Во времена Сократа и Платона был в большом ходу вопрос: «Добродетель приобретается ли воспитанием и наукою, или сообщается самою природою?» Греческие умствователи решали эту задачу не одинаково: одни доказывали, что, не учась добродетели, нельзя быть добродетельным; другие, что без естественного расположения человека к добру, никакая наука не поможет сделаться добрым. (См. также статьи Философия Сократа и Философия Платона.)
Сократ. Научно-популярный фильм BBC
О том же самом предмете, между прочим, рассуждал и Платон, и свои мысли о нем изложил в четырех своих диалогах: «Протагоре», «Эвтидеме», «Меноне» и «Лахесе». Некоторые критики, сравнивая содержание этих диалогов в отношении к рассматриваемому вопросу, находили, что Платон в них противоречит сам себе, что будто, например, в Протагоре он основывает добродетель на знании, следовательно поставляет ее в зависимость от науки, а в «Меноне» почитает ее даром богов, следовательно выводит из круга человеческой воли. Но истолкователи Платона нередко навязывали ему такие положения, о которых он и не думал; потому что часто самую иронию его понимали как речь серьезную, и таким образом, по пословице, nubem pro Iunone amplexi sunt [принимали облаков за богиню Юнону]. Чтобы определить истинный смысл Платонова учения об источнике добродетели, надобно непрестанно иметь в виду показанный нами выше общий характер Платоновых сочинений. С этим именно указателем и следует рассматривать содержание каждого из четырех упомянутых диалогов.
Идеи, развиваемые в «Протагоре» (см. его краткое содержание и полный текст), показывают, что предположенная в этом диалоге задача: можно ли учить добродетели? окончательно не решена в нем. Поэтому Шлейермахер и Штальбом думают, что целью рассматриваемого диалога Платон полагал не действительное исследование предположенного вопроса, а обнаружение недостаточности софистических умствований для познания истины, и показание того, какова должна быть достойная своего имени диалектика.
Великий греческий философ Платон
Но не отвергая этой формальной, или методической цели, не трудно заметить в Платоновом «Протагоре» и другую, более реальную, имеющую прямое отношение к самому предмету беседы. Сократ мало-помалу отвлек внимание софиста Протагора от разнообразия политических добродетелей, и обратил его к единству добродетели нравственной, сущность которой он всегда поставлял в знании или мудрости. Но если она состоит в знании; то преподавать ее нельзя и не нужно: потому что в ком она есть, тот уже знает ее; а в ком нет, тот должен наперед узнать ее, следовательно иметь добродетель прежде добродетели. Потому-то Платон истинную добродетель, т. е., знание и мудрость, приписывает одному Богу и производит ее от одного Бога.
Итак, целью рассматриваемого диалога было – приблизить Протагора к мысли, что
1) Добродетель сама по себе одна, и состоит в знании.
2) На земле могут быть учители добродетелей (в смысле юридическом); но дать человеку добродетель может один Бог.
Учение, излагаемое в Протагоре, обнаруживает характер более философии Сократовой, чем Платоновой. Это видно из того, что все добродетели здесь приводятся к одному знанию, что главных добродетелей считается не четыре, как в позднейших сочинениях Платона, а пять; то есть, к справедливости, рассудительности, благоразумию и мужеству, причисляется еще святость, или благочестие, и что похвальное и приятное принимаются за одно и тоже, то есть, предписывается так пользоваться удовольствиями, чтобы это было согласно с мудростью.
Истолкователи «Протагора» ставят себе еще вопрос: к какому времени Платон относил свой разговор? Протагор в нем уже старик, Сократ еще молод, Алкивиад πρώτον ὑπηωήτης, Агатон νέον ἔτι μηράκιον. Но первый умер в 1 году 94 олимпиады; третий был полководцем афинян в Пелопонесе в 1, 90 ол.; четвертый одержал победу в качестве трагического поэта в 90 ол. Притом, слушателями Протагора и Сократа представляются дети Перикла, которые умерли от заразы еще при начале Пелопонесской войны, в 3, 87 ол. Следовательно, разговор можно относить к 1 или 2 годам 87 олимпиады.
Этому заключению не противоречит то обстоятельство, что хозяином дома, в котором происходила беседа, представляется Каллиас, следовательно Иппоник как будто предполагается умершим; а он был убит в делосском сражении в 1,89 ол. В диалоге вовсе не упоминается о смерти Иппоника, и Каллиас мог распоряжаться в доме, просто за отсутствием отца.
Впрочем, если бы в Платоновом Протагоре и действительно найдены были какие-нибудь анахронизмы; то и тогда не следовало бы обвинять Платона; потому что целью его была истина не хронологическая, а философская. Он, как философ и мимик, замечал только учения и снимал отличительные черты с предметов, ему представлявшихся, не заботясь о том, когда существовали эти учения и были ли современны сводимые им лица и обстоятельства.
