«НА КУЛИЧКАХ» (1914). Тотчас вослед «Уездному» – повтор, развитие, нет – разгул всё той же безоглядной сатиры, уже не шарж, не гротеск (которые, пишет, заимствовал у Гоголя), даже не фарс, а прямое литературное хулиганство. (Гоголь – онемел бы перед такой вереницей харь.) Почти сплошь уроды физические и умственные, такая закрайность, когда автор становится несправедлив не к избранному только материалу, но к самой жизни на Земле.

Применено это всё к – якобы! – заброшенному на Дальний Восток малому воинскому гарнизону. Карикатурный генерал поглощён плотоядием и саморучным приготовлением пищи, сам в фартуке у плиты; блаженная дурочка генеральша; капитан Нечёса («борода в крошках, пролаял хрипло»), отдав плодовитую жену в добычу желающим офицерам, с иглой в руках выискивает по дому и прокалывает тараканов; а солдат лечит – по «Скотолечебнику». В офицерском собрании хор пьяных офицеров – до упада поёт нескончаемую «у попа была собака». Генералу подносят к обеденному столу фарфоровую китайскую вазу, чтобы он в неё опорожнился. Все офицеры – мелкие сплетники, развратники, непонятно, на чём держится воинская часть; у одного «болезнь такая – думать... нехорошая болезнь». Всего один офицер – собранный, чёткий Шмит, «слова – трёхлинейные пульки», «глаза как лезвия» – но и он от личного горя доходит до бешенства к солдатам, до «учиться убивать». Не лучше офицеров солдаты – Ломайлов, Непротошнов, рыбьи глаза; ещё один: лицо – начищенный самовар медный; дураковатый Аржаной, подстреливающий гражданских китайцев. И всем вместе приклеено насмешечно: «ланцепупы». Предельно лобовó.

Кустодиев. Портрет Евгения Замятина

Евгений Замятин (1884-1937). Портрет работы Б. Кустодиева, 1923

 

Но всё это так легко подано, неупускаемо изобразительно, весело, такое яркое видение портретов измышленных лиц, великолепная свобода в языке, в диалогах, подвижный, гибкий синтаксис, разрабатываемый с нарастающим мастерством (брызжущий талант, ещё не нашедший себе достойного применения!) – что множество читателей готовы почти верить картине; ну нельзя же такое всё придумать, ну, наверно же, такое где-то и есть, автор списал с натуры. А Замятин – никогда и не видел армейской жизни, и даже за Уралом не был, всё придумано от начала до конца, игра воображения. Мистификация удалась – по крупному замятинскому таланту. При конце же – внезапная фраза серьёзным тоном: «...пьяным, пропащим весельем, тем самым последним весельем, каким нынче веселится загнанная на кулички Русь», – в разгадку и всего названия?

А написано это – на трудоёмких корабельных верфях Николаева, всего за сотенку дней до начала уничтожительной Мировой войны (в повести дважды: «Хоть бы война какая!»), где и полегло всё лучшее, что было в русской армии. Написано за три года до того, как с нашего обречённого уничтоженного офицерства будут рвать погоны, а самих – прокалывать солдатским штыком. И как же весело, забавно писалось! (Журнальный тираж был уничтожен цензурой, а разнесись он тогда по России – куда б тебе купринский «Поединок».)

 

В последние годы перед революцией Замятин поспевает всё с подобными же опусами.

 

(Отрывок очерка о Евгении Замятине из «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным.)