«Левые» русские журналисты встретили «Записки из подполья» в штыки. Салтыков-Щедрин в «Современнике» (1864, кн. 5, май) выступил против этой повести с глумливой статьей «Литературные мелочи», куда была включена «драматическая быль» «Стрижи» – памфлет на сотрудников журнала «Эпоха», где под именем «Стрижа четвертого, беллетриста унылого» выведен Ф. М. Достоевский. «Стриж четвертый» излагает содержание своего нового произведения – пародии на первую часть «Записок из подполья»: «Новое произведение, которое я написал, носит название «Записки о бессмертии души»... Записки ведутся от имени больного и злого стрижа. Сначала он говорит о разных пустяках: о том, что он больной и злой, о том, что все на свете коловратно, что у него поясницу ломит, что никто не может определить, будет ли предстоящее лето изобильно грибами, о том, наконец, что всякий человек дрянь и до тех пор не сделается хорошим человеком, покуда не убедится, что он дрянь, и в заключение, разумеется, переходит к настоящему предмету своих размышлений. Свои доказательства он почерпает преимущественно из Фомы Аквинского, но так как он об этом умалчивает, то читателю кажется, что эти мысли принадлежат собственно рассказчику». Упоминая о Фоме Аквинском, Салтыков-Щедрин даёт понять, что, по его мнению, философия героя Достоевского близка к средневековой схоластике.

«Записки из подполья» привлекли и внимание Н. Михайловского, посвятившего их разбору специальный раздел в статье «Жестокий талант» (1882).

В оценке «Записок из подполья» не было единодушия и среди близких к Достоевскому критиков. Если из письма Достоевского к Страхову нам известно, что Аполлон Григорьев отнесся очень одобрительно к этому произведению, сказав ему: «Ты в этом роде и пиши», то сам Страхов воспринял «Записки из подполья» сдержанно и отрицал типичность их героя. Процитировав примечание Достоевского, в котором говорится об исключительности характера героя «Записок из подполья», Страхов писал: «Из этого замечания видно, что автор сам чувствовал слишком большую исключительность образчика нравственного растления, который он предлагал читателям... Тем не менее нельзя не признать, что такие люди действительно существуют. Но они составляют предел нравственного растления и душевной слабости при сохранении ясности ума и сознания» («Наша изящная словесность». Статья третья. Поли. собр. соч. Ф. М. Достоевского. «Отечественные записки», 1867, т. 170, № 2, стр. 555 – 556).

Весьма отрицательно отзывался позднее о «Записках из подполья» пролетарский писатель Максим Горький. «Он [Достоевский] чувствует себя как бы глашатаем некиих темных и враждебных человеку сил, – писал Горький, имея в виду прежде всего «Записки из подполья», – он постоянно указывает на разрушительные стремления человека, который ищет, главным образом, полной личной свободы, требует, чтоб за ним было признано право всем пользоваться, всем наслаждаться, не подчиняясь ничему».

Хорошо известно, что принцип свободы человеческой воли до крайности претил большевику Горькому. Именно поэтому в своей оценке «Записок» он не брезговал самыми сильными выражениями. На Первом всесоюзном съезде советских писателей Горький заявил, что «Достоевский фигурой своего героя показал, до какого подлого визга может дожить индивидуалист из среды оторвавшихся от жизни молодых людей XIX – XX столетий».

Однако с конца XIX в. интерес к этой повести Достоевского постоянно рос. Она получила широкое признание на Западе, где особое внимание ей уделяли философы-экзистенциалисты.

 

Читайте также статьи Достоевский «Записки из подполья» – история создания и Достоевский «Записки из подполья» – анализ.