Самое главное сочинение Жан-Жака Руссо – «Общественный договор» («Contrat social»). Это весьма важный для уразумения духа философии XVIII века политический трактат: он может служить образцом того чисто рационалистического и абстрактного отношения к обществу, которое характеризует мысль той эпохи. С другой стороны, он имел громадное влияние на политическое воспитание французского общества, и идеи этого трактата сделались руководящими принципами революции, особенно во втором фазисе её развития.
В самом деле, основа «Общественного договора» чисто рационалистическая. «Человек, по Руссо, рождается свободным, но везде он в цепях», а общественный порядок «не дается природой, следовательно, он основан на соглашениях (conventions), потому весь вопрос в том, чтобы узнать, в чем заключаются эти соглашения». Свободнорожденный человек, из отвлеченного понятия о котором исходит Руссо, является у него вместе с тем существом преимущественно разумным. Руссо не принимает в расчет ни тех отношений зависимости человека от других людей, среди которых человек является в свет, ни того обстоятельства, что далеко не все люди поступают разумно, и что вообще не один разум руководит человеческими поступками. Как раз самые ревностные преследователи Руссо действовали впоследствии, руководимые прежде всего страстью. Взяв за исходный пункт своего рассуждения в «Общественном договоре» отвлеченную личность, а не реального человека, Жан-Жак Руссо думал, однако, что он берет людей таковыми, каковы они на самом деле, и даже особенно ставил это на вид читателю. И вот у него люди, эти вполне разумные существа, совершенно сознательно и вполне добровольно вступают в союз на основании взаимного договора, а затем и государство является именно таким союзом, имеющим своею целью общее благо, которое, по Руссо, не только для всех одинаково, но и всеми одинаково понимается.
Портрет Жана-Жака Руссо. Художник М. К. Латур
Учение о договорном происхождении государства существовало ранее Руссо: за целое до него столетие Гоббс уже отрицал общежительную природу человека, признававшуюся древними, а из новых, например, Гроцием (appetitus societatis), но зато Руссо совершенно по-своему понял содержание этого договора, не говоря уже о том, что у него речь идет уже не о договоре между правительством и народом, о котором учили кальвинистские и индепендентские писатели XVI и XVII вв.; Руссо даже совершенно отрицал подобный договор. В силу изначального договора у него создается верховная власть народа (souveraineté du peuple), и хотя опять-таки в учении о народовластии Руссо имел многочисленных предшественников в средние века и в новое время, тем не менее и тут он особенным образом понял идею, превратив прежнее, чисто идеальное представление прямо в какую-то реальную величину, так как у него вся совокупность народа является как бы единственной инстанцией, определяющею всю будущую деятельность государства.
Содержание самого общественного договора у Руссо выражено в следующих словах: нужно «найти такую форму соединения (association), которая защищала бы и охраняла всею своею общею силою личность и имущество каждого своего члена (associé) и посредством которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, лишь самому себе, оставаясь столь же свободным, как и раньше». Другими словами, по Руссо, человек должен был бы сохранять в государстве всю свободу естественного состояния. Но в той же самой главе, где дана приведенная формула, основным условием общественного договора считается «совершенное отчуждение личностью всех своих прав в пользу общества» (l'aliénation totale de chaque associé avec tous ses droits à toute la communauté) и притом отчуждение без каких бы то ни было ограничений (sans réserve), ибо, поясняет Руссо, «если бы у частных лиц оставались какие-либо права, то ввиду отсутствия высшего трибунала, который мог бы разрешать споры между ним и обществом (le public), каждый, будучи некоторым образом собственным судьей, скоро вообразил бы себя и судьей всех». Руссо думает, впрочем, что «когда каждый отдает себя в распоряжение всех, он в сущности не отдается никому». «Раз, – рассуждает он еще, – носитель верховной власти (le souverain, т. е. народ) состоит из образующих его частных лиц, у него нет и быть не может интересов, противоположных их интересам, и, следовательно, нет надобности, чтобы верховная власть была обставлена гарантиями со стороны подданных, ибо невозможно, чтобы тело захотело вредить всем своим членам» (как будто большинство не могло бы нарушать прав меньшинства или единичных лиц). Во всяком случае, индивидуальная свобода в государстве Руссо ничем не обеспечивается.
Далее, прежние учения о народовластии оставляли за правительством самостоятельное значение, но в «Общественном договоре» Руссо суверенитет народа понимается не в смысле первичной основы власти, а в смысле самого непосредственного ею пользования, и державный народ, как совокупность всей массы граждан, проявляет непосредственно законодательную власть. У Гоббса народ передает абсолютную власть над собою правительству, у Руссо, наоборот, эта власть сохраняется всецело за народом. По определению, данному в «Общественном договоре», эта верховная власть народа неотчуждаема, неделима, непогрешима, неограничима. Вот как сам Жан-Жак Руссо говорит обо всем этом. «Верховная власть, будучи лишь проявлением (exercice) общей воли, никогда не может быть отчуждаема, и государь (le souverain, т. е. носитель верховной власти, а у Руссо это весь народ), как существо собирательное (être collectif), может быть представляем только самим собою: власть (le pouvoir) может еще передаваться, но не воля... По той же причине, по которой верховная власть неотчуждаема, она и неделима, ибо воля есть, общая или её нет, т. е. она есть воля всего народа или его части». Руссо делает здесь примечание такого рода: «для того, чтобы воля была общей, нет надобности, чтобы она всегда была единодушна, но необходимо, чтобы все голоса были сосчитаны»; но вообще определение «общей воли» у него очень неясно, и если он отличает ее (la volonté générale) от «воли всех» (la volonté de tous), то он все-таки не показывает, каким образом может возникнуть общая воля там, где существуют разные классы, партии и частные интересы, образующие неодинаковые воли. «Общая воля, – продолжает он в «Общественном договоре» далее, – всегда права и постоянно стремится к общественной пользе... Народ всегда желает собственного блага; но не всегда его видит: никогда нельзя подкупить народ, но его можно обмануть, и лишь тогда кажется, будто он желает того, что дурно». «Как природа, наконец, дает каждому человеку абсолютную власть над всеми его членами, общественный договор (le pacte social) дает политическому телу над всеми его членами такую же абсолютную власть, и она-то, направляемая общею волею, носит название верховной власти».
Одним словом, государственный абсолютизм, отдаваемый Гоббсом правительству, «Общественный договор» Руссо переносит на весь народ: свободу народа он смешивает с властью народа, а равенство понимает не в смысле равенства гражданских прав, а в смысле равенства во власти.Целью равенства у Руссо является не пользование личною свободою и индивидуальными способностями, а непосредственное участие во власти, т. е. лишь бы все были равны во власти, а там пускай последняя будет беспредельна, как бы Руссо при этом ни оговаривался в том смысле, что общая воля, руководимая разумом, и потребовать не может, чтобы на личность были наложены бесполезные цепи.
Между прочим, в самом конце «Общественного договора» есть глава о гражданской религии. Руссо находит, что христианство, отвлекая сердца людей от всего земного, отрывает их и от государства, – и потому считает необходимым, чтобы верховная власть установила чисто гражданское исповедание веры с правом изгнания из государства всякого, кто не станет верить в её заповеди, как человека непригодного к общественной жизни, а «если, – продолжает Руссо, – кто-либо, публично признав догмат этой религии, будет вести себя так», как будто он в них не верит, то он должен быть наказан смертью, как человек, который совершил величайшее преступление, солгав перед законами». В число догматов этой религии (вера в Бога, в бессмертие души, в загробное воздаяние и в святость общественного договора и законов) Руссо включает запрещение нетерпимости, и тот, кто верит, что вне церкви нет спасения, по его мнению, должен быть прямо изгоняем из государства. Враг нетерпимости, Руссо не замечает, как он сам вводит нетерпимость в свою государственную религию. Таким образом, его политическая теория, проповедуя самое широкое народовластие, соединяет последнее, в сущности, с отрицанием индивидуальной свободы.
Эта теория «Общественного договора» существенным образом отличается от учения Монтескье. Автор «Духа законов» признает за народом право участия в законодательстве, но в форме представительства и под условием разделения властей; наоборот, Руссо был сторонником непосредственного народовластия и неограниченности государственной власти античных республик. Монтескье отказывался признавать чистые демократии древнего мира свободными республиками, но на политическом мышлении Руссо, как и на других политических писателях эпохи сильно сказывалось влияние именно классических образцов, и та самая Англия, которая автором «Духа законов» ставилась в пример свободного государственного устройства, у Руссо и у других политиков того же направления (например, у Мабли) являлась, наоборот, примером, которого следует остерегаться. «Верховная власть, – говорит Руссо в «Общественном договоре», – не может быть представляема», а потому «депутаты народа не могут быть его представителями, ибо они – только его приказчики (commissaires), не имеющие права делать окончательных постановлений. Всякий закон, не утвержденный непосредственно народом, не имеет силы; это и не закон вовсе. Английский народ воображает себя свободным и глубоко заблуждается: он свободен лишь во время выборов в парламент, но едва только выборы кончаются, он делается рабом, он ничто. В короткие минуты своей свободы он пользуется ею так, что вполне заслуженно ее теряет».
Кроме того, признавая неделимость верховной власти, Руссо вооружается в «Общественном договоре» против известного учения Монтескье о разделении властей. Наши политики, говорит Руссо, «делают из суверена существо фантастическое, как бы составленное из разных кусков, как если бы они стали составлять человека из многих тел, из которых у одного были бы лишь глаза, у другого руки, у третьего ноги и больше ничего. Рассказывают, что японские фокусники разрубают ребенка на глазах зрителей, бросают в воздух его члены один за другим и получают в свои руки ребенка живым и невредимым. Таковы приблизительно и фокусы-покусы наших политиков: расчленив общественное тело чудесным способом, достойным показывания на ярмарках, они опять соединяют его куски, неизвестно каким образом».
Все дело в том, далее, что у Монтескье исполнительная власть пользуется самостоятельностью по отношению к власти законодательной, тогда как у Руссо исполнительная власть, или правительство в тесном смысле, является лишь вполне зависимым приказчиком «уверенного народа. Если, с другой стороны, у Гоббса народ отказывается в пользу правительства целиком от своей верховной власти, то у Руссо последняя, как было сказано, остается за народом. Автор «Общественного договора» считает поэтому деспотией всякую государственную форму, при которой верховная власть не принадлежит народу, а республикою называет всякое государство, где сувереном является народ, хотя бы правительство было монархическое, раз только правитель есть лишь простой исполнитель воли державного народа. И классификация форм правления в «Общественном договоре» Руссо отличается от общеупотребительной. В её основу положено не то, кому принадлежит верховная власть, а то, из кого состоит правительство, и с этой точки зрения демократическим правлением было бы такое, при котором все граждане, имея законодательную власть, пользовались бы сверх того и правом приводить в исполнение законы. Сам Руссо, однако, находит, что «если бы существовал народ богов, то он управлялся бы демократически», но что «такое совершенное правление не подходит к людям». Другими словами правительством не может быть весь народ.
Различая в государстве законодательную и исполнительную власти, как волю и силу, Руссо вообще называет «правительством, или высшей администрацией законное пользование исполнительною властью, а правителем (prince) или магистратом лицо или учреждение, на которое возложена эта администрация». Он отрицает при этом существование договора между народом и правительством, так как есть только один первоначальный договор, образующий государство, и всякий другой был бы лишь его нарушением. Делая весь народ единственным носителем неограниченной верховной власти по отношению к отдельной личности, Руссо, наконец, лишает и правительство не только всякой самостоятельности по отношению к суверенному народу, но и всякой устойчивости. А именно: дабы правительство не могло захватить верховную власть и сделаться деспотическим, Руссо советует в «Общественном договоре», чтобы народ время от времени сам собою собирался и чтобы на его собраниях непременнейшим образом ставились и пускались на голоса два вопроса: желает ли державный народ сохранить данную правительственную форму и желает ли он оставить исполнительную власть в руках лиц, которым она в данный момент вверена? Мало того: народ всегда может нарушить и сам договор, на котором основано государство. Таким образом, одними сторонами своей теории узаконивая деспотизм государства над личностью, другими сторонами той же теории Руссо вводит в государственную жизнь начало анархии, – до такой степени в нем уживались противоречия, – и теория «Общественного договора», поэтому, была не столько теорией государства, сколько теорией революции.
Прибавим еще, что Руссо не отрицал монархию или королевскую власть, как государственную форму, в некоторых случаях даже предпочитая ее коллективному правительству, но его монарх – не государь (souverain), а республиканский сановник, хотя и называющийся королем. Подобная королевская власть с верховенством суверенного народа существовала в Польше, где роль такого народа играла, как известно, шляхта. По просьбе поляков Руссо написал об их государственном устройстве особое сочинение («Considérations sur le gouvernement de Pologne»), в котором он вообще выразил сочувствие польской республиканской монархии. Во Франции эта идея равным образом сделалась популярной, и если конституция 1791 года заимствовала у Монтескье представительную систему и принцип разделения властей, то в самое основание этой конституции все-таки были положены идеи «Общественного договора» Руссо о народовластии и о монархии в смысле учреждения, существующего лишь для исполнения воли суверенного народа.
