга, в которой торопливо, сбивчиво, местами с горячим воодушевлением, местами с приподнятым пафосом Гоголь говорит о тех вопросах, которые мучили его перед смертью. Это книга страстная, но правдивая. И нельзя было тяжелее придумать оскорбления умирающему человеку, как сказать, что он «лгал» в своей книге. Однако именно это сказали Гоголю. В своей «Авторской исповеди» он говорит по этому поводу следующее: «...называть лжецом и обманщиком, надевшим личину набожности, приписывать подлые и низкие цели – это такого рода обвинения, которых я бы не в силах был взвести даже на отъявленного мерзавца... Не мешало бы подумать прежде, чем произносить такое обвинение: "Не ошибаюсь ли я сам? ведь я тоже человек. Дело тут душевное. Душа человека кладезь, не для всех доступный, и на видимом соседстве некоторых признаков нельзя основываться..." Нет, в книге "Переписка с друзьями", как ни много недостатков во всех отношениях, но есть также в ней много того, что не скоро может быть доступно всем... Для того, чтобы сколько-нибудь почувствовать эту книгу, нужно иметь или очень простую и добрую душу, или быть слишком многосторонним человеком, который, при уме, обнимающем со всех сторон, заключал бы высокий поэтический талант и душу, умеющую любить полною и глубокою любовью».
Гоголь был прав, говоря, что мысли его не умрут многое из того, что он высказал в «Выбранных местах», нашло потом развитие у Льва Толстого.
Н. В. Гоголь. Портрет работы Ф. Мюллера, 1841
Идеализация Гоголем патриархально-консервативной государственности
Содержание «Выбранных мест» слишком пестро и разнохарактерно, чтобы путём их анализа можно было стройно и полно изложить «философию» Гоголя. Приходится довольствоваться лишь главным. Во-первых, в этом произведении много чисто автобиографического: боязнь смерти, горячая, фанатическая любовь к Богу, заботы о строении своего «душевного дела», самобичевание, различные признания касательно своих сочинений. Все это не имеет общественного значения. Такое значение остается только за мыслями Гоголя о государстве, обществе, русском народе и русской интеллигенции, о значении литературы, её содержании и целях. Гоголь, идеализировавший в юности бюрократический строй русской жизни, под конец, совершенно в нем разочаровался. И в «Мертвых Душах», и в «Переписке с друзьями» найдём мы резкие нападения его на систему управлять страной при помощи «бумаг из Петербурга», при помощи комиссий и иерархии чиновников. Вместо этого строя Гоголь мечтал о каком-то «патриархальном устройстве» государства: во главе его стоит государь, который к подданным относится сердечно, как «отец», с верою и любовью. Такими же государями «в миниатюре» должны были быть «генерал-губернаторы» и «губернаторы»; гуманно, просто, без чинопочитания должны были относиться друг к другу люди в этом гоголевском государстве. Прямой путь к этому идеалу – «очищение своей собственной души и сердца». Не реформы в западном духе необходимы отечеству, говорит Гоголь, а моральное возрождение каждого отдельного человека. К просвещению в западном духе он относился так же, как тот же Л. Толстой. Жизнь идеального государства будет течь быстро и правильно, когда каждый определит свой «долг» и, довольствуясь малым жребием, честно понесет его в жизни. Мужик пусть пашет землю, пусть помещик патриархально к нему относится, оберегает его, наставляет, хвалит, наказывает, судит, и чиновник пусть честно исполняет свою работу, купец пусть честно работает – и тогда все процветет без реформ.
Роль дворян по представлению Гоголя
Особенное внимание уделил Гоголь в «Выбранных местах» помещику-дворянину. Дворянин, по его представлению, – маленький государь в своем поместье: он перед Богом отвечает за своих крепостных, оттого писатель называет «святой» работу в деревне разумного, добродетельного помещика. Не освобождение крестьян нужно мужикам, пишет Гоголь, не школы и не книги, а разумное руководительство и религиозное воспитание. Труд землепашца и дворянина-помещика, живущего неотлучно в деревне, – основа процветания отечества.
Это тяготение к «земле», обожествление труда, особенно физического (Гоголь даже рекомендует помещику косить вместе с крестьянами) опять сближает его с Л. Толстым.
Гоголь о новых веяниях в русском обществе
Русским обществом Гоголь в своей «Переписке» недоволен: он не раз говорит о какой-то тревоге, которая растет в русской интеллигенции, о растерянности, пустоте русской мысли, об исканиях чего-то. Гоголь был прав, отметив переходный характер русского общественного самосознания, но он не угадал близости реформ 1860-х годов и переустройства всей русской жизни на новых либеральных началах. В своей книге он идёт за стремлением, которое замечалось во многих русских людях ещё со времен Ивана Грозного: они мечтали исправить русскую жизнь, восстановив «поисшатавшуюся старину». «Выбранные места» Гоголя несколько смахивают на «Домострой», с его патриархальными взглядами на жизнь.
Зато совсем не по-старинному смотрел Гоголь на «женщину». Её он боготворит, ей отводит первое место в истории человеческой жизни, общественной и семейной. Отзвуки юношеского романтизма привели Гоголя к такому преклонению.
Гоголь о значении церковной поэзии
С историко-литературной точки зрения любопытны те части «Переписки» Гоголя, где он говорит о русской поэзии. Гоголь отмечает органическую связь русской лирики с поэзией древнерусской, церковной. Он указывает, что русские поэты даже XVIII века черпали и образы, и настроения из Св. Писания. Ломоносов, Державин, Пушкин, Языков дают ему особенно много оснований для этого утверждения. Восхваление России, русского царя в нашей поэзии есть отзвук того полурелигиозного пафоса, с которым о царях и родине говорится только в Ветхом Завете. И Гоголь рекомендует лирическому поэту своего времени Ветхий Завет, говоря, что там источник вечной и возвышенной, божественной поэзии. Из христианских церквей он отдает предпочтение православной: в ней больше забот о небесном, в ней больше смирения, больше любви к людям, больше гуманности. «Святые отцы» и «Златоуст» – лучшие книги для народа, говорит Гоголь. В этих словах перед нами вновь воскресает старая, допетровская Русь, когда эти книги были настольными у русского грамотея.
«Выбранные места» об отношениях Европы и России
Гоголь не раз поднимает в «Выбранных местах» вопрос об отношениях Европы и России: он критически, даже с юмором относится к «квасным патриотам», к славянофилам, но критикует и «западников». К «Западу» он относится с полным недоверием. Ему кажется, что западная культура иссякает, и что скоро заграничные люди обратятся к России «за мудростью». «Все европейские государства, – говорит он, – теперь болеют необыкновенною сложностью всяких законов и постановлений», идеалы религиозные там забыты, и «душевным делом» никто не занимается. Не то Гоголь видел в России, по крайней мере, в том кругу, в котором он вращался: очевидно, в самом деле, все эти губернаторши, помещики, «значительные лица», поэты, которым он писал свои письма, думали больше о своей душе, о «своем внутреннем строении», чем о земле. И это утешало Гоголя. Он говорит, что русское общество его времени «всё чего-то ищет, ищет уже не вне, а внутри себя. Вопросы нравственные взяли перевес над политическими и над учеными». Гоголь плохо знал о других настроениях русского общества, и это приверженцы этих других взглядов сочли его книгу непонятной, глупой и вредной.
Разнообразие стиля «Переписки» Гоголя
Гоголь писал свои письма к разным лицам: к умным и глупым, к восторженным и спокойным. Он сам говорит, что писал так, чтобы его всякий понял, оттого в его письмах много разнообразия. Грубоватому и недалёкому помещику он писал грубоватое письмо, говоря понятным для него стилем. Это письмо особенно возмутило Белинского. Гоголь советует помещику внедрять у крестьян уважение к честным и хорошим работникам; перед образцовым «мужиком» обыкновенные должны были снимать шапки. По адресу того, кто не снимет, Гоголь рекомендовал помещику употребить «крепкое слово»: «ах, ты, невымытое рыло! Сам весь заплыл в саже, так что и глаз не видать, да еще не хочет оказать и чести честному! Поклонись же ему в ноги!» Это «невымытое рыло» – только «мужицкий стиль», которым, очевидно, Гоголь хотел указать лишь на необразованность мужика. «Мужика не бей, – говорит он в том же письме. – Съездить его в рожу еще не большое искусство. Но умей пронять его хорошенько словами». Это «съездить в рожу» – помещичий жаргон, под который подделывается Гоголь, стараясь сделаться ясным своему простоватому и грубому корреспонденту.
Многое из того, что указал Гоголь в русской жизни, и умно, и верно; его собственные взгляды часто возвышены и чисты, но когда он переходил на практическую почву, то советы его часто наивны... Так, в этом же письме к помещику он рекомендует помещику, для поднятия в деревне авторитета сельского батюшки, всюду брать с собой этого батюшку на работу и каждый день сажать его за господский стол. Гоголь не пожелал заглянуть по-человечески в душу этого несчастного священника, который даже пообедать в кругу своей семьи не имеет права! Наивны советы тому же помещику сжечь перед мужиками несколько ассигнаций в доказательство того, что он, помещик, не корыстолюбив!
Отношение русского общества к «Выбранным местам»
Когда «Выбранные места из переписки с друзьями» сделались достоянием публики, они почти ни в ком, кроме интимных друзей Гоголя, не вызвали сочувствия. Особенно возмущены были люди либерального склада, недавние поклонники Гоголя. Они увидели в этой книге измену его прежним убеждениям, ложь и подлость. Всего энергичнее такое отношение выразилось в письме Белинского к Гоголю. Сам фанатик по темпераменту, больной и измученный жизненной борьбой Белинский сказал уже стоявшему одной ногой в могиле Гоголю много злого и несправедливого. В этом столкновении двух современников сказалось все русское общество, с различными полюсами его тогдашнего мировоззрения.
Белинский написал Гоголю, что прежде «любил его со всею страстью», видя в нем надежду, честь, славу русской земли, «одного из великих вождей её на пути сознания, развития, прогресса». Теперь от этой страсти осталось «презрение и ненависть», такая же страстная... «Выбранные места» он назвал «хитрой, но чересчур нецеремонной проделкой для достижения небесным путем чисто земной цели». Он с негодованием остановился на выражении: «ах, ты невымытое рыло!»... Не вникая в истинный смысл этой грубости, он назвал Гоголя проповедником кнута, апостолом невежества, поборником обскурантизма и мракобесия. «Не истиной христианского учения, – говорит Белинский, – а болезненной боязнью смерти, чёрта и ада веет из вашей книги». Критик саркастически высмеял стиль книги и не погнушался сослаться на слухи о том, что книга Гоголя была написана для того, чтобы попасть в наставники цесаревича.
«Авторская исповедь» Гоголя
В ответ на эту жестокую и незаслуженную «критику» и на другие подобные Гоголь написал свою «Авторскую исповедь». Глубокою горестью, тоской проникнуто это ясное по мысли, спокойное по изложению сочинение. Гоголь умирал, непонятый современниками и потерявший надежду, что они его поймут, что ему простят промахи и поблагодарят за то страстное желание принести пользу родине, которое руководило им в жизни и которое он перенес в свои сочинения. В трогательной «Авторской исповеди» он просит у грядущих поколений справедливости и милости.