Иван Грозный и Избранная рада

То время, когда Избранная рада Сильвестра и Адашева была близка к Ивану Грозному, считается лучшею порою его царствования.

Современники не находят слов для похвалы царю: к вельможам, к народу был он, говорит летописец, ласков, всех награждал по достоинству, к бедным был щедр и милостив; заботы его были всецело отданы народному благу; Иноземцы, знавшие его или слыхавшие о нем от очевидцев, не меньше хвалят его. Царь Иван, пишут они, затмил своих предков и могуществом, и добродетелью. Много у него внешних врагов, но все они ужасаются русского имени. К подданным он снисходителен, приветлив, любит разговаривать с ними, часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным – скажет боярину: «Иди!» – и тот бежит; изъявит свою досаду вельможе – и тот в отчаянии и т. д. Словом, нет народа в Европе более русских преданного своему государю, которого они равно и страшатся, и любят.

Таков был, по словам современников, юный Иван Грозный в ту пору, когда подле него была Избранная рада, такие люди, как Сильвестр и Адашев. Грозный им вполне доверял: Сильвестра величал отцом своим, Адашева считал ближайшим другом. Когда приходилось избирать какого-нибудь духовного сановника, царь посылал Сильвестра побеседовать с ним, изведать его ум и нрав; такое же значение имел Адашев в делах гражданских и военных. Много хороших людей при Избранной раде получили власть и силу.

Юному Грозному, начавшему царствовать в тяжелую пору, после боярского самоуправства, после страшного московского пожара и народного мятежа, нужны были такие честные и разумные советники, как члены Избранной рады. Но вот народ поуспокоился, управление улучшилось, Казанский поход кончился очень счастливо, Иван Грозный возмужал, стал увереннее в самом себе; теперь он начал выказывать желание жить больше своим умом: так, после взятия Казани задумал он завоевать Ливонию, а Сильвестр настоятельно советовал, ему покорить Крым, но Иван Грозный не послушался и начал Ливонскую войну. Умный и твердый нравом Сильвестр был из тех людей, которые любят, чтобы другие во всем их слушались; наставительная речь его и охота во все входить, даже в мелочи, начинала уже, видимо, тяготить возмужавшего и самолюбивого царя, тем более что прямодушный наставник не умел хитрить, управлять волею царя ловко, незаметно для него. Но все-таки глубокое уважение и любовь к Сильвестру и Адашеву еще крепко связывали царя с Избранной радой.

 

Болезнь Грозного и первая ссора его с Сильвестром и Адашевым

Вскоре после взятия Казани дело изменилось... Иван Грозный сильно занемог. Опасались скорой его кончины. По совету, вероятно, братьев жены, он пожелал распорядиться престолонаследием. В своем завещании он назначил наследником сына своего Дмитрия, недавно родившегося. Это значило, что власть до совершеннолетия его должна попасть в руки Захарьиных, рода, который позже стал именоваться Романовыми. Когда князь Воротынский от имени царя начал приводить к присяге его двоюродного брата, Владимира Андреевича Старицкого, и бояр, то князь Владимир отказался присягать ребенку; многие бояре тоже стали противиться этому, говоря, что они не хотят повиноваться Захарьиным: боярское правление было еще у всех свежо в памяти. Спор, шумные речи бояр, даже брань услышал Иван Грозный из своей опочивальни и обратился к ним с такими словами:

– Если вы Дмитрию, сыну моему, не целуете креста, стало быть, у вас есть другой государь; а ведь вы не раз целовали мне крест, что мимо меня государей вам не искать. Теперь я велю вам служить сыну моему Димитрию, а не Захарьиным, а вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чем нам крест целовали, того не помните. Кто не хочет служить государю-младенцу, тот и большому не захочет служить, и если мы вам не надобны, то это на ваших душах!

В ответ на это окольничий Федор Адашев, отец главного деятеля Избранной рады, высказался откровеннее других:

– Тебе, Государю, и твоему сыну, царевичу Дмитрию, крест целуем, а Захарьиным, Даниле с братьею, нам не служить: твой сын еще в пеленках, и властвовать над нами будут Захарьины, а от бояр в твое малолетство мы видывали многие беды.

Некоторые члены Избранной рады присягнули, а другие стояли на том, что лучше служить князю Владимиру Андреевичу, чем попасть в руки к Захарьиным.

Иван Грозный лично потребовал у князя Владимира, чтобы он присягнул, но тот противился.

– Знаешь сам, – сказал ему царь, – что станется на душе твоей, если креста не хочешь целовать!

Затем Иван Грозный обратился к боярам, давшим присягу, и сказал:

– Бояре, я болен, мне уж не до того; а вы, на чем мне и сыну моему Дмитрию крест целовали, по тому и делайте!

Эти бояре стали настоятельно требовать у сторонников Владимира Андреевича, чтобы они не выходили из царской воли и присягнули Дмитрию. Снова поднялись споры, шум и брань... Владимира Андреевича некоторые корили за то, что он и его мать в это время раздавали деньги своим служилым людям, как бы задабривая их... Его даже стали бояться – не хотели пускать к больному государю. Сильвестр, молчавший до тех пор, вступился за князя.

– Зачем вы не пускаете князя Владимира к государю, – сказал он боярам, – он добра хочет государю.

Бояре отвечали, что они поступают по присяге царю и сыну его и заботятся о том, «как бы государство их было крепче».

С этих пор началась рознь и вражда у присягнувших бояр с Сильвестром и его сторонниками из Избранной рады.

На другой день Иван Грозный призвал бояр и снова требовал от них присяги, говорил, что по тяжкой болезни он сам не может приводить к присяге, и поручил это дело боярам – князьям Мстиславскому и Воротынскому. При этом царь сказал присягнувшим боярам:

– Вы дали мне и сыну моему душу на том, что будете нам служить; а другие бояре сына моего на государстве не хотят видеть; так если по воле Божией умру, то вы, пожалуйста, не забудьте, на чем мне и сыну моему крест целовали: не дайте боярам сына моего извести, но бегите с ним в чужую землю, куда Бог вам укажет... А вы, Захарьины, думаете, что бояре вас пощадят? – вы у них будете первые мертвецы, так вы бы за сына моего и за его мать умерли, а жены моей на поругание не дали.

Из этих слов видно, какие тяжкие и мрачные мысли о судьбе семьи обуревали душу больного Ивана Грозного и как он смотрел на бояр, не хотевших присягать его сыну. Главные члены Избранной рады испугались слов царя, увидели, что он смотрит на них, как на изменников, готовых даже погубить его семью, и стали давать присягу... Некоторые присягали только из страха, боясь, что им плохо придется от царя в случае его выздоровления. Не обошлось и тут без пререканий и жестких слов между боярами. Князя Владимира Андреевича, по свидетельству одного летописца, бояре насильно заставили присягнуть – объявили ему, что иначе не выпустят его из дворца.

Иван Грозный выздоровел. Понятно, какие чувства должен был питать он к боярам, которые так долго и упорно противились его воле; у него, конечно, была причина сильно страшиться за участь своей семьи в случае, если бы царем стал Владимир Андреевич, который мог живо помнить расправу с отцом своим и дядею. И вот между непокорными боярами, стоявшими за Владимира, царь видит участников Избранной рады, самых близких к Сильвестру и Адашеву. Отец Адашева прямо высказывает нежелание служить царским родичам; сам Сильвестр заступается за Владимира Андреевича, а Алексей Адашев хотя и присягает, но голоса его, убеждающего повиноваться царской воле, не слышно среди боярских споров...

Конечно, Ивану Грозному особенно тяжко было видеть, что бояре Избранной рады, которых он глубоко уважал, с которыми делил свою душу, склонялись на сторону врагов его только потому, как он думал, что не ладили с братьями царицы. Он не думал, что Сильвестр и Адашев, оставаясь вполне преданными ему, могли думать и о благе всего народа, могли искренно бояться боярского правления, от которого только что успела отдохнуть Русская земля.

 

Совет Вассиана Топоркова

Недоверие даже к близким людям, подозрительность, опасливость, которые улеглись было в душе Ивана Грозного, снова заговорили в нем, но пока еще он не трогал ни Сильвестра, ни Адашева, ни близких к ним участников Избранной рады.

Царь дал обет по выздоровлении поехать на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь, и в начале весны отправился в путь. Вопреки совету Максима Грека, к которому заехал он в Троицкий монастырь, он продолжал путь с женой и малюткой-сыном.

На пути Иван Грозный заехал в Песношский монастырь, где жил в заточении Вассиан Топорков, бывший коломенский епископ и любимец Василия Ивановича. Попал в заточение он во время боярского управления. Курбский рассказывает, будто Иван, беседуя с Вассианом, спросил у него:

– Как должен я царствовать, чтобы вельмож своих держать в послушании?

А Вассиан в ответ царю прошептал:

– Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя: если так станешь поступать, то будешь тверд на царстве и все будет в твоих руках; если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то будешь поневоле слушаться их.

– И сам отец мой, если бы жив был, не дал бы мне такого полезного совета! – сказал Иван Грозный и поцеловал руку хитрому старцу, умевшему угадать, что придется особенно по сердцу ему.

Входивший в Избранную раду Курбский говорит, будто бы от этого злостного совета и началась беда; но и раньше уже, как сказано, царь стал враждебно смотреть на бояр.

 

Удаление Сильвестра и Адашева из Москвы

Поездка царя на богомолье кончилась несчастием: маленький сын его скончался.

Хотя Избранная рада, Сильвестр и Адашев все еще были близки к государю, но холодность его к ним заметно возрастала. Опека этих людей, превосходство которых над собою он чувствовал, тяготила его; притом были, конечно, и люди, которые возбуждали его против Избранной рады, наговаривали на них. Так дело шло до весны 1560 года.

Прежние любимцы и ближайшие советники Ивана Грозного скоро и сами почувствовали неловкость своего положения... Адашев отправился воеводою в Ливонию, где шла тогда война, а Сильвестр удалился в Кириллов монастырь. Избранная рада не по своей воле стала распадаться.

 

Смерть царицы Анастасии Романовны

В этом же 1560 году на царя обрушилось новое несчастие: любимая Супруга его царица Анастасия скончалась. Он был в большом горе. Этим печальным случаем воспользовались недруги Сильвестра и Адашева, чтобы доконать их – пустили в ход молву, что Анастасия изведена чарами сторонников Избранной рады...

Хоть и нелепы были эти россказни, но нашлись люди, готовые верить им, тем более что покойная царица была не в ладах с Избранной радой. Слушал эти россказни и сам Иван Грозный. Узнав о клевете, изгнанники Сильвестр и Адашев писали к царю, умоляли его, чтобы наряжен был суд, чтобы дали им очную ставку с клеветниками; но последние, конечно, пуще всего боялись встретиться лицом к лицу с обвиненными, которые несомненно доказали бы всю нелепость гнусной клеветы.

Царица Анастасия Романовна

 

Стали тогда враги Избранной рады выговаривать Ивану Грозному, что этих изгнанников опасно ему и на глаза себе пускать; что они одним взором своим могут снова заворожить его, поработить по-прежнему его царскую волю своей. Пугали царя и тем, что народ и войско очень расположены к Сильвестру и Адашеву и может подняться из-за них мятеж.

Ненавистники Избранной рады старались подействовать на Грозного и страхом, и лестью; говорили ему, между прочим, о Сильвестре и Адашеве:

– Они тебя держали до сих пор как в оковах. По их приказу ты пил и ел; ни в чем они не давали тебе воли, ни в большом, ни в малом, не давали тебе ни людей твоих миловать, ни царством твоим владеть. Если бы не они при тебе были и не держали тебя как в узде, то ты владел бы теперь почти всею вселенною. Теперь, когда ты отогнал их от себя, то пришел в свой разум, открылись твои очи, смотришь свободно на свое царство и сам один управляешь им.

 

Падение Избранной рады и перемена в Иване Грозном

Подобные речи, конечно, приходились по душе самолюбивому Ивану Грозному.

Суд над Сильвестром и Адашевым был произведен заочно, несмотря на заявление митрополита и еще нескольких благомыслящих людей, что надо призвать и выслушать подсудимых; их заочно и без явных улик признали виновными. Сильвестр был сослан в Соловецкий монастырь, а Адашева заключили в Дерпте, где он месяца через два и умер от горячки. Враги его распустили молву, будто он не мог вынести, что измена его открыта, и отравился ядом.

Недруги Избранной рады торжествовали.

Иные люди стали подле Ивана Грозного после падения Избранной рады, иные и порядки начались. Хотел царь быть настоящим самодержцем, но, на беду, был рабом своих страстей. Пока были пред его глазами люди высокого ума, ревнители добра и правды, и он проникался добром и правдою, уважал своих умных советников, свои помыслы направлял ко благу народа... Суровый Сильвестр умел в душу Ивана Грозного вселить чувство страха Божия, умел действовать на его пугливую совесть; любящая и любимая его супруга Анастасия своею любовью и кротостью смиряла буйные порывы его. Но вот не стало подле него ни жены, ни Сильвестра, ни других добрых советников из Избранной рады. Хотя царь уважал и любил их, но без них сначала ему стало как будто легче, словно тяжелая обуза свалилась с плеч его: слишком самолюбивым людям обидно видеть подле себя лиц, превосходящих их умом или нравственным достоинством; превосходство других словно их давит. А Иван Грозный был страшно самолюбив. Новые советники его вовсе не походили на Избранную раду: это были люди своекорыстные, думавшие только о себе, ничтожные по уму, мелкие по чувствам, низкие льстецы. Уважать подобных людей Иван Грозный не мог, быть может, в душе даже презирал их, но они сделались необходимы для него: они умели ловко потакать страстям и склонностям его, умели приятно щекотать его самолюбие и успокаивать тревоги его совести.