В землянке жили все три взводных командира: недавний университетский студент с южного степного Ставрополья Саня и два прапорщика: жизнелюбивый полуукраинец Терентий Чернега (старше Сани шестью годами) и вялый, 45-летний Устимович. Общий на всех троих денщик Цыж, увидев входящего Саню, бросился разогревать ужин. Чернега с шаровидной головой, лёжа на верхней полке, размышлял, стоит ли идти посреди дождя к полюбовнице Густе в ближнюю деревню.
Чернега рассказал Сане, что в его отсутствие немецкий снаряд ударил по второй батарее, разбил одно орудие и ранил троих солдат. Один из них – Чевердин – скорее всего умрёт. Привыкнуть к таким новостям было невозможно. Да если бы и по их землянке ударил шестидюймовый, не помогли бы брёвна наката…
Цыж принёс духовитые щи. Вечно голодный Чернега справился, осталась ли гречневая каша, и вооружился ложкой. Он не мог отвязаться от мыслей про Густю. О женщинах и любви Чернега всегда отзывался легко. «Пойти, что ли?… Хоть на два дня весёлая будет. А то заскулит». Такая его прямота часто коробила идеалиста Саню, но Чернега только похохатывал: «Мало у тебя опыта, Санюха. У баб не так, как у нас. Отчего, ты думаешь, они весёлые или хмурые? Да всё от этого, было или не было». Саня даже обижался за женщин, говорил, что нельзя у них всё сводить к этому. Чернега смеялся: «Простофиля ты, Санька. Да впрочем, молод. Ещё насмотришься! Думаешь, Григорий [Распутин] чем возвысился? Да слухала б она [царица] его иначе? Давно б уже в Сибирь шибанула. Значит, мужик справный». Войну веселый, подвижный Чернега не одобрял как всеобщую затянувшуюся чуму без цели и смысла.
Отец А. И. Солженицына, Исаакий Солженицын - прототип персонажа «Красного колеса» Сани Лаженицына
Терентий рассказал, что принесли кучу новых приказов. Взяв большую кипу бумаг с постели Устимовича, Лаженицын стал просматривать её. Не любивший сам разбираться с длинными распоряжениями начальства, Чернега уговаривал, чтобы Саня читал их вслух (перед этим он уже прослушал такое же чтение Устимовича и теперь хотел повторно «закрепить» узнанное). Часть новых указаний касалась норм довольствия. С Шестнадцатого года и в России стали ощущаться некоторые продовольственные трудности (а в Германии, Франции и Англии – почти с самого начала войны). В Четырнадцатом году валили солдатам в день по фунту мяса, да четверть фунта сала – собакам кидали. Сейчас же полфунта мяса в день и фунт сала на неделю.
Послав Цыжа найти и прислать сюда Благодарёва (для которого хлопотался отпуск), Саня продолжил чтение. Чернега с особым вниманием слушал те, где говорилось о лошадях – он был большой их знаток. Потом пошли настоящие оперативные распоряжения: о порядке стрельбы, усилении траншейных работ, о выработке кода для телефонных сообщений (узнали, что наш телефон немцы легко перехватывают).
Командующий фронтом Эверт указывал также, что до сих пор попадаются случаи назначения евреев на писарские и хозяйственные должности. Он требовал немедленно убрать их с таких постов и впредь не назначать. У Сани это распоряжение вызвало лёгкое возмущение («евреи же – развитые, образованные ребята»). Но лучше знавший эту многочисленную на Харьковщине нацию Чернега приказ рьяно поддержал. «Ты подумай, на хрена евреям за Россию воевать. Они же тянут друг друга за собой. Пусти куда-нибудь одного, завтра там их десять будет. Только говорят про равноправие. А добьются – из равноправия сразу будет ихо-правие». – «Тогда и в армию их не брать, если страна не ихняя», – возразил Саня. – «Да хоть и не брать! Много не потеряем, – не уклонился Терентий. – Это народ такой особенный, сцепленный, пролазчивый. Это не зря, что они Христа распяли».
Вот тут Саня не мог согласиться: «Да любой народ отверг бы и предал Его! Любой! Это – в замысле. Невместимо это никому: пришёл – и прямо говорит, что он – от Бога, что он – сын Божий и принёс нам Божью волю!.. Нестерпимо человечеству принять откровение прямо от Бога. Надо ему долго-долго ползти и тыкаться, чтобы – из своего опыта, будто».
Краткое содержание всего романа читайте в статье А. И. Солженицын, «Октябрь Шестнадцатого» – содержание по главам
