Русский адмирал Александр Семёнович Шишков (1754 – 1841) по иронии судьбы вошёл в историю не столько своей военной службой, сколько литературной деятельностью. Он и его последователи (шишковисты) выступили как сильные и благородные противники той реформы русского литературного языка, которую произвёл их современник – Карамзин.

Адмирал Александр Семёнович Шишков. Портрет работы Дж. Доу

Шишков восстал против Карамзина, защищая русский язык от тех «новшеств», которые были тем внесены. Карамзин сблизил литературный язык с разговорным, вследствие чего в русскую литературу вошло немало варваризмов и неологизмов. К остаткам церковнославянского языка в русской изящной литературе Карамзин отнесся отрицательно, считая, например, стиль Ломоносова «диким», «варварским». В литературном же стиле своего времени он увидел «приятность, называемую французами élégance». Собственно, не Карамзин произвел реформу русского языка, не он освободил его от славянизмов и латинско-немецкого влияния, – эта реформа произведена была уже самим обществом в екатерининскую эпоху, но Карамзин был самым крупным и популярным писателем, который первый открыл, что реформа уже совершилась, и сознательно стал за стиль, уже принятый в обществе. Вот почему он и сделался первой мишенью для нападения литераторов «старой школы», еще державшихся ломоносовской манеры письма.

Во главе этих противников Карамзина стал Шишков. Горячность, обнаруженная им в обличении Карамзина, объясняется тем, что он на реформу языка смотрел, как на дело антипатриотическое и даже антирелигиозное.

«Язык есть, – говорит он, – душа народа, зеркало нравов, верный показатель просвещения, неумолчный свидетель дел. Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных».

Стоя на такой точке зрения, он решительно восстал против всех «новшеств», «исказивших», по его мнению, благородную и величественную простоту русского языка. Карамзина считал он главным виновником порчи языка и готов был спор филологический обратить в спор политический, – для него Карамзин, портивший родной язык, был вредным либералом, деятелем антинационального направления. Впоследствии «История государства Российского» примирила его с Карамзиным, – тем более, что и сам Карамзин позднее даже в области языка сделался консерватором, любителем характерных архаизмов.

В 1803 г. Шишков выпустил «Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка», в 1804 г. – «Прибавление к сочинению, называемому «Рассуждение о старом и новом слоге», в 1810 г. – «Рассуждение о красноречии св. Писания и о том, в чем состоит богатство, обилие, красота и сила российского языка», в 1811 г. – «Разговоры о словесности между двумя лицами "Аз" и "Буки"». Для Шишкова славянский и русский язык были почти тожественны, – он считал русский язык наречием славянского. Богатство русского языка, по его мнению, и выражалось, главным образом, в славянизмах: «российский язык есть чадо славянского, заимствующее от него свое украшение». Ломоносовский стиль был для него образцовым, а élégance нового стиля называл он «чепухой».

Шишков нападал на тогдашнее русское общество и литературу за широкое пользование варваризмами (например: «моральный», «эстетический», «эпоха», «гармония», «энтузиазм», «катастрофа»). Ему не нравились вошедшие в употребление неологизмы («переворот» – перевод французского слова «révolution», «развитие» – «développement», «утонченный» – «raffiné», «сосредоточить» – «concentrer», «трогательный» – «touchant»). Ему резали ухо такие искусственные слова, тогда входившие в употребление, как «настоящность» и «будущность», «начитанность», «промышленность»... Но если Шишков был неправ, стараясь уничтожить всякое живое творчество языка, то вполне справедливы были его порицания таких модных в его время, выражений, как, например, – «подпирать свое мнение», «природа искала нам добронравствовать», «народ не потерял первого отпечатка своей цены» и пр.

Дореволюционный автор Галахов в «Истории словесности» приводит следующую выдержку из одного сочинения (А. О. «Утехи меланхолии», 1802), особенно возмущавшего Шишкова своим стилем: «Пасмурный день на сердце июля вызвал нас пользоваться воздухом. Предлагая интересную прогулку в дружеском круге, идём за гору развлечь задумчивость. Полевые красоты нежно пленили нас; поспешая, с сердечным удовольствием, входим в рощу. Здесь зрение наше находит разнообразные предметы; с неизъяснимой приятностью рассеявшись в её сени, слышим страстную филомелу, тающую в своих восторгах… Тут сельская прелесть с восхищением обозревает созревающее богатство, приветствует с нетерпением ожидаемого. Низкий натуральный комплимент при невинной улыбке был ответ её».

Но, не довольствуясь «критикой» недостатков современного литературного языка, Шишков рискнул еще предложить его «реформу», дав совет заменять иностранные слова русскими, или церковнославянскими (вместо «сцена» – «явление», вместо «меланхолия» – «уныние», «мифология» – «баснословие», «рецензия» – «рассматриванье книг», «героизм» – «добледушие», «актер» – «лицедей», «развитие» (от développement) – «прозябание»). Он предлагал вернуть в общее употребление забытые уже тогда слова: «непщевать», «зане», «убо», «иже», «яко».

Шишков был искренним патриотом, но плохим филологом. По профессии моряк, он занимался изучением языка, как любитель. Оттого его филологические теории совершенно наивны и неприемлемы. Например, слова «широко», «высоко», «далеко» он производил от таких словосочетаний: «ширь + око», «высь + око» и т. д. Слово «звезда» он сближал со словом «гвоздь», «ибо звёзды, – говорил он, – как светлые на небе гвозди»; «гордость» – от «гора + даю» и т. д.

 Это обстоятельство подорвало, в глазах русского общества, значение его благородных усилий очистить русский язык от излишней примеси чужого. Во всяком случае, его статьи обратили на себя внимание, вызвали поддержку со стороны одних – и насмешки со стороны других. В возникшей полемике приняли участие профессора Каченовский, Макаров, Дашков, Измайлов и многие др. Противники Шишкова сумели высмеять не только его филологическую беспомощность, но и то, что сам он, несмотря на собственные требования заботиться о чистоте русского слога, не мог обходиться без варваризмов.

К числу шишковистов принадлежали такие прославленные русские поэты, как Державин, Крылов и Грибоедов.