Вопрос о познании, его возможности, содержании и границах представляет одну из наиболее трудных задач, разрешением которых занимается философия, и сверх того он обладает еще той особенностью, что, чем более углубляешься над ним, тем более начинаешь сознавать его важность, Едва замеченный первыми философами, в новой философии он выдвинулся на первый план. Как выяснилось из исторического развития самой философии, прежде всего необходимо должен быть ясно поставлен и так или иначе разрешен вопрос о познании, чтобы стало затем возможным приступить к разрешению и других философских вопросов. Никакое новое философское учение, которое могло бы рассчитывать на свое дальнейшее развитие в будущем, теперь невозможно без теории познания. В новейшей научной философии нашего времени теория познания требуется в качестве необходимого введения в философию.
Как бы сильно ни различались мнения философов относительно возможности происхождения и развития познания, однако все вынуждены признать, что без логического мышления развитие познания невозможно. Даже абсолютное сомнение, не допускающее никакого познания истины, и то пытается, по крайней мере, этот отрицательный результат подкрепить логическими аргументами. Не менее единодушны все философы и относительно того, что одного мышления еще недостаточно, чтобы мог возникнуть факт познания, но что мышление должно обладать каким-нибудь содержанием, которое тем или другим образом дается ему. Даже и тот, кто приписывает мышлению силу из небольшого числа первоначальных идей развить все познание, должен предположить данным хотя бы это начало.
Только с вопросом о том, каким образом дается мышлению это его первоначальное содержание, начинается спор между различными направлениями. Так как мышление заключается только в установлении связей между различными частями разнородного содержания нашего внешнего и внутреннего опыта, то эмпиризм признает источником всякого познания только опыт.
Джон Локк, один из главнейших представителей эмпирической философии
Но так как, с другой стороны, всякое знание предполагает достоверность, а последняя, в свою очередь, подведение познанного под известные очевидный положения, то, в противоположность эмпиризму, рационализм утверждает, что действительное познание может быть развито мышлением только из такого содержания, которое, независимо от всякого опыта, в той же мере первоначально и очевидно, как и само логическое мышление.
Рене Декарт, основатель новоевропейского рационализма
Притязания этих обоих направлений пытается опровергнуть скептицизм, указывая на то, что опыт в силу обмана чувств и непрерывной смены явлений лишен достоверности, а что касается логического мышления, то последнее может быть с удобством употреблено для доказательства положений, противоречащих друг другу. К этим трем философским направлениям присоединяется, наконец, критицизм, который как беспристрастный судья, старается каждому из упомянутых направлений воздать должное. Эмпиризм, по его мнению, прав, насколько сводит содержание познания к опыту, рационализм – насколько признает безусловную достоверность только за теми составными частями познания, которые не могут быть выведены из опыта, и даже скептицизм допускается им, если только последний ограничивается отрицательным отношением ко всяким попыткам догматических утверждений со стороны философов-рационалистов или философов-эмпириков.
Иммануил Кант - основоположник критицизма в теории познания
Основным вопросом теории познания является вопрос о том отношении, которое существует между мыслью и действительностью, между познающим существом и познаваемым предметом или, как выражаются философы, между субъектом и объектом, Теория познания, из которой исходит современная научная философия, кладет в свое основание положение о неразрывной связи, существующей между субъектом и объектом. Наши представления являются первоначально сами объектами. В первоначальном «представлении-объекте» нельзя найти ни понятия объекта, ни понятия о мыслящем субъект, как таковом, но оно является одновременно и тем и другим, и мыслимым и мыслящим. Только теоретическое размышление разрушает это единство и отделяет представление от объекта. Но раз это единство нарушено, раз познавание из наивной формы, еще не знающей различия между представлением и объектом, перешло к той размышляющей форме познания, которая объект представления противополагает самому представлению, – возвращение к наивному пониманию уже более невозможно. Однако можно поставить размышлению два требования, которые должны служить основанием для всех соображений об отношении мыслящего субъекта к мыслимому объекту. Первое требование заключается в том, что мы должны всегда иметь в виду, что различение понятий, выполняемое отвлеченным мышлением, только тогда доказывает раздельность самих объектов этих понятий, если действительно возможно продукты отвлеченного различения показать, как разделенные в непосредственном восприятии. Второе же требование состоит в том, чтобы всегда ясно сознавать мотивы, побуждающие отвлеченное мышление к его различениям, и чтобы исключительно только от этих мотивов заимствовать точки зрения, согласно которым мы судим о реальном значении производимых различений. Это последнее требование указывает нам тот путь, которого следует держаться при обсуждении проблемы познания в философии. Прежде всего, возникает вопрос о психологических мотивах, побуждающих отвлеченное мышление разделять первоначальное «представление-объект» на представляемый объект и представляющий субъект, а затем, как вторая задача, присоединяется вопрос о логическом значении этих мотивов и о тех последствиях, которые, согласно с этим, могут быть выведены из них для нашего понимания действительности.
Таким образом, предмет, из которого должна исходить общая философская теория познания, есть «представление-объект» со всеми свойствами, которыми оно непосредственно обладает, следовательно, также в особенности со свойством быть реальным объектом. Пытаясь проследить правильную последовательность возникающих в мышлении мотивов и их действие на развитие понятий, мы должны будем, смотря по роду и объему применяемых при этом интеллектуальных функций, различать определенные ступени познания, которые вкратце могут быть обозначены как воспринимающее, рассудочное и разумное познание. К области первого следует причислить все те преобразования, которым подвергаются первоначальные «представления-объекты», если только эти преобразования совершаются уже внутри обыкновенных процессов восприятия, без вспомогательных средств и методов научного образования понятий. К рассудочному познанию, напротив, причисляются все те улучшения и дополнения, которые вносятся в содержание и связь представлений при посредстве методического логического анализа. Наконец, под именем разумного познания следует понимать все усилия мышления связать отдельные достигнутые рассудочным познанием результаты в одно целое.
Но, разграничивая таким образом эти различные ступени познания, надо остерегаться от понимания их, как специфически различных, резко разделенных в действительности форм познания. Одна и та же цельная духовная деятельность действует на всех этих ступенях познания, и сообразно с этим деятельности восприятия и рассудка, рассудка и разума постоянно переходят друг в друга. Можно было бы сказать также для характеристики этих различных ступеней познания, что воспринимающее познание принадлежит практической жизни, рассудочное познание – области отдельных наук, а разумное – философии. Но и здесь опять-таки следует помнить, что подобные различия имеют условное значение. Наука опирается на опыты практической жизни, а приобретения самой науки становятся мало-помалу твердым достоянием практической жизни, которым последняя пользуется постоянно при составлении суждения о тех или других предметах. Философия бывает вынуждена вмешаться в работу отдельных наук, чтобы, дополнив и где необходимо исправив, продолжать её далее со своей более общей точки зрения, а что касается отдельных наук, то последние части против своей воли бывают принуждены философствовать, если не хотят лишиться лучшей доли своих результатов. Вот почему, коль скоро сознана эта необходимость взаимного дополнения и помощи, не может быть и речи о продолжительном несогласии между философией и наукой, точно так же, как и между последней и практической жизнью.