Великий французский романтик Виктор Гюго внёс в свою поэзию неправильность и дисгармонию. Всё неправильное, уродливое и безобразное, всё странное и выходящее из обыкновенного ряда явлений, составило содержание многих его произведений.

Виктор Гюго

Виктор Гюго в молодости

 

Свои воззрения на поэзию и искусство он изложил в предисловиях к драмам «Эрнани» и «Кромвель». «Прекрасное древних, – говорит он, – было типично и потому однообразно. Христианство привело поэзию обратно к истине – оно обратило внимание человека на то, что его человеческое понятие недостаточно, что было бы ошибочно со стороны ограниченного разума художника прилагать этот масштаб к бесконечному и неограниченному разуму Создателя, как бы направлять сделанное Богом. То, что мы называем "безобразным", также есть частица великого целого, связь коей с общим нам непостижима. Оно находит своё восполнение не в человеческом разуме, а в целом мироздании.

Христианское искусство стремится к достижению не «прекрасного», а "характеристического". Содержание современной драмы не идеал, а действительность. Реальность вытекает из соединения возвышенного со смешным. Поэт, правда, должен делать выбор, но не по масштабу прекрасного, а по масштабу характерного. Характерно то, что до мельчайшей подробности передаёт колорит местности и культуры известного времени».

Отсюда зародыш христианского искусства Гюго ищет в «причудливом». В древности, говорит он, оно осмеливалось появляться только робко. Только в средние века несколько пошлую гидру заменили своеобразные местные и отделанные до подробностей драконы, карлики, великаны, сильфы, гномы, лешие, феи, колдуньи, привидения и т. д.

Поэтому Гюго любит контрасты – соединение высокого с низким, доводя то и другое до невозможных крайностей, делая из преступных людей добродетельных. В самом преступлении он старается отыскать героев добродетели, или, лучше, – представить преступление добродетелью. Такими свойствами отличаются его повести и романы: «Ган Исландец», «Бюг-Жаргаль», «Собор Парижской Богоматери» (где один из главных героев – уродливый горбун Квазимодо), драмы «Эрнани», «Кромвель», «Лукреция Борджия», «Марион Делорм».

«Драма, – говорит Гюго, – может иметь предметом всё, что угодно. Ей нечего бояться, что она запачкается. Вдуньте, куда хотите, идею добродетели и милосердия – и не будет более ни безобразного, ни отталкивающего. Свяжите религиозную мысль с безобразнейшим предметом – и он сделается свят и чист».