Знаменитый писатель, учёный и политик остготского королевства Боэций так обстоятельно изложил главные предметы, преподававшиеся в школах средних веков, что тогдашние монахи, имея под руками его сочинения, считали все другие книги излишними. Боэций изложил геометрию, арифметику, музыку, риторику и диалектику не только в поверхностных очерках, как его друг Кассиодор, но в особых специальных сочинениях, составлявших в средние века главные пособия при школьном преподавании. Но это было не единственной заслугой Боэция пред новыми христианскими школами. Он еще перевел на латинский язык многие сочинения Аристотеля, и средневековые школы довольствовались этими уважавшимися не менее оригинала переводами до самого двенадцатого столетия, когда арабы познакомили их и с другими сочинениями великого учителя философии. Наконец, Боэций изложил еще в особенных сочинениях учение о святой Троице и естествах во Христе, которыми и ограничивалось все средневековое богословие. Боэций, благодаря своим произведениям и переводам Аристотеля, был основателем настоящей средневековой философии – так называемой схоластики.
Как ни значительно было влияние всех этих сочинений Боэция, но ни одно из них, и даже, может быть, ни одно из произведений других древних писателей, не имело такого благодетельного влияния на средневековое человечество, как сочинение «Утешение философией», написанное им в темнице незадолго до казни. Боэций был самым влиятельным лицом в римском сенате начала VI века, обладал блестящими дарованиями, наслаждался счастьем в супружеской жизни с дочерью одного знаменитого римского гражданина и в старости, будучи консуляром, имел счастье видеть двух сыновей своих консулами. Зависть придворных и подозрительность короля Теодориха Великого низринули его с этой высоты величия в бездну несчастья. Безвинно заключенный в темницу, Боэций нашел единственное утешение в своей энергии и образованности, и записал мысли, доставлявшие ему ободрение и поддержку, в сочинении, под заглавием «Утешение философией» («De consolatione philosophiae»). Это сочинение – единственная латинская книга, заслуживающая внимания наряду с подобными же творениями Цицерона, Сенеки и Августина. Но что всего важнее, «Утешение философией» Боэция составляло единственный опыт популярной философии средних веков. Изложенные в этом произведении взгляды перешли в сознание народа, и до самого восемнадцатого столетия доставляли отраду и утешение целым тысячам людей. Все не удовлетворявшиеся сухою схоластикой и механическим богослужением средних веков находили в сочинении Боэция истинное успокоение для сердца и ума. Его творение в продолжение целых веков считалось лучшей книгой после Библии, и нельзя не видеть особенного счастья в том, что подобное сочинение могло сохраниться и распространялось в средние века между грудами пустейших богословских и схоластических сочинении. Исполненный глубоких чувств и истинно образованный, Боэций, по нашему мнению, стоит неизмеримо выше всех бесчисленных писак погибавшей древности и средних веков, сочувствовавших только пустому знанию, бесплодным тонкостям и ученым перебранкам. В эпоху падения древней культуры Боэций в своём «Утешении философией» насадил для позднейших поколений семена истинно прекрасной благородной мечтательности, смягчавшей варварство и фанатизм. В грубые средние века Боэций вливал отраду в сердца целых тысяч страдальцев за истину, и когда деспоты грозили им так же, как ему, страшною смертью, он указывал им на отверстое небо, которое носит в себе каждая благородная натура. Он один обращал к счастливой стране идеалов взоры несчастных путников в бесплодных степях суровой действительности и указывал им вечно зеленеющие поля надежды и любви там, где дикий эгоизм полуварваров превращал все в страшную пустыню.
Боэций в тюрьме. Миниатюра из средневековой рукописи «Утешения философией», 1385
Сочинение «Утешение философией» написано в форме разговора между заключенным в тюрьме Боэцием и олицетворенной философией, и состоит из стихов и риторической, нередко поэтической, но нисколько, впрочем, не высокопарной, прозы. Подобная смесь производит на душу особое впечатление. Выражая в стихах душевные состояния, которых нельзя выразить в прозе, и даже мысли, которые удобно было бы изложить прозаическим языком, Боэций впадает в лирическое настроение духа. Удивительно, что человек, ограничивший всю христианскую веру одним учением о троичности и так много содействовавший приданию особенного направления средневековой теологии, в «Утешении философией» не приводит ни одного места из Библии, не ставит в пример истинной твердости ни Иисуса Христа, ни кого бы то ни было из христианских мучеников, и не обращает ни малейшего внимания на собственно христианскую философию и принципы, лежащие в основе христианского утешения. В книге Боэция нет даже и следов христианского элемента: речь идет только о том утешении, какое может доставить человеку научная философия, независимо от всякой религии. Причины такого оригинального взгляда на предмет нужно искать не в самой форме сочинения, несообразной, правда, с христианскими воззрениями, а скорее в особенностях умственного образования и научного направления самого автора: тем более, что в своем сочинении Боэций намекает на упреки, которыми осыпали его ханжи тогдашней аскетической эпохи за то, что он проводит время не в упражнениях молитвы, а в занятиях философией.
В передаче краткого содержания книги «Утешение философией» мы ограничимся только немногими главными замечаниями, характеризующими её направление. Боэций не терпит общие места и воспоминания об утраченных радостях, которыми обыкновенно успокаивают несчастных, и смеется над подобными утешениями. Вместо того он сначала пробуждает в читателе «Утешения философией» мысль о человеческом достоинстве и величии духа, открывающихся в несчастье, и подтверждает ее великими примерами некоторых древних римлян. Утешения свои Боэций располагает таким образом, что сначала облегчает душу, заставляя ее высказать свое горе, и пользуется этим случаем, чтобы рассказать историю своих собственных страданий, причем то, что он говорит об остготском владычестве в Италии, вполне раскрывает нам печальное положение страны, подчиненной полуримскому, полуварварскому правительству. Потом, посредством легких утешений и обыкновенных способов успокоения, Боэций повергает душу в глубокое размышление о природе божества и человека и вытекающих из них источниках душевного спокойствия. Он напоминает страдальцу о его заслугах, обращает его внимание на руку промысла, на судьбу всего земного и на различную ценность человеческих благ, и говорит о том, что осталось для него самого драгоценного в жизни после тюремного заключения, то есть о чести своего имени, любви к своей благородной жене и о других вечных благах. Все эти мысли изложены в «Утешении философией» с изяществом, но без всякой искусственности и аффектации, столь обыкновенных в его время, и потому тем успокоительнее действовали на лучшие и благороднейшие умы в печальный период средних веков.
После этого Боэций переходит к более глубоким размышлениям, говорит о цели бытия, об истинном благе человека, ничтожности внешних благ и мнимого счастья, и о различии между призраками и истиною, между внешним чувственным миром и невидимым царством духа. Здесь он основывается главным образом на Платоне, применяя к злым людям вообще то, что писал этот философ в «Политике» о несчастном положении тирана. Из одного этого можно видеть, почему «Утешение философией» Боэция так много читали в средние века, – в этот период борьбы насилия с правом и законностью, борьбы неравной и почти всегда оканчивавшейся в пользу силы. Страдальцам и угнетенным было приятно убедиться, что каждый притеснитель бывает вместе с тем самым несчастным человеком. Высказав мысль, что злой человек всегда несчастлив, и что всякое зло уже само по себе есть наказание, а добродетель – благо, Боэций развивает ее далее и доказывает, что счастье и награда добродетели заключаются в ней самой. В двух последних главах «Утешения философией» он переходит к главному предмету средневековой философии и поэзии, к вопросу об отношении человеческой свободы к божественной мудрости и её вечным предопределениям. Но здесь мы оставим автора, так как вопрос этот входит в область строго научной теологии.
Боэций рядом с аллегорическими фигурами Философии (слева) и Благоразумия (справа). Миниатюра из средневековой рукописи «Утешения философией», ок. 1460
В средние века книга «Утешение философией» имела множество читателей, в особенности в Италии, Нижней Германии и Англии, и несколько раз переводилась и переделывалась. Из этих переработок всего замечательнее та, что была сделана англосаксонским королем Альфредом Великим, жившим в девятом веке, потому что она показывает нам, каким образом сочинение Боэция применялось тогда к самым разнообразным обстоятельствам жизни. Альфред находился в таком же положении, как римский сенатор, с тою только разницею, что последний не был королем: Альфред достиг высоты славы и власти, но несчастье свергло его с этой высоты. Тогда он решился заняться переделкою сочинения Боэция, чтобы в предлагаемых в этой книге утешениях почерпнуть новую бодрость и терпение среди собственных несчастий, и в то же время познакомить с практической философией лучших языческих мудрецов – своих англосаксов, которым ученые клерикалы выдавали различные догматические тонкости за самую сущность христианского учения. Альфред преобразовал сочинение Боэция в популярную философию; то же самое повторялось еще несколько раз в средние века и до сих пор повторяется в Италии. Естественно, что одна порядочная переработка подобного сочинения должна была иметь гораздо более влияния на народное образование и христианскую поэзию, чем целые сотни самых ученых трактатов. Для того чтобы видеть различие в направлении и потребностях двух эпох Боэция и Альфреда, было бы необходимо рассмотреть подробнее труд англосакского короля; но для этого нужно заняться специальным разбором содержания произведений обоих авторов и привести или сравнить между собою целые отрывки из сочинений. Мы заметим только вообще, что Альфред придал языческому и строго философскому сочинению Боэция христианский, и даже в известной степени теологический характер, для того, чтобы приноровить понятия Боэция к пониманию своих полуобразованных англосаксов. Альфред развивает мысли Боэция, сообщает им более соответствующую своим целям форму и нередко включает в текст «Утешения философией» свои собственные суждения. Вследствие того речь Боэция делается хотя слабее, но зато проще и понятнее, самое изложение принимает христианский характер, чего нет у Боэция, а его философское учение преобразовывается в особый род народной морали.
Вообще переработка «Утешения философией», сделанная Альфредом, свидетельствует нам об уме и практической опытности англосакского короля; притом, Альфред, перетолковывая слова Боэция в христианском духе, вовсе не сочувствует его аскетическому взгляду на жизнь. Так, например, Боэций презирал людскую славу, а Альфред, живший в героический период, предпочитает учение языческой древности монастырскому презрению ко всему человечеству и считает добрую славу драгоценным и непреходящим благом. Короче сказать, глубоко прочувствованное творение Боэция сделалось под рукою Альфреда народною книгою, его философские заметки – нравственным кодексом, и переработанное им сочинение должно было действовать на современное ему поколение как умная и назидательная проповедь.
