Одним из наиболее интересных вопросов в философской физиономии Маркса является вопрос об отношении его к классическому идеализму. Маркс сам называл себя иногда гегельянцем или, по крайней мере, подавал повод считать себя им. Таким считали его Энгельс и другие, но связь между марксизмом и идеализмом обыкновенно весьма преувеличивается. Известна надпись, которую сделал Энгельс в 1891 г. на своем портрете: «Мы, немецкие социалисты, гордимся тем, что происходим не только от Сен-Симона, Фурье и Оуэна, но и от Канта, Фихте и Гегеля». Если понимать это в смысле исторического генезиса социализма вообще, то это совершенно справедливо; если же это понимать в смысле непосредственной духовной преемственности, то это совершенно не соответствует действительному отношению марксизма и идеализма. В действительности между немецким классическим идеализмом и марксизмом, в частности, между Гегелем и Марксом, связи не существует. Марксизм вырос на почве разложения, полного уже крушения немецкого идеализма. Если эта связь существует и совершенно очевидна у Лассаля, совершенно очевидна и у Родбертуса, то в Марксе мы как будто возвращаемся к веку просвещения, французскому материализму XVIII в., духовно предшествующего веку классического идеализма.

Карл Маркс в 1861

Маркс обыкновенно считается представителем так называемого левого гегельянства. От Гегеля вышли прямо противоположные течения вправо и влево, и в числе представителей левого крыла числятся Фейербах, Бруно Бауэр, Штраус и другие. Относительно этих мыслителей можно прямо констатировать их генезис, связь с Гегелем. Ничего подобного мы не находим у Маркса. Близость Маркса с Гегелем выражается во внешних и внутренних признаках, прежде всего в некоторых особенностях стиля – с некоторыми гегелевскими выражениями написана глава «О форме стоимости» в 1-й главе 1-го тома «Капитала». Маркс сам признавался в предисловии ко 2-му тому «Капитала», что здесь он «кокетничал» подражанием Гегелю. Подражание это чисто внешнее, словесное. Конечно, вращаясь в атмосфере Берлинского университета 40-х годов, где царил Гегель, Маркс не мог остаться чуждым этому знакомству с Гегелем. Но этим внешним, частичным подражанием стилю Гегеля, в сущности, исчерпывается почти все влияние Гегеля на 1-й том «Капитала», и это внешнее подражание скорее, конечно, говорит против самой возможности его внутреннего влияния, нежели за нее.

Гораздо существеннее для решения вопроса о близости Маркса и Гегеля так называемый диалектический метод. Сам Маркс писал: «Мой диалектический метод в своем основании не только отличается от гегелевского, но составляет и прямую его противоположность». Но это выражение ещё довольно мягкое. На самом деле, то, что Маркс называет своим диалектическим методом, не только не составляет противоположности, а просто ничего общего не имеет с гегелевским диалектическим методом. Нужно твердо установить и помнить, что Гегель никакого особого диалектического метода не имеет и не только не имеет, но и не может иметь. То, что называется у Гегеля методом, есть его метафорическая онтология, т. е. образ развития понятий, образ их движения, вытекающий из их сущности. Это нисколько не есть метод познания, а есть сама метафизическая сущность, и движение понятия совершается по тезису и антитезису не потому, что диалектика есть сама природа гегелевских понятий. На этом основании отделить этот способ движения гегелевских понятий от самого учения об этом понятии просто невозможно, и потому особо о методе можно говорить только условно или по недоразумению.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Портрет работы Я. Шлезингера

В предисловии ко 2-му изданию 1-го тома «Капитала» мы имеем у Маркса еще более странное определение его отношения к Гегелю: «Я открыто признал себя учеником этого великого мыслителя и кокетничал даже в некоторых местах главы о теории стоимости, прибегая к своеобразной гегелевской манере выражаться. Мистификация, которую испытывает диалектика в руках Гегеля, нисколько не устраняет того, что он впервые всесторонне и сознательно раскрыл общие формы ее движения. Она стоит у него вверх ногами. Нужно ее перевернуть, чтобы найти рациональное зерно в мистической оболочке».

Следовательно, Маркс как будто сам называет себя учеником Гегеля. Но в каком смысле? – Если объявить систему Гегеля мистификацией и перевернуть ее вверх ногами, то это едва ли значит быть учеником Гегеля, а скорее сознательным противником его, поэтому и это свидетельство нельзя принять буквально. Влияние Гегеля скорей всего можно было бы видеть в идее эволюционизма, усвоенной Марксом в отношении к общественному развитию. Это, пожалуй, пункт наибольшего сближения между Марксом и Гегелем, но это пункт наименее характерный, потому что эволюция в смысле позитивном, как у Маркса, Спенсера, так и других эволюционистов, и эволюция у Гегеля есть совершенно разные понятия и, в сущности, сближение между ними может быть только формальное. Эволюция у Гегеля есть развитие понятия, выявление всего, что в нем уже содержится, обнаружение логического содержания понятий; эволюция же в смысле позитивном есть ни более, ни менее как развитие в смысле перехода от одного состояния к другому, причем каждое последующее состояние причинно обусловливается предыдущим, но ни внутренней связи, ни общего смысла, ни логической необходимости в том смысле, как у Гегеля, здесь нет, и в этом смысле Маркса можно сблизить скорее с Дарвином.

См. также материалы Философия Маркса – кратко, Маркс и Фейербах.

При написании статьи использованы работы крупнейшего русского философа С. Н. Булгакова