Лужин до последней минуты не ожидал такой развязки. Он считал подвигом то, что берёт в жёны недавно столь ославленную Дуню. Но она была и необходима ему. «Уже несколько лет, со сластию мечтал он о женитьбе, но всё прикапливал денег. Он с упоением помышлял о девице благонравной и бедной (непременно бедной), очень молоденькой, очень хорошенькой, благородной и образованной, очень запуганной, чрезвычайно много испытавшей несчастий и вполне перед ним приникшей, такой, которая бы всю жизнь считала его спасением своим, благоговела перед ним. И вот явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это). Незадолго перед тем, он решил наконец переменить карьеру и вступить в более обширный круг деятельности, перейти в более высшее общество... Одним словом, он решился попробовать Петербурга. Он знал, что женщинами можно весьма и весьма много выиграть. Обаяние прелестной, добродетельной и образованной женщины могло удивительно скрасить его дорогу, привлечь к нему... и вот всё рушилось! Он только капельку покуражился; он просто увлекся, а кончилось так серьезно! Нет! Завтра же всё надо восстановить, исправить, а главное – уничтожить этого заносчивого молокососа»...
– Я виновата! – тем временем говорила родным Дуня. – Я польстилась на его деньги, но, клянусь, брат, – я не воображала, чтоб это был такой недостойный человек.
Все радовались, а Разумихин был в настоящем восторге.
Дуня спросила у брата, что же сказал ему Свидригайлов.
– Он хочет подарить тебе десять тысяч рублей, – ответил Раскольников, – и при этом заявляет желание тебя однажды видеть в моем присутствии. Предлагает десять тысяч, а сам говорил, что не богат. Объявляет, что хочет куда-то уехать, и через десять минут забывает, что об этом говорил. Вдруг тоже говорит, что хочет жениться и что ему уж невесту сватают... Я, разумеется, отказал ему, за тебя, в этих деньгах, раз навсегда. Вообще он мне очень странным показался... даже... с признаками помешательства.
Мать радовалась трём тысячам, завещанным Марфой Петровной: у них с Дуней осталось всего три рубля!
– Он что-нибудь ужасное задумал! – отзывалась Дуня о Свидригайлове.
– Я глаз с него не спущу! – вскричал Разумихин.
Разумихин начал возбуждённо ораторствовать, уговаривая Дуню и мать остаться в Петербурге:
– Нам всем нужно стать компаньонами. Мой дядя давно суёт мне тысячу рублей, чтобы я пустил её в дело и платил ему 6%. Я, пожалуй, возьму. Если ещё тысяча от вас – можно будет основать издательство, переводить европейские сочинения.
Разумихин недурно знал 3 иностранных языка и уже наметил, какие именно переводные книги могут дать отличный доход.
Дуня такой план одобрила. Раскольников подтвердил, что Разумихин дело смыслит, но сам вдруг встал уходить.
Мать и сестра были поражены:
– Куда же ты?
– Я себя нехорошо чувствую... – запинаясь, бормотал Родион. – Я после приду, сам приду, когда... можно будет. Я вас помню и люблю... Оставьте меня одного!.. Что бы со мною ни было, погибну я или нет, я хочу быть один. Забудьте меня совсем... Когда надо, я сам приду или... вас позову. Может быть, всё воскреснет!.. А теперь, когда любите меня, откажитесь... Иначе, я вас возненавижу... Прощайте!
Пульхерия Александровна была близка к обмороку. Дуня негодовала. Раскольников вышел.
Разумихин бросился за ним.
– Ни о чем меня не спрашивай... – остановился Раскольников. – Не приходи ко мне. Может, я и приду сюда... Оставь меня, а их... не оставь. Понимаешь меня?
Разумихин вздрогнул, поглядел на друга – и в первый раз догадался.
– Понимаешь теперь?.. – скривился Раскольников. – Воротись, ступай к ним.
Раскольников ушёл, а Разумихин побежал успокаивать Дуню с матерью, говоря, что Родя просто болен, но «мы достанем ему лучшего доктора».
С этого вечера Разумихин стал у них сыном и братом.
Для перехода к краткому содержанию следующей / предыдущей главы «Преступления и наказания» пользуйтесь расположенными ниже кнопками Вперёд / Назад.
© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.