Во время своего правления Иван III старался установить больше порядка и в сборе податей. Земля делилась на участки (сохи). Где земля была хорошая, там на соху шло ее 800 четвертей, а где похуже, там 1000 и 1200 (четверть заключала в себе теперешних полторы десятины). С каждой сохи брались известные подати. В городах и посадах, где жители занимались разными промыслами, подать рассчитывалась по дворам; соразмерно доходам брались и подати. Для того, чтобы это точно соблюдалось, великий князь посылал особых писцов, которые составляли росписи доходов жителей (писцовые книги). Кроме податей, в правление Ивана III было много различных пошлин: при проезде из города в город купец должен был платить таможенные пошлины, при купле и продаже товара – за право заниматься разными промыслами, за судопроизводство, – за все приходилось уплачивать пошлины. Много их установлено было еще в то время, когда дань шла в Орду; теперь же сборы шли частию на содержание разных наместников и волостелей, частию в казну великого князя. Богатство его с каждым годом росло.
Особенно важной мерой в правление Ивана III было «испомещение» боярских детей (обедневшие потомки бояр). Им раздавали земли, или поместья, в пожизненное пользование, а они обязывались за это нести военную службу, по призыву великого князя являться в назначенное место «конно, людно и оружно». И раньше был обычай наделять служилых людей землею; но Иван Васильевич, завладевши новыми областями, раздавал в своё правление поместья служилым людям, или, как говорилось тогда, «испомещал их» целыми тысячами. Понятно, какую могучую силу приобретал Иван III в служилых людях, от которых всегда, когда хотел, мог отобрать поместья, мог за верную службу их наградить и новыми землями. Эти «помещики» были вполне в его руках: они должны были верой и правдой служить государю, от гнева и милости которого зависела вся их участь.
Чем могучее и богаче становился Иван III, тем более росло и значение его в глазах бояр. В былые времена князь считался как бы старшим товарищем среди дружины: без совета с нею он ничего не предпринимал, добычею и данью с нею делился; он нуждался в дружине – без нее он был бессилен; а между тем каждый дружинник был человек вольный, мог уйти от князя, когда хотел и куда хотел. Понятно, что князь должен был жить в ладу с дружиной, задабривать ее. В правление Ивана III дело изменилось. Великому князю московскому заискивать в боярах было нечего: Иван III был богат и могуч; по его слову служилые люди, испомещенные им, немедленно должны были поднять в защиту его вооруженную силу в сотни тысяч людей, а земли и казны было в его руках столько, что он мог наградить за верную службу, как никто. Теперь уж бояре ищут службы у государя московского, как милости, покоряются его воле, преклоняются пред ним, как пред властелином. Прежде, когда было несколько удельных князей, почти равных по силе, боярам можно было по своему нраву выбирать, кому служить; а в правление Ивана III все попало под сильную руку московского великого князя. Приходится ему служить, и служить усердно – уйти от него на Руси уже некуда. Если уж очень тяжело становилось – оставалось только в Литву уйти; но она уже примкнула в Польше, и завелись там польские порядки, православие стало колебаться. На уход в Литву начинают смотреть теперь все русские люди, как на измену. Все это побуждает бояр служить верою и правдою великому князю московскому, искать его милости и жалования. Не одни бояре, потомки прежних дружинников, но и мелкие князья, потомки Рюрика и Гедимина, ищут государевой милости и службы: им самим уже невмоготу было справляться с разбойничьими шайками татар и разных гулящих людей. Многие из этих мелких князей добровольно обращались в бояр московского князя: они как бы отдавали великому князю свои княжества, т. е. волости, а он им давал их земли назад уже как вотчины. Князья-вотчинники должны были служить великому князю наравне с прочими боярами, а великий князь защищал этих князей как своих людей.
Много набралось бояр у Ивана III. Каждый из них думал больше всего о своей выгоде и пользе близких родичей своих, угождал всячески великому князю, старался стать как можно ближе к нему, выше других бояр, а выше становился тот, кто был более верным, надежным его слугою.
Византийские придворные обычаи, роскошь, величие и блеск, водворившиеся в правление Ивана III, с приездом Софьи Палеолог, должны были еще больше возвысить великого князя в глазах бояр и всех окружающих. Полюбились и ему самому пышные обряды, торжественные приемы иноземных посольств, когда во всем блеске своего величия приходилось ему сидеть на престоле в богатом царском облачении. Установился обычай целовать руку государю, кланяться ему в землю, «бить челом»; бояре в просьбах и обращениях к великому князю стали называть себя его рабами, холопами и уменьшительными именами (Иванец, Федорец, Васюк, вместо Иван, Федор и Василий). Многим боярам, помнившим старые обычаи, были не по душе все эти «новины»; особенно не нравилось им то, что не придавалось уж прежнего значения и боярской думе; но открыто высказывать своего неудовольствия никто не смел. Великий князь никому поблажки не давал и наказывал жестоко... Ослушаться в чем-либо грозного самодержца было страшно: по одному его знаку головы крамольных бояр лежали на плахе. Самые знатные сановники и даже духовные лица, кроме смертной казни, в правление Ивана III могли подвергнуться и позорной торговой казни. Недаром звали Ивана Васильевича «Грозным».
Высокий ростом, красивый, он имел повелительный вид. Есть известие, что робкие женщины не выносили его гневного взгляда, падали в обморок, а сановники трепетали пред ним. Случалось, что на пирах во дворце бояре иногда просиживали за столом по нескольку часов, не смея шевельнуться или проронить слово, в то время как Иван Васильевич, утомленный беседой, дремал. Сидели они в глубоком молчании – ждали, когда проснется повелитель и прикажет им снова веселить его и самим веселиться.
Именитые бояре недолюбливали Софью Палеолог: она держала себя гордо; притом ее считали главной виновницей порядков, установившихся в правление её мужа.
