Не только немецкая поэзия считает Гёте своим величайшим представителем. Он был колоссальнейшим и универсальнейшим явлением во всеобщей литературе XVIII и XIX столетий. Он соединил в себе ту поэтическую фантазию и непосредственность, то наивное наслаждение миром и жизнью, которыми отличались поэты прежних веков, со всеми приобретениями новейшей культуры, и этим, с одной стороны, доказал ошибку тех, кто смотрит на поэзию, как на принадлежность учености, а, с другой, опроверг теории последователей Руссо, которые полагали, что истинно поэтическое чувство возможно только при отсутствии культуры. Во всем, что касается мощи и богатства фантазии Гёте, глубины его чувства и сердечной теплоты, пластичности и силы его художественного изображения, не может существовать двух мнений.

Гёте, портрет

Портрет Иоганна Вольфганга фон Гёте. Художник Г. фон Кюгельген, 1808-09

 

Высшего подъема творчество Гёте достигает в его лирике. Даже гениальнейшее из его произведений «Фауст», и по стихотворной форме, и по всему рапсодическому и фрагментарному тону, в большей его части приближается к типу лирической драмы. При этом разносторонняя натура Гёте, уподобляясь природе, обладала в лирике бесконечным богатством форм выражения и располагала неограниченным разнообразием тонов, как бы всей гаммой чувств целого человечества. Тем, что гений Гёте был преимущественно направлен на лирическое творчество, объясняются многие упреки, которые делались Гёте, как драматургу. Но и в произведениях, которые вообще считаются не сценичными, например, во второй части «Фауста», в сценах вызывания Елены при дворе императора и при появлении «Заботы» Гёте достигает высочайших сценических эффектов, а некоторые драмы, как например «Клавиго», свидетельствуют, что Гёте владел и действительной театральной формой, и если в большинстве случаев отказывался от неё, то делал это в пользу других мотивов, сильнее преобладавших в его творчестве.

Гёте, как эпическому поэту, очень помогала способность изображать живые типичные образы. В этом отношении непревзойденный шедевр «Герман и Доротея» Эта же способность значительно возвышает ценность его романов. В них поэт изображает все разнообразие человеческого существования и вообще мировой жизни. «Страдания юного Вертера» (см. краткое содержание и анализ), роман, наиболее отличающийся искренней поэзией и лирической красотой, изображает разлад между поэтическим характером и прозаично настроенной действительностью. «Вильгельм Мейстер» имеет в основе идею истинно гуманного свободного образования, которое, будучи одушевлено красотою и правдой, способно превозмочь все случайные условности и ошибки существования и преобразовать общество.

В колебаниях, насчет того, в чем именно заключается его призвание – в поэзии или пластических искусствах – Гёте много духовных сил и драгоценного времени потратил на такие работы, которые не могли дать ему даже права считаться порядочным живописцем-любителем. Но эти занятия искусством не были бесплодными для поэта. Они сделали более тонким его понимание, развили в нем меткость взгляда. Анжелика Кауфман уверяла Гёте, что она в Риме мало знает людей, которые имели бы в искусстве такой верный глаз, как он. Со времени путешествия в Италию, Гёте ограничился литературным изложением своих воззрений на искусство. Попытка при помощи журнала «Пропилеи» (1798-1800) действовать критически на кружки немецких художников и знатоков искусства потерпела неудачу, частью вследствие равнодушия публики, частью оттого, что Гёте, в молодости вдохновенно славивший великолепие готической архитектуры, со времени путешествия в Италию проводил с односторонней исключительностью классическую точку зрения. Против натурализма в живописи Гёте высказался в своих примечаниях к статье Дидро: «Опыт о живописи» (1799). В последние годы жизни Гёте выразил свой интерес к художественным вопросам, особенно в сборнике «Об искусстве и древности» (1818-32, 6 т.); при этом он постоянно очень заботился о расширении и приведении в порядок собственных богатых коллекций по искусству.

Отношения Гёте к философии вполне вытекают из его натуры, как поэта. В юности уже его привлекала философская система Спинозы. Особенно чтил он в этом мыслителе высоту его характера, нравственное достоинство его философии, «беспредельное бескорыстие, сквозившее из каждой фразы» Он занимался и философией Канта. Кант был его руководителем к методической ясности в художественных и естественноисторических стремлениях. Собственные воззрения Гёте в области теории познания яснее всего изложены в статье его: «Опыт как посредник между объектом и субъектом» (1793).

Личность Гёте, как человека, долго подвергалась нападкам со стороны или ограниченных или весьма умных и талантливых, но односторонне смотревших на вещи людей (между ними были Людвиг Берне, Вольфганг Мендель и др.). Но английский биограф Гёте, Льюис (хотя и не вполне свободный от национальных предубеждений) верно характеризует личность Гёте в таких чертах: «Он был велик, величием души, сердечным благородством, которого никогда не пятнали и не искажали зависть, мелочность, низменность мысли. Он был велик своим любвеобилием, своим сочувствием всему прекрасному, своею благосклонностью. Он был велик в своей гигантской деятельности. Он был велик в своем самообладании, которое заставляло непокорные порывы шествовать прямым путем, указанным разумом и волей. Он сделался нравственно великим (можем мы сказать вместе с Карлейлем), потому что в свой век стал тем, чем в другие времена могли бы стать многие – истинным человеком. Как разум, глубина и сила фантазии были его главнейшею способностью, служившею фундаментом для всех остальных, так, справедливость, смелость быть справедливым – была его главною добродетелью. Мы в нем изумляемся, силе гиганта, но силе, облагороженной самой нежной кротостью. Величайшее сердце было и благороднейшим: бесстрашным, неутомимым, мирным, непобедимым».