Наше краткое содержание эпилога «Войны и мира» может быть использовано учениками 10-го класса для читательского дневника. Очень краткий пересказ эпилога – тут. Читайте также краткое содержание «Войны и мира» целиком и анализ романа.

 

Лев Толстой. Война и мир. Эпилог. Очень краткое содержание для читательского дневника. Слушать аудиокнигу

 

 

Часть первая

[См. полный текст части 1-й Эпилога «Войны и мира».]

[Кликами на номерах глав открываются краткие содержания каждой из них в отдельности.]

(1) Проходит семь лет после 1812-го года. Бурная пора в истории Европы оканчивается. (2) Причинами, которые её породили, историки считают случай и гений. Толстой отвергает это мнение. Грандиозные убийства во Франции, Италии, Африке, Австрии и Пруссии, а потом столь же грандиозные народные движения – вначале с запада на восток Европы, а потом с востока на запад – нельзя объяснить ни случайностью, ни гениальными замыслами Наполеона и Александра I. (3) Подробно рассмотрев всю карьеру Бонапарта, Толстой приходит к выводу, что причиной его возвышения была не выдуманная биографами гениальность, а историческая обстановка, требовавшая именно такого вождя. И крушение наполеоновской империи не было делом случайным. Его вызвало противодвижение европейских народов с востока на запад, которое необходимо должно было произойти по таинственным законам истории. (4) Именно это противодвижение, а не блеск личных дарований выдвинули на авансцену Европы нового вождя – царя Александра I.

(5) Старый граф Ростов умирает вскоре после свадьбы Пьера и Наташи, оставляя жене и сыну Николаю одни долги. Дошедший с русскими войсками уже до Парижа Николай вынужден выйти в отставку и поступить на гражданскую службу в Москве, чтобы на свою жалование содержать мать и Соню. Мать часто намекает, что он мог бы жениться на Марье Болконской – богатой наследнице. Однако гордый Николай не поддерживает связей с княжной Марьей, чтобы его не заподозрили в корыстолюбии. (6) Вновь приехавшая в Москву Марья посещает небогатую квартиру Ростовых на Сивцевом вражке. Николай встречает её с подчёркнутой холодностью. Марья гадает о её причинах. Через несколько дней Николай наносит ей ответный визит, вновь держа себя сухо и сдержанно. Однако в последний момент отчаявшаяся княжна склоняет его к откровенному объяснению – «и далекое, невозможное вдруг становится близким, возможным и неизбежным». (7) Осенью 1814-го года Николай женится на Марье и переезжает к ней в Лысые Горы. Он становится отличным сельским хозяином, благодетелем крепостных. К 1820 году Ростов уплачивает все отцовские долги. (8) Кроткая, добрая супруга оказывает на него самое лучшее влияние. Николай начинает проявлять духовные интересы, собирает библиотеку и в свободное от полевых работ зимнее время занимается чтением. Его мать и смирившаяся со своей участью Соня тоже живут в Лысых Горах. Месяцами здесь гостят и другие родные Ростовых и Болконских. (9) Николай и Марья сживаются так, что кажутся друг другу частями одного тела. У них несколько детей. Осенью 1820 в Лысые Горы приезжает Наташа с семьёй, но Пьер вскоре месяца на полтора отлучается по делам в Петербург. (10) Дети есть и у Наташи с Пьером. Наташа вся отдаётся семье, превращаясь в заботливую мать. Прежняя романтическая одушевлённость теперь редко вспыхивает на её лице. Она целиком подчиняет семье и Пьера, которому такая жизнь кажется наивысшим счастьем. (11) Пьер возвращается из Петербурга. (12) Он – любимец родных и даже слуг. Его присутствие всегда делает общую обстановку добрее и мягче. Более всего Пьера боготворит сын князя Андрея, Николенька, который живёт с тёткой Марьей и Николаем в Лысых Горах. Николенька теперь – 15-летний, худой, мечтательный и болезненный мальчик. Отец, о котором он много слышал, для него – пример для подражания и легенда. (13) Не утративший своего пылкого идеализма Пьер ездил в столицу по делам тайной организации, где он – один из основателей. У Ростовых сейчас гостит и Денисов. Пьер с волнением рассказывает ему о «реакционных» мерах правительства, о всесилии в кругах высшей власти Аракчеева и Библейского общества. (14) Мужчины уединяются в кабинете, послушать их разговор идёт и Николенька. Пьер вновь описывает неразумие высших сановников, которым склонившийся к мистицизму император Александр поручил все государственные дела. Чтобы противодействовать этому, Пьер пытался создать в Петербурге союз просвещённых людей, наподобие германского Тугенбунда. Лихой Денисов одобрительно поддерживает Пьера. Николай Ростов, напротив, яростно спорит с ним, даже восклицая вгорячах: «Мой долг – повиноваться правительству. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди, как хочешь». Николушка Болконский так взволнован разговором, что незаметно для себя начинает ломать сургучи и перья на дядином столе, за которым сидит. (15) После ужина Ростов рассказывает о споре с Пьером жене. Задумчивая Марья слушает мужа, но главные мысли её как всегда обращены к бесконечному, вечному – совершенной любви к ближнему, которую завещал нам Христос. Заметив в её лучистых глазах «выражение затаенного высокого страдания души, тяготящейся телом», Николай вдруг догадывается, что жена его, видимо, долго не проживёт. (16) Пьер тоже рассказывает Наташе о споре с Николаем. «А Платон Каратаев одобрил бы твои мысли?» – любопытствует Наташа. «Не знаю, – с улыбкой отвечает Пьер. – Но он бы точно одобрил нашу с тобой семейную жизнь». Юный Николенька Болконский в это время просыпается от страшного сна. Ему пригрезилось, что они с дядей Пьером шли в древнеримских шлемах впереди огромного войска, но тут появился дядя Николай Ростов с угрозой рубить их по приказу Аракчеева. Николенька оглянулся и увидел, что вместо Пьера рядом с ним стоит отец. Мальчик плачет от подъёма чувств. Он жаждет совершить в будущем великие подвиги, которыми гордился бы даже князь Андрей.

 

Часть вторая

[См. полный текст части 2-й Эпилога «Войны и мира».]

Во второй части эпилога «Войны и мира» Толстой излагает историко-философские взгляды, иллюстрацией к которым он намеревался сделать весь роман. (См. также Толстовство.)

[Кликами на номерах глав открываются краткие содержания каждой из них в отдельности.]

(1) Древние историки полагали, что событиями жизни народов управляет свободная воля Божества. Историки современные ставят на её место волю великих людей или целых наций, полагая при этом, что она столь же свободна. Но какой сознательной целью, – спрашивает Толстой, – можно объяснить то, что в двадцатилетие с 1789 по 1812 миллионы европейцев-христиан, исповедующих закон любви к ближнему, вначале начали под лозунгами прав человека убивать друг друга, жечь дома, бросили пахать поля, а затем совершили два грандиозных народных движения: с запада на восток Европы и с востока на запад? (2) Силой, которая движет и управляет народами, одни учёные признают власть героев и царей, другие – сумму народных воль, которую герои и цари проводят на практике. Но эти два толкования противоположны одно другому. Историки, «когда это подходит к их теории, говорят, что власть есть результат событий; а иногда, когда нужно доказать другое, – они говорят, что власть производит события». (3) Никто из них до сих пор так внятно и не объяснил, на чём зиждется власть. Какой силой воля героев подчиняет себе волю народов, так что совершаются великие события? (4) Во времена переворотов власть может в считанные месяцы и недели переходить от одной партии к другой и от одного человека к другому. Если власть есть сумма народных воль, значит ли это, что воля народа меняется столь же быстро и хаотично? По здравому рассуждению, народ всегда должен искать довольства и спокойствия. Но если власть – сумма народных воль, почему её порой десятилетиями удерживают в своих руках кровавые тираны? (5) Теория о перенесении на нескольких людей свободной и осознанной народной воли «есть гипотеза, не подтверждаемая опытом истории». Её последователи подобны человеку, который, глядя на двигающееся стадо и не принимая во внимание ни различной доброты пастбища в разных местах поля, ни погони пастуха, судил бы о причинах направления стада по тому, какое животное идет впереди стада и считал, что оно ведёт за собой остальных. (6) Великие исторические события совершаются огромными группами людей. Строение этих групп можно уподобить конусу, где основание с самым большим диаметром будут составлять рядовые участники; высшее меньшее основание, – «средние командиры» и т. д. до вершины конуса, точку которой будет составлять вождь или полководец. При этом больше всего непосредственного участия в событиях примут низшие исполнители (народ, солдаты). Участие же вождей (тем сильнее, чем они выше) сводится не к прямой деятельности, а к распоряжениям. Получается, что верховный вождь имеет менее всего отношения к событию, тогда как историки считают его роль главной. (7) Причиной исторических событий обычно признаются крупные общественные цели. Однако Толстой считает, что на деле связь скорее обратная. Вначале неизвестно почему разворачиваются события, а потом придумываются цели с целью их объяснения и оправдания. «Французы начинают [c 1789] топить и резать друг друга. И соответственно событию ему сопутствует его оправдание в выраженных волях людей о том, что это необходимо для блага Франции, для свободы, для равенства». Куда бы ни направился движущийся корабль, впереди его всегда будет видна струя рассекаемых им волн. И неискушённому наблюдателю эта предшествующая движению струя может показаться причиной движения корабля. (8) Важнейшее для объяснения истории – вопрос о том, насколько человек обладает свободой воли. «Если воля каждого человека свободна... то вся история есть ряд бессвязных случайностей... Если же есть хоть один закон, управляющий действиями людей, то не может быть свободной воли, ибо воля людей должна подлежать этому закону». (9) Вряд ли можно отрицать, что свобода воли человека сильно ограничивается 1) нуждами внешней обстановки 2) велениями того или иного периода времени 3) личными свойствами характера человека, его наклонностями. (10) Поэтому свобода человека никогда не может быть полной. Однако, вопреки воззрениям материалистов, действия человека никогда не могут быть подвластны и одному закону необходимости, без малейшей толики свободы, ибо без неё невозможно само понятие о человеке и его личности. Как непостижимая сама по себе сила тяготения настолько понятна нам, насколько мы знаем управляющие ею законы Ньютона, так и результаты непостижимой силы свободы воли человека будут понятны, насколько мы знаем биологические, экономические и исторические законы. (11) Для истории признание того, что люди могут творить исторические события по собственному произволу, есть то же, что для астрономии признание, что небесные тела могут двигаться в противоречии с законами Ньютона и Кеплера. Определение мало известных нам пока законов общественного движения и составляет насущную задачу истории. (12) Коперник, доказав, что движется не солнце, а земля, уничтожил всю космографию древних. По мысли Толстого, в исторической науке сейчас необходим переворот, схожий по сути и значению с коперниканским. Как некогда противники Коперника хулили его теорию, так и сейчас поборники отжившего не желают признавать в истории необходимых, независимых от воли единичных людей и целых наций законов. Им кажется, что этим «разрушатся понятие о душе, о добре и зле и все воздвигнутые на этом понятии государственные и церковные учреждения». Но Толстой уверен: «точно так же как и закон Коперника в астрономии, – закон необходимости в истории не только не уничтожает, но даже утверждает ту почву, на которой строятся государственные и церковные учреждения». «Как для астрономии трудность признания движения земли состояла в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства неподвижности земли... так и для истории трудность признания подчиненности личности законам пространства, времени и причин состоит в том, чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности».

 

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека. Для перехода к краткому содержанию предыдущего тома «Войны и мира» пользуйтесь кнопкой Назад ниже