Воротынцев и Андозерская уезжали из Мустамяк в Петроград. По пути к поезду их разговор перешёл на политику. Вот, высший слой радовался, что убили Распутина, но и после этого убийства не изменил отношения к власти. Выступать против Распутина было просто выгодной для «общественного авторитета» позицией. А ведь Распутин держался в роли не просто так: нужна была сильная природная трезвость ума, чтобы давать государственные советы, и истинное религиозное чувство, чтобы простой мужик мог производить впечатление на епископов. Только банкиры играли им… Безнаказанность же убийц (великих князей) не только интеллигенция, но и простой народ ощутил как позор правительства.

Состоятельные круги распространяют о царской семье лживые, мерзкие россказни, с нетерпением подхватывают фантастические слухи о заговорах против Государя, жаждут революции, радуются даже глупой болтовне о том, что союзники хотят взять под опеку русское правительство и генштаб. «Общественные» съезды из тыловых героев не обсуждают ничего полезного, а только распространяют по стране ядовитые резолюции: будто правительство умышленно ведёт Россию к поражению, чтобы с помощью Германии уничтожить манифест 17 октября. Слова «постыдный режим» теперь, как в революцию 1905, стали ходячим определением российского государства!

Ольда, как и прежде, убеждала Воротынцева быть монархистом. Нужно сплотить вокруг трона твёрдых верных людей, которые все рассеяны. Но Георгий возражал: трон сам проявляет полное бессилие. Как помочь тому, у кого нет воли? Ольда удивлялась: так что же – не спасать страну?

В поезде они услышали толки о питерских волнениях, о разбитых магазинах, о том, что трамваи не ходят. Плохие новости! На даче в Мустамяках про это ничего не знали…