Псевдоклассическое направление выразилось в русской литературе не только написанием од, но и попытками создать эпопею.
«Илиада», «Одиссея» и, особенно, «Энеида» сделались образцами, с которых ложноклассики Нового времени копировали свои «героические поэмы». То, что давно умерло (миросозерцание древнего грека, его вера), того воссоздать было невозможно, – и вот, осталось копировать форму старой поэмы (литературные приемы, построение) и содержание(великое событие, охватившее целую эпоху, вмешательство богов, участие исключительно героев и царей). Такое подражание сделалось обязательным для этой новой «ложноклассической» поэмы.
Наиболее удачной из ложноклассических поэм был «Освобожденный Иерусалим» Тассо. В своем предисловии автор так определил обязательное содержание всякой эпопеи: «там должны быть вместе и морские сражения, и взятия городов, и поединки, картины жажды и голода, бури, пожары и чудеса, собрания небесных и адских духов для совещания, мятежи, раздоры, всякого рода приключения, волшебства, жестокости, смелые дела, примеры счастливой и несчастной любви, её скорбей и радостей. И, несмотря на все это разнообразие, поэма должна быть едина в своем складе, в своей фабуле и так связана во всех своих частях, чтобы одна часть соотносилась с другой, одна другой соответствовала».
Время Вольтера не могло удовольствоваться только «приключениями» героев – нужна была также «идея», отвечавшая боевым интересам эпохи. «Генриада» Вольтера и была такой «политической» поэмой, хотя и широко охватившей интересы эпохи, выросшей на канве, ложноклассических поэм.
Охлаждение к героическим эпопеям выразилось в XVIII в. – 1) в процветании «героико-комической» поэмы (burlesque), образцы которой встречаются еще у древних греков («Батрахомиомахия» – «Война мышей и лягушек»), – 2) в увлечении «пародиями» на старые героические поэмы («травестирование»).
Ломоносов и Тредиаковский пыталась воспеть в своих поэмах Петра Великого, но из этих попыток ничего не вышло. Счастливее был Херасков, выбравший для своих поэм другие сюжеты – взятие Казани («Россиада» 1779) и крещение Руси («Владимир возрождённый», 1785).
М. М. Херасков, автор поэмы «Россиада»
Свою «Россиаду» Херсаков сам сближает с «Генриадой» Вольтера, – ему хотелось воспеть Ивана Грозного, как образцового государя», одинаково славного во время мира и войны. Историческое значение взятия Казани писателем преувеличено – в этом событии он увидел освобождение России от татарского ига. Образ Грозного идеализирован до неузнаваемости; даже некоторые опричники его, участвующее в походе под Казань (анахронизм, опричнина была учреждена несколькими годами после этого похода), представлены поэтом, как «цвет Иоаннова войска».
Обе поэмы Хераскова отразили на себе характерные черты XVIII века, с его утилитарным взглядом на поэзию: они должны были служить проведению в среду читателей известных идей. Вот почему Херасков, подражавший Тассо, в то же время, очень близок к тенденциозному творчеству Вольтера.
Нравоучительные идеи пронизывают всю «Россиаду»: главная мысль поэмы – торжество добродетели над злом и правой веры над магометанством. Примеры нравственно-доблестных дел особенно долго останавливают на себе внимание автора.
Следуя за Вольтером, не может автор удержаться и от критики существующих порядков. Эта критика рассеяна в разных местах поэмы, – сказывается она и в отзывах Адашева о придворных льстецах, и в том наставлении, которое преподается Иоанну тенью князя Александра Тверского:
«Ты властен все творить!» – тебе вещает лесть:
«Ты – раб отечества!» – вещают долг и честь.
Энергично восстает Херасков против войны, с её кровопролитием, стоит за духовное равенство людей, говорит о тщете земного величия и о суете земной жизни. В этих речах мы узнаем Хераскова-масона, автора «философских од».
Следуя примеру классиков и ложноклассиков, он свободно вводит в свою поэму мистику и фантастику. Царю являются видения: св. Александр Тверской, св. София. Таинственный старец дает ему чудесный щит. Святые Борис и Глеб помогают русским во время боя. Казанская царица Сумбека представлена чародейкой. Ввел в свою поэму автор действующими лицами и «олицетворения»: «Безбожие», «Корыстолюбие», «Стыд», «Зиму»...
В сражении под Казанью участие принимают Бог, ангелы, Магомет, языческие боги, «олицетворения», волшебники... Эта странная смесь разнообразных литературных элементов есть результат позднего происхождения нашей поэмы: она, явилась результатом интересов автора и к классицизму, и к волшебным сказкам XVIII в., и к рыцарским романам.
Действующие лица в поэме очерчены бегло и неясно. Особенно неудачно обрисованы лица вымышленные, живее – исторические (Адашев, Курбский, сам Иван Грозный), хотя и они иногда далеко не соответственно истине. Влияние готовых литературных образов сказалось на обрисовке героев: сам Иоанн похож на Энея (герой «Энеиды») и Готфрида («Освобожденный Иерусалим»), кн. Курбский – на Ринальда, Сумбека – на Дидону и Армиду.
Искренний патриотизм Хераскова скрашивает холодность его поэмы, происшедшую от искусственности замысла.
