Сентиментальная литература занесена была в Россию в XVIII столетии (см. Сентиментализм в русской литературе) и здесь выдвинула несколько замечательных писателей. Среди них главное место занимают Карамзин и Жуковский. За ними идут позднейшие литераторы: Пушкин и Гоголь, Тургенев и Достоевский, – все они вышли из этой сентиментальной литературы; между ними и их учителями, разница сводится главным образом, к различию литературной формы, к различию стиля, к большей художественности, большей тонкости психологического анализа – но настроения романиста, – сочувствие к людям униженным и оскорбленным, даже темы их произведений, иногда даже сюжеты, часто остаются те же.

 

Сентиментализм в русской литературе. Кратко. Слушать аудиокнигу

 

Но еще и до Карамзина среди русских писателей нашлись сентиментальные романисты, которые выступили на литературном поприще с проповедью сочувствия к людям страдающим, – к такому сочувствию вело русских людей XVIII столетия внимательное изучение действительности. Обличая жестокости помещиков, произвол чиновников, русские писатели, даже сатирики, вроде Новикова, заставляли сожалеть о жертвах произвола и сурового обращения. Таким образом, до Карамзина, без влияния Запада – в русской литературе самостоятельно уже стало складываться «сентиментальное» отношение к жизни.

К таким ранним сентиментальным произведениям относится, например, роман Комарова: «Несчастный Никанор, или Приключение жизни российского дворянина Н*» (1775).

Это – автобиография, которую рассказывает, «не мудрствуя лукаво», маленький человек, – тихий, искательный, доверчивый, готовый на услуги и, к сожалению, в молодости очень влюбчивый. Мы застаём его уже в незавидной роли старичка-нахлебника, который счастлив тем, что имеет теплый уголок и кусок хлеба. Он рассказывает свою жизнь и свое пребывание за границей еще в роли юного военного юнкера-инженера.

Там начинаются его амурные приключения, свидетельствующие о чистоте и нежности его сердца и – неудачливости его жизни. За границей влюблялся он в немок, а в России – и в дворянок, и в крепостных. Наконец он женился, но не нашёл в семейной жизни счастья. Под конец жизни, брошенный всеми, он приютился в одном захолустном городке, сумел угодливостью и добродушием снискать себе здесь общее расположение. Особенно его любили дамы за то, что он их развлекал: «играл с ними в маленькую игру для препровождения времени – в кадриль и ломбер; употреблял всякие пристойные шутки, – пел и сочинял песни и всякие увеселительные стишки; смотрел им в руки, будто бы учен он был хиромантии и, в издевках (т. е. в шутку), обнадеживал каждую из них особливым благополучием: сказывал им сказки и истории, на святках производил с ними всякие игры и гадания: в маскарадах, чтобы насмешить благодетелей, одевался в женское платье – словом сказать, все то делал, что в угодность им служило».

История этого несчастного, забитого судьбой старичка вводит нас в самую глубь добродушной, тяжелой на шутки, но хлебосольной русской провинции XVIII в. Герой очерчен просто и правдиво – черты гоголевских героев – Афанасия Ивановича и Акакия Акакиевича уже мелькают в облике этого Никанора.

Любопытны также две повестушки Чулкова. В одной, носящей название: «Досадное пробуждение», изображен бедный пьяненький чиновник, которого судьба обделила счастьем.

«Природа не всех равно награждает своими дарами, – говорит автор. – Один получает от неё великий разум, другой – красоту, третий – способность к предприятиям и так далее; но бедный Брагин забыт был равно от природы, как и от счастья. Он произошел на свет человеком без всяких прикрас; вид его не пленял, разуму его не дивились, до сорока лет он не нажил даже кафтана без заплат – всю жизнь только переписывал бумаги: в старину подьячих-пьяниц в чины не производили, жалованья оным не давали, – они писали за договорную плату. Так безотрадно влачил свое несчастное существование этот герой. Только однажды, в пьяном виде, увидел он чудный сон, будто он счастлив – красив и любим... Тем печальнее было его пробуждение, когда угнетающая проза жизни вступила в свои права.

Другой рассказ Чулкова, «Горькая участь» (см. его краткое содержание), рисует тоже героя из разряда «униженных и оскорбленных».

Число приведенных здесь примеров может быть увеличено, – но и приведенных достаточно, чтобы убедиться, как на русской почве, из наблюдений над самой действительностью, стала возникать у нас та сентиментально-реалистическая повесть, которой суждено было позднее найти блестящее развитие у Гоголя, Тургенева и других русских писателей-гуманистов.

Повести Карамзина тоже принадлежат к разряду «сентиментально-реалистических» произведший, с тем только различием от рассказов Комарова и Чулкова, что карамзинские повести сложились под сильным литературным влиянием Ричардсона, Руссо и Гёте, – этим объясняется ненародность его героев и героинь.