(Отрывок очерка «Из пьес А. Н. Островского» – части «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным.)
«В чужом пиру похмелье» (1856)
От первых же слов обдаёт свежестью: новый Островский. Тема как будто та же: выданье – не выданье, женитьба не женитьба, но введением самоотверженного учителя («беден, да честен» – а ему «чуть не в глаза хохочут: "ты окромя свинячьего семь языков знаешь"») и его уже образованной, двадцатилетней дочери Лизы – сразу расширен наш кругозор. – В первом акте всего пять действующих лиц, но все использованы динамично, в разных сочетаниях. И мещанский язык ещё богаче, и всё ярко своеобразно: предприимчивая Аграфена, хозяйка дома («я баба огневая, стряпчего не нанимаю»); Тит Титыч, самодур (не из этой ли пьесы словцо и пошло широко гулять?), «жИла известный, норовит на грош пятаков купить», – сыну: «в солдаты отдам», если не подчинится. А как самого защемили: «Дай хоть поругаться-то за свои деньги», у него «шалишь, не пообедаешь»; и простосердечный затурканный сын Тита тайком от отца учится скрипке на чердаке, вот беда – французского не знает, да ещё и по-русски читает ли толком? – «развязки мне никакой не дают, причину пригоняют». Жизнь его – «самое низкое обыкновение», «подвесить себя хочу-с». Запасливая Аграфена взяла с него расписку, что он женится на Лизе, – и, поторговавшись с разгневанным Титом, возвращает тому расписку за тысячу рублей. Обо всём том ни Лиза, ни отец её, разумеется, и не ведали и сражены угрозой бесчестья.
Во 2-м акте в доме Кит Китыча, как зовёт его жена, тоже ему во всём покорная, – видим и другого их сына – «с ума рехнувшего по театру», его держат в кухне взаперти, а когда вырывается или вызывают его – то и от себя, и по заказу родителей что-нибудь представляет сильно трагически, – и снова его на кухню. Мать рассказывает знакомой о беде со старшим сыном: хочет жениться, а намеченная им девушка – «творение какое-то, ни живности, ничего». Та успокаивает: «На всякий приворот средство есть – и от глазу, и от запою, и против бородавок симпатия». Но у гневного Тита своё решение, он призывает услужливого стряпчего Захара Захаровича: «Сахар Сахарыч! Ты – человек внимания не стоющий, а я тебя призрел. Можешь ты такое прошение написать, чтобы в Сибирь сослать по этому прошению? – трёх человек сразу надо: учителя, дочь его и хозяйку их». Сахар Сахарович готовно садится тут же за стол, писать прошение. Сыну же Тит представляет так, что расписку предъявила сама Лиза. Сын угнетён. Но пришёл сам учитель, и из слов его выясняется, кто затеял. Учитель в отчаянии от позора, он принёс назад ту тысячу, только верните позорную расписку! Титу понятно: «А потом за неё вдвое заломить? Мало показалось? Надувательная система». Но учитель вымаливает на коленях, тут же разрывает расписку, топчет её ногами, стонет от бесчестья. А самодур – на то и самодур: в короткие минуты переменился и гонит сына свататься к Лизе: «Деньги – тлен, металл звенящий. Так тому и быть». А если не отдаст за тебя – на глаза мне не показывайся. Да «как он смеет не отдать, когда я этого желаю?!» А сын-то знает: «Такие девушки не про нас, мы их и понимать-то не умеем…»
Какая плотная, короткая, динамичная пьеса, сочная в диалогах! И много смеху. Большая удача Островского.
Примечание. Первоначальное название этой пьесы Островского – «Ученье свет, а неученье тьма». Премьеры в Малом и Александринском театрах прошли соответственно 9 и 18 января 1856 года с участием выдающихся актеров русского театра. И.И. Панаев писал в «Современнике» (1857. № 6): «Кто видел хоть один раз Садовского в комедиях "Бедность не порок", "Не в свои сани не садись", "В чужом пиру похмелье", у того типы Русакова, Брускова и Любима Торцова, созданные Садовским, останутся всегда запечатленными в памяти». Пьеса ставилась и в советское, и в постсоветское время, сейчас идет в Московском драматическом театре «Сфера».
