В стихотворении «Мои пенаты» (см. его полный текст) Константин Николаевич Батюшков воспел тихие радости бытия в скромном, уединенном жилище, где его утешает любовь красавицы Лилы –

Богинею слепою
Забыт я от пелен:
Но дружбой и тобою
С избытком награжден!
Мой век спокоен, ясен;
В убожестве с тобой
Мне мил шалаш простой;
Без злата мил и красен
Лишь прелестью твоей!

Этот простой «шалаш» мил поэту еще и потому, что здесь «добрый гений поэзии святой» свободно посещает его и «часто в мирной сени» с ним беседует. Когда «вдохновение» слетает к нему, он любит здесь беседовать с «милыми тенями» русских писателей. Далее Батюшков воскрешает в памяти величавый образ Державина, называя его «нашим Пиндаром, нашим Горацием», затем – Карамзина, Богдановича, Дмитриева, Хемницера и Крылова. С ними поэт знает «счастье, сердечное сладострастие, и негу, и покой»; с ними он готовь забыть блистательные дары фортуны. Затем он призывает к себе ближайших «друзей» – Жуковского и Вяземского –

Придите в час беспечный
Мой домик навестить –
Поспорить и попить!
Сложи печалей бремя,
Жуковский добрый мой!
Стрелою мчится время,
Веселие стрелой!
Позволь же дружбе слезы
И горесть усладить,
И счастья блеклы розы
Эротам оживить.

Далее следует обращение к князю Вяземскому. Эпикуреизм обоих друзей особенно ярко сказывается в этих строках:

О Вяземский! цветами
Друзей твоих венчай,
Дар Вакха перед нами:
Вот кубок — наливай!
Питомец муз надежный,
О Аристиппов внук!
Ты любишь песни нежны
И рюмок звон и стук!
В час неги и прохлады
На ужинах твоих
Ты любишь томны взгляды
Прелестниц записных.
И все заботы славы,
Сует и шум, и блажь,
За быстрый миг забавы
С поклонами отдашь.
О! дай же ты мне руку,
Товарищ в лени мой,
И мы потопим скуку
В сей чаше золотой!
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! скорей за счастьем
В путь жизни полетим;
Упьемся сладострастьем,
И смерть опередим.

В «эпикурейских» стихотворениях Батюшкова, не раз определялись его взгляды на «поэзию»: она, по его словам, – «мечта», плод «фантазии»; она далека от истины, представляет собой «возвышающий обман», но, тем не менее, для человека она служит в жизни утешением. С его точки зрения, поэзия есть порождение любви, и потому содержанием её должна быть любовь и дружба. Поэт представлялся Батюшкову «жрецом», «любимцем харит и граций»; удел его – «скромная сень, мир души, вольность жизни и творчества».

Но, наряду с таким, обычным для поэзии эпикуреизма, пониманием жизни и творчества, встречаем мы даже в раннем творчестве Батюшкова сильно звучащие элегические нотки... Порою кажется, что самый эпикуреизм для него часто является только средством «забыться», средством подавить ту грусть, которая не раз овладевает им от сознания того, что все непрочно в этом мире, что здесь смерть – удел всего живого...