Раненого во время войны с немцами коня наши кавалеристы оставили в деревне Бережки. Его взял к себе сердитый мельник Панкрат, которого местные мальчишки считали колдуном.

 

Паустовский. Тёплый хлеб. Краткий пересказ. Слушать аудиокнигу

 

Панкрат вылечил коня. Но прокормить его Панкрату было трудно. Конь начал ходить по дворам побираться. Постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, чёрствого хлеба или даже морковку.

Жил в Бережках со своей бабкой мальчик Филька, чьим любимым выражением было: «Да ну тебя!». Предлагал ли соседский мальчишка походить на ходулях, Филька отвечал: «Да ну тебя!». И когда бабка его ругала, Филька бормотал: «Да ну тебя! Надоела!».

Зимой Панкрат починил мельницу и собирался молоть хлеб, – хозяйки жаловались, что муки у них осталось очень мало, хотя зерно есть.

В один день конь постучал мордой в калитку к Филькиной бабке. Её не было дома, а Филька сидел за столом и жевал кусок хлеба с солью. Он нехотя встал и вышел. Конь потянулся к хлебу. «Да ну тебя! Дьявол!» – крикнул Филька и ударил коня по губам. Конь отшатнулся, а Филька кинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал:

– На вас не напасёшься, на христорадников! Иди копай хлеб мордой из-под снега!

И после этого злорадного окрика случились в Бережках удивительные дела.

Конь жалобно заржал, взмахнул хвостом, и тотчас засвистел ветер, вздул снег. Филька едва успел забежать обратно в избу. По деревне полетела сорванная ветром с крыш солома, захлопали оторванные ставни. Столбы снежной пыли с полей неслись на дома. Сквозь рев метели Филька слышал, как рассерженный конь бьёт себя хвостом по бокам.

Буря стихла лишь к вечеру. А к ночи опустился страшный, колючий мороз.

Бабка, плача, сказала Фильке, что наверняка замёрзли колодцы и теперь их ждёт неминучая смерть. Воды нет, мука у всех вышла, а водяная мельница работать теперь не сможет, потому что река застыла до дна.

Филька заплакал от страха, забрался на печь и, трясясь, слушал причитания бабки.

– Сто лет назад упал на нашу округу такой же лютый мороз, – говорила бабка. – Десять лет после того не цвели ни деревья, ни травы. И стрясся он от злобы людской. Шёл через нашу деревню старый солдат, попросил в избе хлеба, а хозяин, злой мужик, дал ему одну только чёрствую корку. Да и ту швырнул на пол. Солдат же поднять её не мог: у него вместо ноги была деревяшка, а ногу он утерял в турецкой баталии. – «Ничего. Раз дюже голодный – подымешь», – смеялся над ним мужик. Тогда солдат вышел на двор, свистнул – и враз началась метель, буря крыши посрывала, а потом ударил лютый мороз. И мужик тот помер. Знать, и нынче завелся в Бережках дурной обидчик.

– Чего ж теперь делать, бабка? – спросил Филька из-под тулупа.

– Надеяться надо на то, что поправит дурной человек своё злодейство, – ответила она. – А как его исправить, Панкрат знает, мельник. Он старик хитрый, учёный.

Ночью Филька слез с печи. Бабка спала. Филька накинул тулупчик и в лютую стужу побежал к мельнице. Когда он постучал к Панкрату, в сарае за избой заржал и забил копытом тот самый конь. Филька охнул от страха.

Панкрат впустил его. Филька, плача, рассказал, как обидел раненого коня и как из-за этого пал на деревню мороз.

– Да-а, – вздохнул Панкрат. – Выходит, что из-за тебя всем пропадать. Мельница моя стоит, запаянная морозом, а муки нет, и воды нет. Надо изобрести спасение от стужи. Придумаешь – и перед людьми не будет твоей вины.

В сенях у Панкрата жила сорока. Она подслушала весь разговор, а потом выскочила из дома и полетела на юг.

Филька долго ёрзал на лавке, но всё же придумал.

– Я, дедушка Панкрат, – сказал он, – как рассветёт, соберу со всей деревни ребят. Возьмём мы ломы, топоры, будем рубить лёд около мельницы, покамест не дорубимся до воды и не потечёт она на колесо. Тогда ты пускай мельницу! Будет мука и всеобщее спасение.

– А ежели лёд толщиной в твой рост? – сказал мельник. – А ежели не согласятся ребята за твою дурь расплачиваться своим горбом? Ежели скажут: «Да ну его! Сам виноват – пусть сам лёд и скалывает».

– Согласятся! Я их умолю. Наши ребята – хорошие.

– Ну собирай ребят. А я со стариками потолкую.

На следующий день от реки слышался частый стук ломов. Трещали костры. Ребята и старики работали с рассвета, скалывали лёд у мельницы. А после полудня задул тёплый ветер с юга. Ветки деревьев оттаяли. Запахло весной. С каждым часом становилось всё теплее.

Старая сорока вернулась в деревню только к вечеру, когда от теплоты лёд начал оседать, и у мельницы показалась первая полынья с водой.

Панкрат говорил, что если бы не тёплый ветер, то не обколоть бы лёд ребятам и старикам. А сорока сидела на раките над плотиной, трещала, трясла хвостом, кланялась на все стороны. Она рассказывала на своём птичьем языке, что долетела до тёплого моря, где спал в горах летний ветер, разбудила его, натрещала ему про лютый мороз и упросила спасти людей.

К вечеру в мельничный лоток хлынула с шумом вода. Мельничное колесо стало вращаться и молоть зерно. Из-под жернова лилась в мешки горячая мука. Избы засветились от печного огня. Женщины месили тесто. Ночью по деревне разнёсся запах тёплого хлеба с румяной коркой.

На следующее утро Филька пришёл с ребятами к мельнице. Он тащил буханку свежего хлеба, а маленький мальчик Николка деревянную солонку с крупной жёлтой солью. Они несли всё это раненому в боях с немцами коню.

Панкрат выпустил коня. Филька разломил буханку, посолил хлеб из солонки и протянул лошади. Но конь вначале хлеба не взял, пугаясь Фильки. Тот громко заплакал.

Панкрат потрепал коня по шее и сказал:

– Не пужайся! Филька не злой. Бери хлеб, мирись!

Конь помотал головой и взял хлеб из рук Фильки мягкими губами. А когда съел его, положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия.

Все радовались. Только старая сорока сердилась на раките: ведь никто не знал, что это благодаря ей удалось помирить коня с Филькой.

 

© Авторское право на эту статью принадлежит владельцу сайта «Русская историческая библиотека». Любые виды её копирования и воспроизведения без согласия правообладателя запрещены!