(Отрывок из очерка «Мой Булгаков» – части «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным.)

 

У Е.С. [Елены Сергеевны Булгаковой] впервые читал я и «Записки на манжетах»[1], – вот уж воистину булгаковская лёгкость!

Не Булгаковым изобретённая, в те годы в советской литературе даже модная фрагментарность: при которой многое вмещается в малое число строк, и особенно убористо, если повествование от «я». Но Булгаков представляет эту фрагментарность весьма талантливо, всю простёгивает её неизменным у себя юмором. Короткие и даже обрывистые фразы, и даже всего одна фраза иногда идёт как фрагмент. Уже та предельная фрагментарность, которая почти не наполняется и плотью, нет места для качеств предметов. Кой-где и до безсвязности: что это за женщины при больном авторе? То всё Владикавказ, и заработал хорошо пьесой, то – сразу за тем, без связи, в Батуме, голодный, без денег. Такие прорывы сюжета – это уже за пределами понятия фрагментарности. – Тем не менее картина дел в ЛИТО при всей фрагментарности дана очень отчётливо (он вообще выхватывает юмористическую неуклюжесть советских учреждений, как и в «Дьяволиаде»). – Сильно, выразительно: обходной приезд с мешками в ночную Москву.

– Как изящно высмеян Мейерхольд, всего лишь: один раз – басом: «Мейерхольд»; 2-й раз серебристое сопрано: Мейерхольд. Уже смешно и значимо. А потом ещё раз – просто одна его фамилия, неожиданно и неуместно; «Мейерхольд феноменально популярен в этом здании» – даже лишнее.

– «"Три мушкетёра" неподражаемого Дюма» – это не просто усмешка, Дюма и вправду должен нравиться Булгакову: крайним динамизмом повествования, безыскусственностью прозы, простотой лексики.

– «…Нервно отозвались флаконы за стеной» (волнение женщины).

Вспышки добротного юмора то и дело.

Мать. На дне.

Наро-браз. Дико-браз. Барбюс. Барбос.

 – Прочитал доклад о Гоголе и Достоевском и обоих стёр с лица земли.

– Докладчик рвал на Пушкине в клочья белые штаны.

Пушкина больше, чем меня, ненавидит.

– Только через страдания приходит истина… Это верно, будьте покойны! Но за знание истины ни денег не платят, ни пайка не дают.

– Портрет Пушкина – «вылитый Ноздрёв»: «Вы, значит, Пушкина никогда не видели – (хихикнул в докладе о Пушкине – Ноздрёве). – «Успех был потрясающий, феноменальный».

Осип Мандельштам, держа голову как принц: «Из Крыма. Скверно. Рукописи у вас покупают?» – «…но денег не пла…» – и уехал (не дав кончить фразы).

– Чтоб их разорвало с их юмором! На Кавказ заехали, и тут голову морочат!

– (Сальери отравил Моцарта) громовые: bis!

– Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного.

– Не нады нам больше этой парнографии: «Горе от ума» и «Ревизора».

– Я против смертной казни. Но если поведут расстреливать мадам Крицкую (потерявшую ведомость зарплаты) – я пойду смотреть.

– Сон: (увидел себя Львом Толстым в Ясной Поляне, и Софья Андреевна зовёт на вегетарианский обед): «Послать за мясом! Битки сделать. Рюмку водки». И потом: «Пошёл вон из моего дома! Чтобы ни одного духобора!»

 



[1] Целиком повесть «Записки на манжетах» (1922–1923) впервые опубликована в журнале «Театр» (1987. 6). Прежде первая часть была напечатана в сменовеховской газете «Накануне» (Берлин. 1922. 18 июня), вторая – в «России» (М. 1923. № 5).