Поэзия Якова Петровича Полонского (см. его краткую биографию) не так легко поддается определению, как поэзия Майкова, – в ней более загадочности, недосказанности, – жизнь человека и природы рисуется в его стихах совсем иначе, чем у Майкова.

Яков Петрович Полонский (1819 - 1898)

 

Полонский не пластик, а мистик, во всем прозревающий существование тайны, но не находящий разгадки этой тайне. Тем не менее, идеалы его ясны и возвышенны: «поклонение всему прекрасному и высокому, служение истине, добру и красоте, любовь к просвещению и свободе, ненависть ко всякому насилию и мраку» – вот характерные черты его творчества.

«Злобе дня», потребностям минуты он, как и Майков, не служит, но к жизни вообще он относится с теплой любовью. В этом отношении он ближе к Пушкину, чем Майков: подобно своему великому учителю, он будит «чувства добрые» своей лирой; подобно Пушкину, поэзию он представляет, как «Эхо».

 

Мое сердце – родник, моя песня – волна,
Пропадая вдали, разливается,
Под грозой – моя песня, как туча, темна,
На заре – в ней заря отражается.
Если ж вдруг вспыхнут искры нежданной любви,
Или на сердце горе накопится, –
В лоно песни моей льются слёзы мои,
И волна уносить их торопится!

 

Восхищался и он «песнями вечными, чистыми и святыми» Шиллера, – песнями, которые служили человечеству.

В стихотворении «Родник» Полонский сравнивает свою поэзию с родником чистой воды, – этот родник струятся, неведомый для людей, скрытый от толпы, доступный избранникам.

 

Лишь ему не страшны бури,
Ни жестокость холодов,
Ни невежество людское,
Ни тревоги городов:
Он один далёк заразы
Пошлых дум и злых страстей,
Он один, как гений, светел;
Приходи к нему – и пей!

 

В эпоху увлечения русского общества материализмом и утилитаризмом, слова эти приобретают особое значение.

В стихотворении «Нищий» он выразил всю глубину своей гуманной лирики:

 

Знавал я нищего, – как тень,
С утра, бывало, целый день
Старик под окнами бродил
И подаяния просил;
Но все, что в день ни собирал,
Бывало, к ночи раздавал
Больным, калекам и слепцам, –
Таким же нищим, как и сам.

В наш век таков иной поэт:
Утратив веру юных лет,
Как нищий старец, изнурен,
Духовной пищи просят он,
И все, что жизнь ему ни шлет,
Он с благодарностью берет,
И душу делить пополам
С такими ж нищими, как сам.

 

При всей любви своей к людям, поэт чужд суетной, мелкой толпы: как чистый родник, он таится от взора людского. Поэтому удел певца казался ему тяжелым: в себе он не чувствовал «борца», а время было «боевое», когда приходилось отстаивать свои заветные мечты от толпы.

В стихотворении «И. С. Аксакову» Полонский говорит, что нет у него стиха, которым бы мог он откликнуться на «смелый голос» собрата: «с невольным трепетом» внимает он «холодной правде слов» этого поэта-борца, его «жестоким, беспощадным стихам»...

Поэтому к «толпе» отношение у него то же, что у Майкова. В одном стихотворении он говорит:

 

По торжищам влача тяжелый крест поэта,
У дикарей пощады не проси!
Молчи и не зови их в скинию завета
И с ними жертв не приноси.

И если чернь слепа, не жаждет и не просит,
И если свет, к злу равнодушный свет,
Надменно, как трофей, свои оковы носит, –
Знай, что для них поэта нет!

 

Вот почему поэзия является утешительницей поэта, страдающего в обществе непонимающих его людей. Муза –

 

Приходит тайно разделять
Тревоги бедного поэта.
Бодрит и учит презирать
Смех гаера и холод света!..

 

Если отношение к «толпе» – тяготило поэта, то не меньше страданий доставляло ему сознание двойственности его души, выразившееся в непримиримом противоречии поэзии и прозы его жизни. Пушкин в стихотворении; «Пока не требует поэта» легко разрешал этот вопрос, – для него не было мучительным и загадочным его состояние быть среди «ничтожных», быть может, «всех ничтожнее». Полонский не так просто отнесся к этой двойственности своей души...

В стихотворении: «Двойник» Полонский изобразил момент пробуждения поэтического настроения в душе человека, еще недавно далекого от вдохновения. Равнодушный ко всем красотам природы, шел он –

 

...И не слыхал, как пели соловьи,
И не видал, как звезды загорались.

 

Вдруг он почувствовал раздвоение в душе – в ней зародилось словно другое сознание, – он почувствовал, что вместе с тем появился «человек-двойник». И вот, к этому «двойнику» поэт обращается с тревожным вопросом:

 

Что ты пророчишь мне, или зачем пугаешь?
Ты – призрак, иль обман фантазии больной? –
– «Ах, отвечал двойник – ты видеть мне мешаешь
И не даешь внимать гармонии ночной.
Ты хочешь отравить меня своим сомненьем
Меня – живой родник поэзии твоей!»
И, не сводя с меня испуганных очей,
Двойник мой на меня глядел с таким смятеньем,
Как будто я к нему среди ночных теней, –
Я, а не он ко мне явился привиденьем!

 

Из всех учеников Пушкина Полонский лучше всех усвоил умение своего учителя находить поэзию в прозе: в самой обыденной, пошлой действительности находит он искры лирики. Он не боится, например, изобразить в стихах грязную, вонючую лестницу, – нарисовав, например, такую картину («У двери»)

 

А мгла в окно разбитое
Сползала на чердак,
И смрад стоял на лестнице,
И шевелился мрак...

Уже в окно разбитое
На сумрачный чердак
Глядело небо тусклое,
Рассеивая мрак.

И дождь урчал по желобу,
И ветер выл, как зверь...

 

В другом стихотворении он сам характеризует широкое содержание своего творчества («Второе письмо к Музе»):

 

Подо мной таились клады,
Надо мной стрижи звенели,
Выше – в небе – над Рязанью
К югу лебеди летели,
А внизу виднелась будка
С алебардой, мост да пара
Фонарей, да бабы в кичках
Шли ко всенощной, с базара;
Им навстречу с колокольни
Несся гулкий звон вечерний.
Тени шире разрастались,
Я крестился, суеверный.

 

Это стихотворение позволяет одному критику сказать, что в широком творчестве Полонского соединяется «поэзия будней» с «поэзией сказки». И в самом деле, фантастический элемент в творчестве Полонского очень силен, – многие его произведения похожи на сказки и легенды (например, «Солнце и месяц», «Влюбленный месяц», «Сны»).

Сказочный элемент у него часто вплетается даже в действительную жизнь (напр. «Миазм», «Холодеющая ночь», «Зимняя невеста», «Качка в бурю» и др.). Иногда даже из описания самого житейского, будничного происшествия Полонский создает что-то, похожее на сказку («Вдова», «Казачка», «Хуторки», «Деревенский сон»).