Прототипом Крафта в «Подростке» Достоевского послужил студент Крамер. И. И. Лапшин объяснил происхождение этого антипода Шатова из «Бесов»[1]. В воспоминаниях А. Ф. Кони рассказывается о студенте Крамере, который постоянно выступал оппонентом профессора Б. Н. Чичерина. Он покончил с собой, т. к. пришел к заключению, что русский народ никакой исторической будущности не имеет и предназначен лишь служить удобрением для более молодых народов, которые, вероятно, придут с Востока. Перед самоубийством он записал в дневнике: «Скоро 12 часов! Все готово. У меня легкий озноб и я немного зеваю, но совершенно спокоен. Хотел выпить коньяку, но вино, говорят, усиливает кровотечение, а я и без того здесь напачкаю. Какая плохая книга "Анатомия" Дондерса! Два больших тома убористой печати, а нельзя найти, как с точностью определить место сердца. Сейчас 12 часов. Мне некому послать последнее прости и не о ком вспомнить с благодарностью. Есть один человек, к которому, умирая, я чувствую глубокое уважение. Это бывший московский профессор Борис Николаевич Чичерин. Если тот, кому в руки попадет этот дневник, найдет возможным сообщить ему об этом, то я прошу его это сделать. Пора!!» И Кони прибавляет: «Вдоль этой страницы дневника протянулась засохшая струйка брызнувшей крови».

На основании этих фактов, писатель создает незабываемый образ идейного самоубийцы. Подросток встречает Крафта в кружке Дергачева: «Крафтово лицо, говорит он, я никогда не забуду. Никакой особенной красоты, но что-то, как бы уж слишком незлобивое и деликатное, хотя собственное достоинство так и выставлялось во всем. Двадцати шести лет, довольно сухощав, росту выше среднего, белокур, лицо серьезное, но мягкое: чтото во всем в нем было такое тихое». Дергачев сообщает кружку об идее Крафта. «Он (т. е. Крафт), вследствие весьма обыкновенного факта, пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный, которому предназначено послужить материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого своего вывода, г-н Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься руки».

Крафт – идейная антитеза к Шатову; тот страстно верит в призвание России, этот так же решительно его отрицает. Первый живет и дышит идеей русского мессианизма, второй потерял в нее веру – и убивает себя. О Шатове говорится, что он корчится под камнем придавившей его мысли; так же характеризуется и Крафт. Васин отзывается о нем: «У Крафта не один логический вывод, а так сказать, вывод, обратившийся в чувство. Не все натуры одинаковы: у многих логический вывод обращается иногда в сильнейшее чувство, которое захватывает все существо...»

Но Крафт не только идейно связан с Шатовым: он напоминает его и наружностью и характером. Оба они тихие, застенчивые, задумчивые и нежные.

Самоубийство студента Крамера служит писателю материалом для рассказа о самоубийстве Крафта. Васин сообщает подростку: «Крафт застрелился из револьвера вчера, уже в полные сумерки, что явствовало из его дневника. Последняя отметка сделана была в дневнике перед самым выстрелом, и он замечает в ней, что пишет почти в темноте, едва разбирая буквы: свечку же зажечь не хочет, боясь оставить после себя пожар. "А зажечь, чтобы выстрелом опять потушить, как и жизнь мою, не хочу", – странно прибавил он чуть не в последней строчке…» Подросток просит Васина вспомнить еще какую-нибудь запись из дневника самоубийцы и тот припоминает несколько строк, примерно за час до выстрела, о том, «что его знобит и что он, чтоб согреться, думал выпить рюмку, но мысль, что от этого, пожалуй, сильнее кровоизлияние – остановила его».

Достоевский меняет час самоубийства: вместо 12 часов – сумерки; прибавляет деталь со свечой – и этим подчеркивает символический смысл смерти: Крафт «тушит» свою жизнь, как свечу; наступает мрак ночи и смерти.

Крафт противоположен Шатову и параллелен другому идейному самоубийце – Кириллову. Герой «Бесов» потерял веру в Бога и без Бога жить не может. Крафт не может жить без веры в Россию. Оба приходят к самоубийству логическим путем. Но сравнивая описание этих двух смертей, мы снова убеждаемся в различии художественной тональности «Бесов» и «Подростка». Сцена самоубийства Кириллова полна невыносимого ужаса; гибель Крафта изображена в мягких, лирических тонах. Первой (предшествует безобразно-циничная борьба «человекобога» с Петром Верховенским, второй – поэтически-печальная беседа «жертвы идеи» с подростком.

В творчестве Достоевского «Бесы» – ад, «Подросток» – чистилище.



[1] И. И. Лапшин. Образование типа Крафта в «Подростке». Сборник статей о Достоевском, под редакцией А. Л. Бема. Прага, 1929.