«Сказ о тульском косом левше и стальной блохе» (1881)

Не знаю, был ли до Лескова в русской литературе жанр сказа. (Отчего бы и не быть? (Да и в фольклоре же!) Однако рецензенты и в «Отечественных записках», и в «Деле» удивлялись и слову, и жанру, и название его приписывали Лескову.)

Но это необыкновенно свежо и смело! [См. Лесков «Левша» – краткое содержание по главам, Лесков «Левша» – полный текст, Характеристика Левши (с цитатами).] Лохматый юмористический лубок – и в этот раз 50-летнему Лескову нигде не отказывает чувство целого и меры (может быть, «междуусобный разговор» лишний раз упомянут). Сколько смешного, живость какая, как подхвачен необычный яркий гаерский тон – и всё держится, всё держится, нигде Лесков не срывается, не отклоняется – пока через этот юмор не проступает вся трагически грубая русская жизнь – но и тут ему тоже не отказывает тон. Шедевр! – Удивительно выдержано равновесие: нигде не впадает ни в национальную умильность, ни в салтыков-радикальную желчь. (И рецензенты слева и справа выругали Лескова за противоположные грехи, совсем не поняв художественного совершенства вещи, – значит, и в 80-х годах у нас не были к этому способны? а когда же? Для левых это «славянофильский шовинизм», для правых – очернение русских порядков. Одни – что он льстит русскому народу, другие – что принизил его.)

Лесков. Левша. Краткий пересказ с иллюстрациями

Использовал Лесков только поговорки: «англичане из стали блоху сделали, а наши туляки её подковали и им назад отослали». Всё остальное – блистательное его сочинение. Как скупо и ярко обрисован Платов – и чего стоит поворот этого образа от Государя к народу, от кражи мелкоскопа до вельможных погоняний – сколько здесь собрано русских вельмож XVIII века! – Какая густота в последних страницах: как левшу сдают в квартал, таскают по холоду, по больницам (а сжалуется над ним только англичанин да врач) – и как левша (с выдранными от учения волосами на виску, с родимым пятном на щеке так и виден, других черт и не надо, по-замятински) всё несёт Государю, тщетно, «последний секрет» о ружейных стволах – и неожиданно это ударяет в Крымскую кампанию, отчего рассказ приобретает контуры исторического. (И в таких мимолётностях, как: афонские монахи собирают там, где нечего собирать.)

Чисто, без умильности написано: как тульские мастера начинают с молитвы перед камнесечной иконой св. Николая, приплывшей по Зуше. А об арифметике – и не слыхали никогда. «Наша наука… по Псалтырю да по Полусоннику, а арифметики мы нимало не знаем. <…> У нас это так повсеместно».

Самая последняя главка – явно для цензуры, оберегательная, совсем лишняя, её и считать не надо частью рассказа.

В таком сказе – с языком особенно трудная работа: нужно проявить виртуозное штукачество, а нигде не сорваться. И это удаётся Лескову!

Хочется выписывать целыми фразами:

«Каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет». (То есть: всякий работник у англичан в сытости, одет не в обрывках.)

«Платов мало интересовался французским языком, потому что был женатый».

«У них насчёт казённого строго».

«Нам… удивляться с одним восторгом чувств не следует».

«Против [аглицкой нацыи] надо взяться подумавши и с Божьим благословением».

«Горите себе, а нам некогда!»

«Чтобы ни одна минута для русской полезности не пропадала».

«Мы… по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши».

«Спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные».

«Наши книги против ваших толще».

«Под презентом сидит… и к отечеству смотрит».

Морщится от чаю оттого, что «очень сладко не приучены».

Пояса всё затягивали, «чтобы кишки с лёгкими не перепутались».

И – слова, т.е. народная этимология:

мыльнопильные заводы

непромокабли

междоусобные разговоры

валдахин

свистовые казаки

верояция

двухсестная карета

пубель

Аболон полведерский

граф Кисельвроде

Твердиземное море

клеветон

держит свою ажидацию

буреметр

долбица умножения

симфон воды

горячий студинг

керамиды

[В записи «по читанному в Лубянке» Александр Солженицын так отзывается о «Сказе…»: «Великолепная штучка. Сверкает богатством русского народного языка. В сюжете, пропитанном фольклорными мотивами даже чрезмерно (автор некритически следует даже за вводом и мельканием фигуры Платова, которая совершенно сбоку-припёку), замечательна не только история о том, как наши подковали блоху, но и история о негодности наших ружей и ещё больше – о том, как не ценили в России талантливого человека – как английского шкипера повезли отогреваться в английское посольство, а нашего кузнеца оставили на улице замерзать» (Архив А.И. Солженицына).]

По материалам «Литературной коллекции» А. И. Солженицына.