Иммануил Кант (см. краткий обзор его философии на нашем сайте) различает в человеческом разуме 1) способность вырабатывать суждения, т. е. соединять между собою чувственные созерцания по известным априорным законам (Verstand) и 2) способность группировать суждения в ряд общих понятий (Vernunft). В соответствии с этим критика разума подразделяется у Канта на критику способности суждения (Verstand) и критику собственно разума (Vernunft), или, говоря его языком, на трансцендентальную аналитику и трансцендентальную диалектику.

Трансцендентальная аналитика Канта

Как наша созерцательная способность воспринимает все вещи в пространстве и во времени, так и разум образует свои суждения на основании известных форм или общих понятий, которые философия со времени Аристотеля называет категориями. Кант согласен с Дэвидом Юмом в том, что важнейшая из категорий, идея причины, понимаемая, как необходимое отношение между двумя явлениями, не дана нам в опыте. Но, вместо того, чтобы видеть в ней результат привычки всегда наблюдать известные факты следующими в одном и том же порядке, – следовательно, вместо того, чтобы признать её лишь предрассудком, полезным для науки, но не имеющим цены для метафизики, – Кант признаёт за идеей причины абсолютную истину и полное значение и из невозможности вывести её путем опыта, он заключает о её врожденности.

Идея причины, равно как и другие категории, по Канту, – априорные функции разума, средства познания, но не предметы его, подобно тому как, по его же теории, пространство и время суть формы созерцания, но не объекты его. Перечисление 12-ти категорий, определение самого понятия о них, классификацию категорий по 4-м рубрикам, 4 начала, из них проистекающие – см. в статье Категории Канта.

Кантовский анализ познавательной способности проводит границу между чувственностью и мышлением. Чувственность получает впечатления, приводит их в порядок и превращает в созерцания. Мышление синтезирует созерцания, т, е. судит и рассуждает. В чувственности оно различает созерцания, полученные из опыта (а posteriori) от априорных (доопытных) созерцаний пространства и времени. В мыслительной способности анализ находит ряд априорных понятий, которые являются как бы несколькими вместилищами, куда разум собирает и где обрабатывает материалы опыта. Но, заключая в себе многочисленные элементы, способность познания тем не менее – едина. Существенное единство разума в разнообразии его операций, это – Я. Чувствование, или сознание (aperception) этого Я сопровождает все умственные явления и составляет как бы общую для них связь.

Иммануил Кант

Иммануил Кант

 

Кант не довольствуется анализом, он не только разбирает, так сказать, механизм познания, но желает также уяснить способ, по которому одни её части этого механизма «зацепляются» за другие. В этом-то направлении ему и приходится изобретать категории ограничения, взаимодействия, реальности, как соединительные черты между утверждением и отрицанием, между субстанциальностью и причинностью между возможностью и необходимостью. Из этих изобретений со временем вышли триады Фихте и Гегеля (тезис, антитезис, синтез). Вэтом же самом направлении и во имя той же необходимости синтеза Кант поднимает вопрос: каким образом разум может работать над данными чувственности, какими средствами, за какую, так сказать, рукоятку он схватывает чувственные созерцания, чтобы создавать из них понятия? Этот вопрос он решает посредством своего учения о схематизме, утверждая, что посредником между созерцаниями и идеями служит понятие времени.

Общее заключение кантовской критики рассудка (трансцендентальной аналитики) только укрепляет скептический и субъективистский вывод критики созерцательной способности – трансцендентальной эстетики.

Трансцендентальная эстетика доказывает, что мы видим вещи «через стекла пространство и времени», т. е. другими, чем они есть на самом деле. Трансцендентальная аналитика утверждает, что мы входим в сношение с ними через целую систему ещё и других стекол. Чувственность воспринимает вещи, но в самом факте восприятия она налагает на них свои собственные формы, т. е. преобразует их. Мы не ощущаем предметов такими, какие они есть («вещей в себе»), но такими, какими они нам являются, т. е. какими мы их делаем в сознании. В тот самый момент, как только мы их воспринимаем, они уже отлиты актом ощущения в формы, присущие чувственности (пространство и время). Это уже не вещи в себе, а только их явления. Итак, явление можно определить как вещь, преобразованную формами созерцательной способности. Явление обусловливается с одной стороны вещью, производящей на наши чувства впечатление, но прежде всего самой чувственностью, разумом в обширном значении. Это мы, это я, ощущающий и мыслящий субъект создаёт явление. Явление – продукт разума; оно не бывает вне нас, но в нас; его не существует вне границ созерцательного ума.

Если уже эстетика Канта привела нас к пределам субъективного идеализма, то его трансцендентальная логика решительно заставляет нас войти в него, что бы там ни говорил Кант, не желая быть смешиваемым с Беркли. Эта логика говорит, что разум не только, подобно созерцанию, создает явление, но он же под видом рассудка, определяет взаимные отношения чувственных явлений. Истолковывая их доопытно (a priori) как количества, качества, причины, следствия, разум кладет ни них печать своего законодательного могущества. Только со стороны разума вещи – количества, свойства, следствия, причины; сами в себе они не то. Следовательно, без преувеличения, разум диктует свои законы чувственному миру, разум творит космос.

Из этих замечательных положений философии Канта прямо вытекают системы Фихте, Шеллинга и Гегеля. Неважно, что многие считают их отступниками кантовского критицизма; неважно, что сам Кант отрекается от них! Тот, кто сказал, что человеческий разум диктует свои законы вселенной, есть отец гегелевского панлогизма. Пусть он является им против своей воли, пусть его тенденции существенно разнятся от тенденций его преемников, пусть, будучи далек оттого, чтобы боготворить человеческий разум, он напротив стремится принизить его, возвратить выступивший из берегов поток в его природное русло – мир явлений, и навсегда исключить его из области абсолютного. Если Кант говорит, что разум творит мир или по крайней мере, содействует его творению, то он подразумевает мир феноменальный, целое из всех явлений.

Однако при этом он очень искренно признает по ту сторону этого мира явлений еще мир ноуменов, вещей в себе, недоступных разуму и, следовательно, превосходящих его. Кант столь мало панлогист, в гегелевском смысле, что вторая часть его критики разума – трансцендентальная диалектика – имеет целью доказать несостоятельность теоретического разума во внеопытной области и тщету метафизики, как науки о безусловном.