Георгий Воротынцев думал об Алине. Узнав про его связь с Ольдой, она слала ему на фронт упречные и яростные письма. Но из них выступало, что Алине легче было бы потерять его убитым, чем ушедшим к другой. А вот-вот начнётся весеннее наступление, и удастся ли в нём выжить? Сознавая возможность скорой гибели, Воротынцев и решил провести последний перед наступлением фронтовой отпуск не с Алиной, а с Ольдой. Так и приехал в Петроград на шесть дней конца февраля 1917, не сообщив об этом ни жене в Москву, ни даже питерской сестре Вере.

Дни с Ольдой на даче в Мустамяках стали освежающими и страстными. Но Георгия слегка покоробило отношение Андозерской к его вчерашнему рассказу про откровенный разговор с Алиной. Ольда ушла в одно это, взяла даже и учительный тон, внушала, чтобы он боролся за неё. Выглядело так, что она теперь считала себя вправе самой решать за него всё главное, как если бы он уже был её мужем. Жутковато звучали и слова Ольды, что доброта губит в личном, что «порезы надо лечить холодом».

Воротынцева мучили сомнения, но нежный пятничный вечер с Ольдой отчасти рассеял их.