Василий Кириллович Тредиаковский (см. его краткую биографию), сын священника, родился в 1703 г. в Астрахани; первоначальное образование получил он у живших там католиков-миссионеров. В 1723 г. он, в поисках знания, добрался до Москвы, где и поступил в Славяно-латинскую академию; здесь он с особым усердием занимался словесностью, но, не окончив образования, после одной провинности, бежал за границу. Русский посланник в Голландии помог ему пробраться в Париж, где Тредиаковский поступил в университет и с увлечением занялся словесностью и историей.
Тредиаковский и Ломоносов. Лекция А. Н. Ужанкова
В 1730 г. он вернулся на родину и занял место переводчика при Академии наук. В 1733 г. он был сделан академическим секретарем, в 1745 г. – профессором элоквенции (красноречия) при академическом университете. Вместе с Ломоносовым, он горячо отстаивал интересы русской науки и русского образования. В 1759 г. он оставил службу при Академии наук. Умер он в 1769 г.
Тредиаковский – по времени, первый наш одописец в классическом роде; он же – и первый теоретик «тонического» стихосложения.
Его первая ода написана в 1734 г. – «О сдаче города Гданска». Начинается эта ода словами:
Кое странное пианство
К пению мой глас бодрит?
Вы, Парнасское убранство,
Музы, ум не вас ли зрит?..
И в этой оде, и во всех остальных (их несколько) соблюдены все требования теории Буало, но в них мало необходимого для оды «настроения». Если Ломоносов в первых своих произведениях и «взвинчивал» себя порою на высокий лад, то это ему и удавалось, – запас «пафоса» у него был от природы велик, отчего даже в неискренних его произведениях порою пробивались искры правдивого чувства. Но Тредиаковский неспособен даже на это; в его одах нет «настроения», – этот одописец не парил к небесам, а, можно сказать, лишь суетливо и беспомощно бегал по земле, махая крыльями...
Впрочем, он сам, по-видимому, не считал себя «одописцем», признавал свое бессилие, – оттого так мало оставил произведений этого рода. Лучшее из них – приветствие в день коронации Елизаветы Петровны (1742). Тон этой оды смиренный, льстивый; жизнь и люди слишком оскорбляли несчастного Тредиаковского, да и от природы не было величия в душе этого «чернорабочего» на российском Парнасе.
Тредиаковский был, подобно Ломоносову, поклонником псалмов и усердно перелагал их русскими стихами. И он постиг их красоту, и даже рекомендовал им подражать; «всяк российский охотник (любитель од), говорит он, может приметить высоту слога, какова приличествует одам в Псалмах Святого Песпопевца Псалтирического, ибо псалмы не что иное, как токмо оды, – увидит он тут и благородство материи, и богатство украшения, и великолепие изображений; увидит мудрое порывание разума, удивительное вознесение слога».
Далее он перечисляет красоты священной поэзии, отвечающие высокому настроению оды: «реки возвращаются вспять к своим источникам, моря расступаются и убегают, горы тают, как воск, и исчезают! Такова должна быть совершенная ода, а особливо благородную материю воспевающая». В другой раз моисеевы песни ставит он рядом с пиндаровыми одами, называя Моисея «высочайшим из пиитов».
Если слаб был Тредиаковский в творчестве, то в области теории словесности его труды имели серьезное значение, – он был очень начитан и, к тому же, будучи специалистом, больше Ломоносова мог отдаваться изучение словесности. От него остались переводы: «De arte poetica» Горация и «L'art poétique» Буало, – этих двух кодексов ложного классицизма. Из переводов его по изящной литературе интересны: «Телемахида, или Странствование Телемака, сына Улиссова» (Fénelon «Les aventures de Télémaque»), «Езда в остров любви» (P. Tillemon «Voyage à l'île d'Amour»), «Аргенида» Барклая.
Тредиаковский, как известно, первый предложил теорию тонического стиха в рассуждении: «Способ к сложению российских стихов». У многих виршеплетов даже и XVII века попадаются целые строфы тонического сложения, но это были случайные откровения, не освещённые сознанием. Честь открытия всегда принадлежит тому, кто первый выяснил смысл своего открытия.
Василий Кириллович Тредиаковский
Тредиаковский сделал это в своем «Мнении о начале поэзии и стихов вообще». В«Письме к приятелю о нынешней пользе гражданству от поэзии» он выяснил значение поэзии для общества. Ему принадлежат еще следующие произведения; «Речь о чистоте российского языка», «Слово о витийстве», «Рассуждение о комедии вообще», «Предызъяснение об Ироической поэме», «Рассуждение об оде», любопытное исследование по истории русской поэзии: «О древнем, среднем и новом стихотворении российском» и нисколько исследований чисто филологических.
Значение этой деятельности Тредиаковского до сих пор не нашло себе настоящей оценки, хотя все-таки замечено, что наш теоретик довольно самостоятельно отнесся ко многим вопросам, решённым на французском Парнасе. Так, например, даже в понимании «поэзии» он разошелся с Буало. Тот видел в ней лишь l'art des vers – искусство ткать стихи. Тредиаковский же, прекрасно знакомый с учением Аристотеля и даже Платона, различал «пиита» и «стихотворца». В поэзии он видел «творчество»; следуя за Платоном, признал необходимость вдохновения поэта – этого «наития» откуда-то свыше.
Прекрасное знание литературы позволило Тредиаковскому быть хозяином громадного литературного материала, что заставляет нас невольно прислушиваться к тем оценкам, которые он делал произведениям древней и новой европейской литературы.
Судьба зло подшутила над деятельностью наших первых «классиков»: Ломоносова, Тредиаковского и Сумарокова, – они были в вечной ссоре между собой, вечно были друг другом недовольны, жаловались властям, донося и на частную жизнь, и на общественную деятельность, и даже на историко-литературные и научные взгляды друг друга. Любопытно, что эта вражда побудила и Ломоносова, и Сумарокова сочинять теоретические статьи.
