В отдалённом уголке России, в красивой местности посреди высоких холмов, лесов и равнин находилось поместье 33-летнего барина Андрея Ивановича Тентетникова. По характеру он был человек недурной, но бездеятельный – из тех, кого называют «коптителями неба». Проснувшись утром, он долго сидел на кровати, протирая глаза. Потом часа два просиживал за чаем, наблюдал из окна за сценками на дворе, где обычно буфетчик Григорий ругался с домоводкой Перфильевной или визжал борзой кобель, которого окатил кипятком повар. Наглядевшись, Тентетников шёл к себе в кабинет – писать серьёзное сочинение, долженствовавшее обнять всю Россию с гражданской, политической, религиозной, философической точек, разрешить затруднительные вопросы, заданные ей временем, и определить ясно ее великую будущность. Но это колоссальное предприятие у него почти не продвигалось. Покусав перо и слегка порисовав им по бумаге, Тентетников начинал читать, потом курил трубку – на этом его день обычно и оканчивался.
В молодости Андрей Иванович служил в одном петербургском департаменте, но вышел в отставку, заскучав от переписывания однообразных бумаг и поссорившись с начальником. Он уехал в своё имение, решив, что станет приносит пользу отчизне путём мудрого управления крестьянами.
Однако добрые цели Тентетникова рухнули оттого, что он ничего не понимал в сельском хозяйстве. Дела в поместье после его приезда пошли не лучше, а хуже. Андрей Иванович сознал свою неспособность к практической деятельности, потерял рвение и лишь любовался окрестными видами. Рядом не было никого, кто мог бы крикнуть ему бодрящее слово: вперед, которого жаждет повсюду всех сословий и промыслов русский человек.
Его, правда, чуть не разбудило нечто, похожее на любовь. В десяти верстах от его деревни, проживал генерал, имевший дочь Улиньку. Пылкая, отзывчивая к великодушным порывам, та была живой, как сама жизнь. Когда она говорила, у ней всё стремилось вослед за мыслью – выраженье лица, тон разговора, движенья, самые складки платья. Казалось, что она сама улетит вослед за собственными словами. Скучная жизнь Тентетникова после знакомства с Улинькой на миг озарилась.
Однако отец её, генерал, обращался с молодым Андреем Ивановичем слишком фамильярно и иногда даже говорил ему ты. Долго терпел это Тентетников, скрипя зубами, но наконец прямо высказал свою обиду и перестал ездить к генералу. Любовь к Улиньке кончилась в самом начале, и Тентетников вновь предался ленивому, праздному существованию...
Сегодня утром он с обычной задумчивостью глядел из окна и вдруг увидел, как в ворота въехала тройка с бричкой. Из неё выскочил с быстротой и ловкостью почти военного человека господин необыкновенно приличной наружности. Незнакомец вошёл в комнаты к Андрею Ивановичу и раскланялся с ловкостью неимоверной, сохраняя почтительное положенье головы несколько набок. Он изъяснил, что уже издавна странствует по России, побуждаемый любознательностью и что принуждён был заехать в его поместье из-за внезапной изломки в экипаже. Окончив речь, гость с обворожительной приятностью подшаркнул ногой и, несмотря на полноту корпуса, отпрыгнул несколько назад с легкостью резинного мячика.
Человек этот был уже знакомый читателю Павел Иванович Чичиков. Он рассказал Тентетникову, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны врагов, и уподобил свою судьбу судну посреди морей, гонимому отовсюду вероломными ветрами. В заключенье речи высморкался он в белый батистовый платок так громко, как Андрей Иванович еще и не слыхивал. Чичиков ничуть не утратил присущей ему ловкости обхождения.
Он поселился у Тентетникова на несколько дней и сразу одобрил философическую неторопливость хозяина, сказавши, что она обещает столетнюю жизнь. Чичиков понравился Тентетникову, который никогда не видел человека столь предупредительного и уживчивого.
Начиналась весна, и окрестности имения Тентетникова расцветали после зимней спячки. Подвижный Чичиков с удовольствием ходил по полям, наблюдая за началом сельских работ. «Какая, однако же, скотина Тентетников! – подумал он, познакомившись со всем поближе. – Такое имение и этак запустить. Можно бы иметь пятьдесят тысяч годового доходу!»
Чичикова давно уже манила мысль сделаться самому помещиком. Представлялась ему и молодая, свежая, белолицая бабенка, из богатого сословия, которая бы знала и музыку. Представлялось и детское поколение юных потомков...
Дворовые Павла Ивановича, Петрушка и Селифан тоже прижились в деревне. Петрушка сошелся с буфетчиком Григорием, сделавшись вместе с ним завсегдатаем в местном кабаке. Кучеру же Селифану очень понравилось ходить в весенние хороводы со статными, белогрудыми деревенскими девками.
О мёртвых душах Чичиков пока с Тентетниковым говорить остерегался. Зато он заметил молодому хозяину: «Как ни переворочу обстоятельства ваши, вижу, что нужно вам жениться: впадёте в ипохондрию». Тентетников вздохнул и поведал ему историю о своей любви к Улиньке и ссоре с её отцом. Услышав её, Чичиков оторопел: с минуту смотрел он пристально в глаза Андрею Ивановичу, не зная, как решить об нем: дурак ли он круглый, или только придурковат – поссорился с отцом любимой девушки из-за одного слова ты.
Он стал убеждать Тентетникова: обида эта совсем пустая, генералы всем говорят ты, и почему ж этого не позволить заслуженному, почтенному человеку? «Напротив, – возразил Тентетников. – Если бы он был бедняк, не чванлив, не генерал, я бы тогда позволил ему говорить мне ты и принял бы даже почтительно».
«Он совсем дурак, – подумал про себя Чичиков, – оборвышу позволить, а генералу не позволить!» Но вслух стал убеждать Андрея Ивановича примириться с генералом и предложил выступить посредником в этом деле: поехать к генералу как бы засвидетельствовать почтение, а между тем устроить мировую.
Поколебавшись, Тентетников согласился. На другой день Чичиков вскочил в свою коляску с легкостью почти военного человека и выехал за ворота, а оставшийся дома Андрей Иванович пришел в такое волненье духа, какого давно не испытывал.
© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека. На нашем сайте вы можете прочитать и полный текст этой главы 2-го тома «Мертвых душ».
