Лев Толстой. Война и мир. 1 том. 3 часть - краткое содержание

Содержание:

Том 1, часть 3, глава 1 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 2 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 3 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 4 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 5 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 6 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 7 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 8 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 9 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 10 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 11 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 12 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 13 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 14 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 15 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 16 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 17 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 18 - краткое содержание

Том 1, часть 3, глава 19 - краткое содержание

Наше краткое содержание 3-й части 1-го тома «Войны и мира» может быть использовано учениками 10 класса для читательского дневника. См. полный текст этой части произведения. См. также краткие содержания 1-й и 2-й частей 1-го тома, 1-го тома целиком и всего романа. См. анализ «Войны и мира».

 

Толстой. Война и мир. 1 том. 3 часть. Краткое содержание. Слушать аудиокнигу

 

 

Глава I

Князь Василий Курагин решил женить унаследовавшего громадное отцовское состояние Пьера на своей дочери Элен. Он устроил для Пьера назначение в камер-юнкеры, помогал вести дела в его обширных имениях.

Пьер не имел никакого понятия об управлении поместьями, а князь Василий за помощь удержал в свою пользу немало денег. По просьбе князя Пьер подписал вексель на 30 тысяч той старшей княжне, которая хотела выкрасть мозаиковый портфель.

Почти все гвардейские друзья Пьера ушли на войну, туда же уехал и князь Андрей. Пьеру уже не с кем было продолжать прежние кутежи, и он стал чаще бывать в свете. В начале зимы 1805-06 года его вновь пригласила к себе фрейлина Анна Павловна Шерер, упомянув в записке, что на вечере будет присутствовать и «прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться».

Во время вечера Шерер усадила Пьера и Элен вдвоём рядом со своей тётушкой и тонко улыбалась, глядя на них. Прелесть открытых плеч и шеи Элен вблизи поразила Пьера ещё сильнее, чем раньше. Элен, глядя на него, тоже улыбалась.

Пьер вдруг почему-то ощутил какую-то роковую связь между собой и ею. Он чувствовал, что эта красавица не только может, но и должна быть его женой. Пьер сознавал, «что это невозможно, что что-то гадкое, противуестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке». Но он ощущал своё бессилие противиться тому, что выглядело уже как бы неизбежным.

(См. Образ Пьера Безухова, Характеристика Пьера Безухова, Нравственные искания Пьера Безухова.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава II

Пьер колебался в своих отношениях к Элен, однако князь Василий Курагин привязал его к своему дому. «Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой-то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге». Он продолжал чувствовать, что его втягивает в какую-то страшную пропасть, но не имел воли воспротивиться этому.

Вскоре праздновались именины Элен. На них было много гостей. Элен и Пьера посадили рядом. Разговор за столом шёл вроде бы не о них, но все гости раз за разом украдкой на них взглядывали. На лице и Элен, и Пьера блуждала улыбка стыдливости перед своими чувствами.

«Так уж все кончено? – думал Пьер про себя. – И как это все сделалось? Так быстро! Они все так ждут этого, так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их».

Когда после ужина гости разъехались, Пьер с Элен вдвоём ушли в маленькую гостиную. Пьер задавал ей ничего не значащие вопросы. Она отвечала короткими общими фразами. «Надо, неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», – мучительно думал Пьер.

Князь Василий украдкой заглянул к ним. «Ну что там?» – спросила его жена, когда князь вернулся в большую гостиную. – «Всё то же...» – разочарованно протянул он. Потом и жена заглянула к Пьеру и Элен. «Всё то же...»

Князь Василий вдруг вскочил с дивана, решительным шагом направился в маленькую гостиную и там с торжественным лицом подошёл к Пьеру.

– Слава богу! Жена мне все сказала! – он обнял Пьера и Элен. – Бог да благословит вас! Она будет тебе хорошей супругой...

Со слезами на глазах старый Курагин поцеловал обоих.

«Все это так должно было быть и не могло быть иначе, и нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно», – думал Пьер.

– Снимите эти... – произнесла Элен, указывая на очки Пьера.

Пьер снял очки и хотел поцеловать ей руку, но Элен схватила его за голову и свела его губы со своими. Пьер наконец вспомнил, что надо говорить в таких случаях:

– Je vous aime! (Я люблю вас!)

Через полтора месяца он был обвенчан и поселился с красавицей женой в петербургском доме Безуховых.

См. полный текст этой главы.

 

Глава III

В конце 1805 года князь Василий Курагин устроил себе назначение на ревизию в четыре губернии. По пути он думал захватить стоявшего с полком в провинции Анатоля и заехать с ним к князю Болконскому – посвататься к княжне Марье.

В декабре Курагин известил старого Болконского письмом, что прибудет с сыном к нему.

– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – сказала жена Андрея маленькая княгиня Лиза, узнав о письме.

Старый князь поморщился.

Накануне приезда гостей старый Болконский был не в духе. Утром управляющий объявил ему, что велел расчистить от снега ведущий к княжескому дому «прешпект»:

– Слышно было, что министр пожалуют к вашему сиятельству?

Князь замахнулся на него палкой:

– Какой министр? Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра?.. У меня нет министров! Прохвосты!.. закидать дорогу!

За обедом он был так раздражён, что Марья и мадемуазель Бурьен дрожали, а маленькая княгиня из страха даже не вышла к столу.

Бурьен поинтересовалась, правда ли сегодня приедет князь Курагин с сыном.

– Этот князь Курагин – мальчишка! я его определил в коллегию... А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно.

Княжна Марья густо покраснела.

Расчищенную дорогу и вправду опять закидали. Курагиных везли по сугробам. В доме им отвели отдельные комнаты.

– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? – допытывался Анатоль у отца. – Ежели старый князь будет браниться, я уйду.

– Помни, что для тебя от этого зависит все, – ответил князь Василий.

Княжна Марья страшно волновалась. Вбежавшие к ней Бурьен и маленькая княгиня рассказали, что Анатоль – чернобровый красавец. Они начали наряжать и причёсывать Марью. Та покорно подчинилась, но перемена платья и причёски сделала её ещё некрасивее. Бурьен и Лиза хотели опять менять, но княжна проговорила со слезами в голосе:

– Оставьте меня, мне всё равно.

Тон её был так серьёзен, что Бурьен с Лизой ушли. Оставшись одна, княжна задумалась о возможности семейного счастья, о муже и ребёнке. Несомненная внутренняя жажда не только духовной и семейной, но и земной любви к мужчине ужасала её. «Нет ли здесь греха?» – страшно тревожилась она.

Успокоив себя наконец мыслью, что надо исполнять волю Божию, Марья печально побрела вниз, к гостям.

(См. Описание старого князя Болконского в «Войне и мире», Образ княжны Марьи.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава IV

Марья вышла к гостям своей тяжелой походкой, ступая на пятки. От страшного волнения она сначала даже была не в силах смотреть на Анатоля, но когда всё-таки взглянула, – поразилась его красотой.

Анатоль был не находчив и не красноречив в разговорах, но крайне самоуверен. Он мог подолгу молчать, ничуть этим не смущаясь. «Кроме того, в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: "Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!"»

Князь Василий и маленькая княгиня за столом завели шутливый разговор. К нему присоединилась и Бурьен. Общение их было таким же пустым, как на вечерах у Шерер. Отпускались такие же ленивые, плоские шутки. Анатолю Марья казалась страшно уродливой, но зато Бурьен – очень хорошенькой.

Старый князь Болконский в это время раздражительно одевался в кабинете. Ему не хотелось выдавать дочь замуж, но он не желал и неволить её. Князь решил посмотреть, что за человек Анатоль.

Выйдя к гостям, Болконский поздоровался, сел в кресла, начал рассеянно беседовать с князем Василием о политике, но вдруг вскочил и набросился на дочь:

– Это ты для гостей так убралась? Причёсана по-новому? Впредь не смей уродовать себя – и так дурна!

Княжна Марья чуть не плакала. Старый князь подозвал к себе Анатоля.

– Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в армии? На войну идёте?

– Нет, князь, – отвечал Анатоль со смехом. – Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа?

– Ну, ступай, – произнёс Болконский, сразу всё поняв об Анатоле.

Болконский взял князя Василья под руку и повел в кабинет поговорить наедине.

– Я дочь не держу, – говорил он в кабинете Курагину. – Завтра спрошу её при тебе, хочет ли она замуж. Если хочет, то пусть сын твой у нас поживёт, – Болконский вдруг вскрикнул. – Пускай выходит, мне все равно!

Марья была очарована Анатолем. Его приезд возбудил надежды и в Бурьен. Она «давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее». Она же после расскажет ему, что ей, им соблазнённой, представилась с упрёками «её бедная мать» – и так склонит жениться на себе.

После чая Марья играла гостям на клавикордах любимую сонату, которая и саму её уносила в поэтический мир. Напротив стояли, облокотившись, Анатоль и Бурьен. Он трогал своей ногой её ножку под фортепиано.

См. полный текст этой главы.

 

Глава V

Ночью княжна Марья от волнения не могла спать. Бурьен, улыбаясь, ходила по зимнему саду, до слёз трогаясь образом «своей бедной матери». Плохо спала и маленькая княгиня, а старый Болконский фыркал на кровати:

– Первый встречный показался – и отец, и все забыто, и бежит, кверху чешется и хвостом винтит, и сама на себя не похожа!

Наутро в обычный час Марья шла к отцу с трепетом: сегодня должна была решиться её судьба. Отец встретил её с ласковым выражением, но оно всегда означало у него попытку скрыть крайнюю степень раздражительности.

Болконский сообщил дочери (называя на «вы»), что князь Василий хочет сосватать её за «своего воспитанника» (так он почему-то именовал Анатоля).

Отец спросил, как Марья отнесётся к этому. Но только та начала говорить, как князь её перебил:

– Он тебя возьмет с приданым да кстати захватит мадемуазель Бурьен. Та будет женой, а ты...

Марья опять чуть не заплакала. Отец как бы спохватился:

– Шучу, шучу, – и отослал её подумать. – Ты свободна выбирать.

Марья вышла в зимний сад – и прямо перед собой увидела Анатоля, обнимавшего Бурьен.

Бурьен вскрикнула и убежала. Анатоль же «с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами», ушёл.

Через час слуга Тихон позвал княжну Марью объявить своё решение отцу и князю Василию. Тихон застал у Марьи Бурьен: та плакала в объятиях княжны:

– Я теперь потеряна в вашем сердце.

Марья гладила её по голове:

– Я сделаю всё, что в моей власти для вашего счастья!

Княжна прошла к отцу и Василию.

– Хочешь ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? – строго вопросил старый Болконский. – Да или нет? Ну?

– Мое желание, отец, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашею, – отвечала Марья, подняв свои лучистые глаза. – Я не хочу выходить замуж.

– Вздор! – воскликнул старый Болконский, но обнял дочь и так стиснул при этом её руку, что она вскрикнула.

Князь Василий умолял Марью дать себе и сыну хоть небольшую надежду в будущем. Но княжна твёрдо отказалась.

«Мое призвание другое, – думала про себя Марья, – мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастьем любви и самопожертвования. И чего бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Амели [Бурьен]. Она так страстно его любит! Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, попрошу Андрея...»

См. полный текст этой главы.

 

Глава VI

Ростовы долго ничего не знали о сыне, но в середине зимы графу пришло письмо от него. Николай сообщал, что он был ранен, выздоровел и произведён в офицеры.

Граф рассказал о письме Анне Михайловне Друбецкой, которая жила у них. Графиню они решили подготовить перед тем, как объявить ей о ране сына.

О получении письма догадалась чуткая Наташа. Она выпытала тайну у Друбецкой и, пообещав никому о письме не говорить, тут же рассказала про него Соне и Пете.

Соня и Наташа плакали в обнимку, жалея раненого Николая.

– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – стыдил их мальчик Петя. – Я так очень рад, что брат отличился. Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил! Столько, что кучу из них сделали бы.

– Ты помнишь Nicolas? – спросила Наташа Соню.

Соня не сразу поняла вопрос.

– А я Бориса совсем не помню... – вздохнула Наташа.

– Наташа, – восторженно произнесла Соня, – я твоего брата не перестану любить всю жизнь!

Друбецкая подготовила графиню Ростову к чтению письма. Та читала его, и радуясь, и обливаясь слезами. Она никак не могла поверить, что её Коленька – уже взрослый мужчина, который участвует в боях.

– Что за штиль, как он описывает мило! – восторгалась письмом графиня.

Николай передавал в нём приветы всем родственникам и просил «поцеловать дорогую Соню».

Более недели семья сочиняла ответное послание Николаю, с отдельными строками от каждого. Его отправили Борису Друбецкому, который уже устроился так, что имел в армии особый адрес. Ему же послали шесть тысяч рублей – Николаю на обмундировку и расходы: Борис должен был всё это ему передать.

(См. Образ Наташи Ростовой, Характеристика Наташи Ростовой, Образ Николая Ростова.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава VII

12-го ноября войска Кутузова готовились к смотру перед русским и австрийским императорами, который должен был состояться на следующий день на поле близ города Ольмюца.

Николай Ростов получил записку от Бориса Друбецкого, где тот сообщал, что находится неподалёку со своим Измайловским полком и ждёт его с присланными из дому письмом и деньгами. Ещё не обмундированный Ростов поехал к Борису в потрёпанной гусарской одежде, думая поразить его своим воинственным видом.

В отличие от усталой армии Кутузова, гвардия, с которой прибыл Борис, совершала своей поход, как на параде, в хороших условиях и чистоте. Борис сделал много полезных знакомств. Благодаря рекомендательному письму от Пьера, он познакомился с князем Андреем Болконским и думал при его протекции получить место в штабе.

Борис с Бергом играли в шахматы, когда распахнулась дверь и в неё шумно вступил Ростов. Николай бросился к Борису почти по-детски радостно. Тот обнял его с видом сердечности, но довольно сдержанно.

Ростов показал на свой георгиевский крест. Потом стал рассказывать о своих гусарских кутежах.

– А мы поход сделали с цесаревичем, – улыбался Борис. – У нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были! Что за обеды, балы!

Ростов предложил выпить. Борис отказался. Он отдал Николаю письмо и деньги.

– Однако денег вам порядочно прислали, – не без зависти заметил Берг, глядя на тугой кошелёк.

Ростов без особых церемоний намекнул Бергу, чтобы он пока вышел куда-нибудь и не мешал встрече двух друзей детства, которым хочется о многом друг друга расспросить. Берг покинул комнату без особой обиды, с приятной улыбкой.

Николай читал письмо из дома. В него была вложена рекомендация ему к князю Багратиону, которую посоветовала добыть его родителям мать Бориса.

– Вот глупости! – сказал Ростов и бросил письмо под стол.

– Да как же, – удивился Борис. – Это письмо очень нужное для тебя.

Николай ответил, что не станет ни перед кем лакействовать.

– А ты всё такой же дипломат, – заметил он Борису.

– Пойдя по карьере военной службы, надо стараться сделать, коль возможно, блестящую карьеру, – отвечал тот.

Принесли вина. Борис вновь позвал Берга. Подвыпив, тот с гордостью рассказывал, как его в походе распёк за неправильность движения роты цесаревич, а он «не потерялся»: «знаю, что я прав, и молчу», хотя цесаревич даже кричал: «Ты что, немой что ли?» И не наказали.

Ростов смеялся. Он начал рассказывать друзьям про Шенграбенское дело, про свою атаку. В рассказе Николай сам не заметил, как стал привирать, тем более что оба слушателя ждали от него истории про геройство. Во время слов Ростова: «Ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», вошёл князь Андрей Болконский.

Услышав фразу Николая, он глянул на него с насмешливым пренебрежением. Ростов сразу это заметил, и в душе у него закипело.

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там? – осведомился князь Андрей.

Я был там! – с озлоблением бросил Николай. – Не как некоторые штабные молодчики, которые получают награды, ничего не делая.

– Вы хотите оскорбить меня, – спокойно ответил Болконский, – но мы накануне гораздо более серьёзной и большой дуэли. – Он встал. – Впрочем, вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий.

Князь Андрей вышел. Ростов не нашёлся, что ему ответить. Он попрощался с Борисом и уехал, мучась сомнением: вызывать Болконского на дуэль, или нет. «То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика».

(См. Образ Андрея Болконского, Характеристика Андрея Болконского.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава VIII

Наутро войска выстроились на ольмюцком поле. Их радостное ожидание, наконец, прервал взволнованный слух: «Едут!»

Под звуки труб показались русский император Александр и австрийский Франц со свитой. Молодой, с приятным лицом Александр ехал по рядам, ласково приветствуя войска.

Каждая часть, которую он миновал, громово кричала «Урра!» Николай глядел на Государя, и всё в нём казалось ему прелестным.

Александр сказал несколько слов их полковому командиру. «Ежели бы ко мне обратился государь, – думал Ростов, – я бы умер от счастия! Только бы умереть, умереть за него!».

В свите царя ехал и лениво сидевший на лошади Андрей Болконский. От восторга Ростов теперь и ему был готов простить вчерашнюю обиду. Все личные ссоры представлялись сейчас незначащей мелочью.

По окончании смотра войска прошли перед обоими императорами. Ростов проехал мимо Александра в полном самозабвении. «Боже мой! – билось у него в уме. – Как бы я счастлив был, если б он велел мне сейчас броситься в огонь»

Смотр воодушевил всё войско, как две выигранные победы. В русских кипело убеждение, что под командой царя нельзя не победить кого бы то ни было.

(См. Александр I, Внешняя политика Александра I.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава IX

Борис Друбецкой поехал в Ольмюц к Андрею Болконскому относительно протекции на должность адъютанта в штаб, которую он искал.

«Хорошо Ростову, которому отец присылает по десяти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи, – думал Борис. – Но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо делать свою карьеру и не упускать случаев».

В штабе на него обратили мало внимания не только офицеры, но и денщики. Болконский в тот день был дежурным. Борис отправился в приёмную и увидел там, как князь Андрей с видом небрежной усталости выслушивал стоявшего перед ним навытяжку генерала в орденах. Увидев Бориса, он сказал генералу: «Извольте подождать».

«Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе... была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда-нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписаной субординации».

Андрею было приятно покровительствовать молодому человеку. Он повёл Бориса к очень важному вельможе, князю Долгорукову. Тот был приближен к Государю, а Кутузов с его штабом теперь, после царского приезда, почти ничего не значили.

«В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнению стариков – Кутузова и князя Шварценберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту». На этом настояла партия молодых. Все полагались на превосходство русско-австрийских сил над наполеоновским. Австрийскому генералу Вейротеру поручили выработать диспозицию битвы.

Появился Долгоруков – член партии молодых. Возбуждённо болтая, он стал рассказывать Болконскому, как на военном совете они превозмогли стариков.

– Выгодней тех условий, в которых мы находимся, – оживлённо убеждал Долгоруков, – нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?

Наполеон, сам желавший сражения, нарочно распространял в эти дни слухи о слабости своей армии и прислал Александру I письмо с видом, что отчаянно старается выиграть время. Долгоруков с легкомысленным смехом сообщал, как составляли ответ Бонапарту и не знали, как к нему обратиться: императором его никто величать не хотел. Билибин к общей потехе предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».

Долгоруков напомнил князю Андрею известный анекдот, как Бонапарт, желая испытать Маркόва, нашего посланника в Париже, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него и ожидая услуги от Маркова, и как Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.

Болконский представил Долгорукову Бориса и просил посодействовать этому юноше. Но как раз в этот момент Долгорукова позвали к императору. Со словами: «Какая досада! Отложим до другого раза», тот удалился.

Борис был зачарован мыслью о том, что в штабе он может стать так близок к высшей власти. От Государя тем временем вышел князь Чарторыйский, один из самых влиятельных тогдашних сановников. Он двинулся прямо на Болконского, ожидая, что тот поклонится и даст ему дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого. Чарторыйский, нахмурившись, обошёл его.

Болконский со вздохом повернулся к Борису:

– Вот эти люди решают судьбы народов!

См. полный текст этой главы.

 

Глава X

На заре 16-го ноября эскадрону Денисова, где продолжал служить Ростов, дали приказ идти в бой, но потом, к большой досаде Николая, их оттянули в резерв. Вперёд прошли другие части, которые вскоре в короткой стычке отбили у французов городок Вишау. Николай видел, как оттуда в русский тыл гнали пленных. Одного французского драгуна солдаты вели вместе с его хорошей лошадью. Ростов купил её у казаков за два червонца.

Вдруг раздались крики: «Государь!» Кавалеристы Денисова быстро выстроились.

Николай ещё не видел царя, но ему чудилось, что он чувствует его приближение, как чувствуется усиление жара солнца на восходе. «Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания».

Подъехал Александр. Ростов с замиранием сердца слышал его спокойный голос, который казался ему нечеловеческим. Император остановился вблизи Николая. Секунды на две их взгляды встретились.

«Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами». Александр и русские войска вступили в Вишау.

На площади ещё лежали убитые и раненые. Александр, содрогаясь, остановился над одним раненым, разглядывал его из лорнета и произнёс со слезами:

– Какая ужасная вещь война!

Ночью этого дня Денисов праздновал своё производство в майоры. Подвыпив, гусары начали произносить тосты за царя.

– Коли мы прежде дрались и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда сам он впереди? – воскликнул Ростов, подняв стакан.

Все воодушевлённо закричали «ура». Старый, седой ротмистр Кирстен со стаканом в руке подошёл к солдатским кострам и величественно взмахнул рукой:

– Ребята, за здоровье Государя императора, за победу над врагами, урра!

Гусары откликнулись громкими криками.

Денисов потрепал Ростова по плечу:

– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился.

– Денисов, ты этим не шути, – вскрикнул Николай. – Это такое высокое, такое прекрасное чувство!

...Ростов бродил между костров, мечтая умереть в глазах императора. То же чувство накануне Аустерлицкого сражения испытывали девять десятых русской армии.

См. полный текст этой главы.

 

Глава XI

На заре 17-го числа к Александру приехал посланный Наполеоном для переговоров офицер Савари. Это был притворный ход Бонапарта. Тот продолжал убеждать врагов, что он слаб силами и хочет мира – чтобы вернее вовлечь их в сражение.

Александр отказал Наполеону в личном свидании, но послал к нему князя Долгорукова. Вечером тот вернулся.

18-го и 19-го русские и австрийские войска сделали ещё два перехода вперёд. Французы почти без сопротивления отступили. Вечером 19-го русское командование начало готовиться к назначенному на завтра бою.

Кутузов выглядел расстроенным и недовольным. Князь Андрей 19-го зашёл к Долгорукову с расспросами о его встрече с Наполеоном. Долгоруков уверял, что Бонапарт более всего на свете боится генерального сражения.

– Он забыл правила Суворова: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому, – презрительно отозвался Долгоруков о Кутузове и сообщил Болконскому план атаки, выработанный австрийцем Вейротером.

Князь Андрей в виде возражения заявил, что имеет свои соображения насчёт предстоящей битвы. Долгоруков, не слушая, посоветовал высказать их на сегодняшнем военном совете.

Стоявший рядом Билибин изрек очередное своё «словечко»: каков бы ни был исход битвы, слава русского оружия застрахована. Все начальники наших боевых колонн – иностранцы: Вимпфен, Ланжерон, принц Лихтенштейн и т. д.

Домой князь Андрей возвращался вместе с Кутузовым. Тот полагал, что завтрашнее сражение будет проиграно. Кутузов пытался убедить в этом и Государя, но его не послушали...

(См. Кутузов – краткая биография, Образ и характеристика Кутузова в «Войне и мире», Кутузов и Наполеон в «Войне и мире».)

См. полный текст этой главы.

 

Глава XII

В десятом часу вечера открылся военный совет. Австриец Вейротер стал излагать составленную им диспозицию завтрашнего сражения, говоря быстро, неясно и отмахиваясь от возражений. Кутузов, удобно устроившись в кресле, закрыл глаза. Все сначала думали, что он только притворяется спящим, но Кутузов начал похрапывать.

Вейротер читал свою диспозицию больше часа. Большинство генералов слушали молча, с неопределённым выражением лиц. Возражения высказал лишь граф Ланжерон, заявив, что диспозицию трудно исполнить, ибо точное расположение неприятеля нам неизвестно.

«Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам-ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дyраками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле... Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того чтобы быть атакованным, и вследствие того сделает всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой». Он был уверен, что у Наполеона не более 40 тысяч войска.

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – иронично заметил Ланжерон.

Этот спор разбудил Кутузова.

– Господа, уже первый час ночи, и диспозиция на сегодня уже не может быть изменена, – сказал он, откашлявшись. – Нам остаётся исполнить наш долг. А перед сражением нет ничего важнее как выспаться хорошенько.

Князю Андрею не представилось случая вставить своё мнение. После совета он вышел в ночь и думал: очень может быть, завтра его убьют. Но у него было и предчувствие, что завтра, при несчастном повороте дела, ему может выпасть возможность спасти всю союзную армию. Наступит тот Тулон, которого он давно и жадно ждёт!

«Я хочу славы, хочу быть известным людям, и я не виноват, что этого хочу, – размышлял с замиранием сердца Болконский. – Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей».

См. полный текст этой главы.

 

Глава XIII

(См. полный текст эпизода «Николай Ростов перед Аустерлицким сражением».)

Николай Ростов в эту ночь был в цепи разведчиков, выдвинутой впереди русской армии для наблюдения за неприятелем. Он скакал по полю со своими гусарами, превозмогая сильное желание сна.

Николая вновь обуревали мечты отличиться в глазах императора и быть обласканным им. В завтрашнем сражении их эскадрон опять был назначен стоять в резервах, но Ростов решил просить у начальства, чтобы его направили в бой.

В своём полусонном состоянии Ростов порой начинал дремать, и в грезах ему представлялся родной дом в Москве и сестра Наташа.

Вдруг в той стороне, где находился неприятель, раздались крики тысяч голосов, по все линии французов зажглись огни. Вслушавшись, Николай ясно различил восклицания: «Vive l'empereur, l'empereur!» (Да здравствует император!)

Подъехали несколько генералов во главе с Багратионом и князем Долгоруковым. Они гадали, что произошло во французском лагере. Долгоруков полагал: это хитрость Наполеона. Он отступает и, чтобы русские не догадались об этом, велел в арьергарде зажечь огни. Багратион в таком объяснении сомневался.

– Я попытаюсь съездить на разведку! – предложил Багратиону Ростов.

С несколькими гусарами он направился к вражескому стану, но наткнулся на французские пикеты, которые обстреляли его. Пришлось вернуться.

Ростов доложил генералам, что пикеты противника стоят там же, где раньше. Он попросил Багратиона вывести его назавтра из оставленного в резервах эскадрона и прикомандировать к части, которая будет в бою. Багратион согласился и поручил Ростову завтра быть своим ординарцем.

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время по войскам читали приказ Наполеона, и сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав Бонапарта, зажигали пуки соломы и с криками «vive l'empereur!» бежали за ним. В приказе Наполеон уверял, что позиция его армии могущественна, а враг при попытке обойти её только сам выставит французам свой фланг. Завтрашняя победа, говорилось в приказе, «окончит наш поход, и мы сможем возвратиться на зимние квартиры... И тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня».

(См. Образ и характеристика Наполеона в «Войне и мире».)

См. полный текст этой главы.

 

Глава XIV

(См. полный текст эпизода «Аустерлицкое сражение».)

Рано утром солдаты русской армии наскоро поели и приготовились к атаке. Первым в неё должно было идти левое крыло, чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции Вейротера, в Богемские горы.

Солдаты левого крыла выступили в сильном тумане. Из-за него впереди почти ничего было не видно. Пройдя около часу, войска остановились. Солдаты поняли: началась путаница. Многие, не в силах выдумать иной причины, винили в ней колбасников-немцев, которые «своей земли не знают».

«Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать».

Неприятель оказался гораздо ближе, чем предполагалось. «Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону... близко от наших войск».

Три первых русских колонны вскоре столкнулись с французами в тумане и начали перестрелку. Четвёртая, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.

Наполеон с высоты при деревне Шлапаниц озирал поле боя. Сегодня была годовщина его коронования императором. Он медлил начинать дело, и лишь когда после девяти взошло солнце, направил главную массу своих войск к Праценским высотам, которые считал ключом позиции. Русские же войска, наоборот, всё более очищали этот пункт.

(См. подробное описание битвы при Аустерлице.)

См. полный текст этой главы.

 

Глава XV

(См. полный текст эпизода «Андрей Болконский в Аустерлицком сражении».)

В восемь утра Кутузов выехал на Праценские высоты. Рядом с ним был князь Андрей, который уже не сомневался, что нынче случится «его Тулон». Болконский с волнением глядел на каждое из знамён проходящих батальонов, думая: не с этим ли мне доведётся вести войска в атаку?

Кутузов догадался о близости неприятеля и замедлял движение вперёд своей четвёртой колонны. Князь Андрей по его приказу поскакал к одной из дивизий с приказом выставить перед нею стрелковую цепь. Командир дивизии удивился такому распоряжению: он полагал, что французы отсюда не ближе десяти вёрст.

Вдруг подъехали оба императора – Александр и Франц – со свитой, окружённые возбуждённой, самоуверенной молодёжью. Александр спросил Кутузова, почему он не торопится начинать.

– Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки!

– Потому и не начинаю, Государь, что мы не на параде и не на Царицыном Лугу, – звучно ответил Кутузов, дрогнув лицом.

Царь и свита были поражены и недовольны таким почти дерзким ответом.

Кутузов поневоле всё же дал сигнал к выступлению главных своих сил. Болконский видел, как мимо Государей шёл Апшеронский батальон. Его командир, Милорадович, лихо выехал приветствовать царя и громко крикнул слова ободрения солдатам.

См. полный текст этой главы.

 

Глава XVI

Кутузов поехал за своей колонной. Но невдалеке от него и князя Андрея вдруг показались бегущие французы.

«Вот она, решительная минута! Дошло до меня дело», – подумал Болконский.

Началась стрельба. По чьему-то возгласу: «Ну, братцы, шабаш!» – колонна Кутузова бросилась бежать назад, к тому месту, где она пять минут назад проходила мимо императоров.

Кутузову грозил плен. Из его щеки текла кровь. Князь Андрей протеснился к командующему, спрашивая, не ранен ли он.

– Рана не здесь, а вот где! – показал Кутузов рукой на бегущих солдат. –  Остановите же их!

Но войска продолжали бежать густой толпой. Вокруг Кутузова свистели пули. Рядом упал убитый знаменосец. Князь Андрей соскочил с коня, подхватил знамя и с криком: «Ребята, вперед!» – побежал на врага, думая: «Вот оно!».

Батальон обернулся и ринулся за Болконским, потом обогнал его и ударил в атаку. Впереди французы уже набросились на нашу батарею, стоявшую на Праценских высотах. Князь Андрей с батальоном устремился к ней, видя, как французский и русский солдат, оба опешив, тянули из рук друг у друга пушечный банник.

Внезапно Болконский почувствовал, что его ноги подкашиваются. Он уже не доглядел, как кончилась борьба за батарею. Раскрыв глаза, он видел лишь высокое небо над собой.

«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения...»

(См. полный текст отрывка «Небо Аустерлица».)

См. полный текст этой главы.

 

Глава XVII

(См. полный текст эпизода «Николай Ростов в Аустерлицком сражении».)

На правом фланге русских войск у Багратиона в 9 часов дело еще не началось. Князь Долгоруков настаивал, чтобы Багратион вступал в бой. Тот, не желая брать на себя ответственность, решил послать гонца: найти главнокомандующего или Государя и привезти приказ от них. Гонцом был выбран Николай Ростов.

В радостном состоянии духа Николай поскакал к левому флангу. Ружейные и орудийные выстрелы гремели всё чаще. Ростов заметил, что едет уже вблизи линии боя. Мимо него возвращались назад окровавленные пленные.

Проехав ещё немного, он увидел знаменитую атаку на французскую кавалерию нашего кавалергардского полка. Огромная масса всадников летела слева прямо на него, так что едва не смела и не раздавила его вместе с конём. Оглянувшись, Николай глядел, как пролетевшие мимо кавалергарды смешивались с вражескими кавалеристами. «Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей, юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек».

Вдруг его окликнул Борис Друбецкой – его полк случайно попал в первую линию. Борис впервые в жизни ходил в атаку и рассказывал теперь об этом Николаю со странной для себя болтливостью. Здесь же и стоял Берг, у которого текла кровь из кисти. Он с гордостью кричал: «Раненый, я взял шпагу в левую руку! В нашей породе фон Бергов все были рыцари!»

Ростов поехал дальше, спеша искать Кутузова или императора. Он вдруг с ужасом понял, что неприятель зашёл едва ли не в тыл наших войск. Мимо него проходили русские и австрийские солдаты со стонами и руганью. На той самой Праценской горе, где ему было поручено отыскивать Кутузова, Николай заметил французские орудия – и не хотел этому верить.

См. полный текст этой главы.

 

Глава XVIII

У деревни Праца Ростов увидел толпы бежавших в беспорядке войск. На его вопросы, где Кутузов или император, некоторые отвечали ему, что Государь ранен, а главнокомандующий убит ядром в голову. Какой-то офицер направил его к деревне Гостиерадек.

Ростов понял, что сражение проиграно. Он устремился по самому опасному месту, где лежали по 10-15 убитых на каждой десятине земли. «Французы, переставшие стрелять по этому усеянному мертвыми и ранеными полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер». Николай пробовал представить, что бы подумала его мать, если бы сейчас увидела его.

Он всё же добрался до Гостиерадека и за деревней налево заметил двух всадников, стоявших около окопанного канавой огорода. Один удачно перепрыгнул на лошади через канаву. Другой опасался сделать это, и Николай узнал в нём императора Александра.

Ростов не только мог, но и должен был подъехать и обратиться к нему. Но он не так представлял себе встречу с Государем: все его мечты были связаны с победами или с собственной геройской гибелью посреди победы. К огорчённому же, отчаявшемуся императору Ростов робел приблизиться. Пока он медлил, к Александру подъехал капитан фон Толь и помог ему пешком перебраться через канаву. Государь сел под яблоню и, видимо, плача, жал фон Толю руку. «И это я мог бы быть на его месте! Что я наделал!» – терзался Ростов.

В пятом часу вечера Аустерлицкое сражение было проиграно на всех пунктах. Стрельба уже затихала, лишь продолжалась жаркая канонада французских пушек с Праценских высот по плотине Аугеста, где толпились наши отступающие войска. «Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко».

Среди прочих здесь находился Долохов (уже офицер), его полковой командир и десяток солдат – остатки всего их полка. Люди давились на плотине. Впереди под пушкой упала лошадь, преградив всем путь.

Долохов бросился к краю плотины и, громко крича: «Сворачивай!», прыгнул на тонкий лёд пруда. Лёд трещал и еле держал его одного. Но следующее ядро угодило прямо в полкового командира. Солдаты в панике тоже завопили: «Сворачивай!» и попрыгали вслед за Долоховым. Лёд подломился. Человек сорок упали в ледяную воду, топя один другого...

См. полный текст этой главы.

 

Глава XIX

Князь Андрей лежал раненый на Праценской горе. Он истекал кровью и тихо стонал, сам того не зная. К вечеру Болконский затих, но вдруг пришёл в себя и услышал рядом голоса.

Это подъехали на конях Наполеон и два адъютанта. Наполеон восхищался храбростью русских солдат, однако тут же отдал приказ подвезти побольше снарядов к пушкам, палившим по плотине Аугеста. Наклонившись над князем Андреем, лежавшим с древком знамени, он высокопарно произнёс:

– Вот прекрасная смерть.

Болконский слабо пошевелился и застонал. Наполеон понял, что этот русский жив, и приказал отнести его на перевязочный пункт.

От боли во время укладывания на носилки князь Андрей вновь потерял сознание. Оно вернулось к нему во время переноски. Носильщики остановились. Вновь подскакал Наполеон – смотреть на пленных. Это были князь Репнин, командир эскадрона кавалергардского полка, и его подчинённый, поручик Сухтелен.

– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон Репнину.

– Похвала великого полководца есть лучшая награда солдату, – ответил Репнин.

– А кто этот молодой человек рядом с вами? – повернулся Бонапарт к Сухтелену.

– Молодость не мешает быть храбрым, – сказал Сухтелен.

– Прекрасный ответ. Вы далеко пойдёте, – похвалил поручика Наполеон.

Бонапарт вновь увидел Болконского и обратился к нему:

– Как вы себя чувствуете, смельчак?

Князь Андрей молчал. «Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему. Да и все казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих».

Наполеон распорядился отвезти раненых к своему личному доктору Ларрею. Болконский, взглянув на образок, данный ему сестрой, подумал: «Хорошо бы это было, ежели бы все было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!.. Но кому я скажу это? Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое все или ничего, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладанке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего-то непонятного, но важнейшего!»

Наполеон с его торжественно-приподнятыми фразами вновь показался ему маленьким и ничтожным...

...Ларрей не наделся, что «нервный и желчный» Болконский выздоровеет. Князя Андрея, как безнадёжного, вскоре сдали на попечение местных жителей.

(См. Образ Андрея Болконского, Характеристика Андрея Болконского, Образ и характеристика Наполеона в «Войне и мире».)

См. полный текст этой главы.

 

К краткому содержанию первой части первого тома романа.

К краткому содержанию второй части первого тома романа.

См. также: Война и мир. Том 4, часть 1 – краткое содержание по главам, Война и мир. Том 4, часть 2 – краткое содержание по главам, Война и мир. Том 4, часть 3 – краткое содержание по главам.

 

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.