10 октября 1917 большевицкая верхушка на заседании в квартире левого социалиста Гиммера и его жены Флаксерман приняла решение взять власть путём государственного переворота. Интересно, что из 12 участников этого «исторического заседания» было шесть евреев (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов, Урицкий, Сокольников – хотя Каменев и Зиновьев предлагали пока отсрочить взятие власти). В избранное там же первое Политбюро (из 7 членов) вошли 4 еврея (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников).

С 23 сентября 1917 в Мариинском дворце Петрограда заседал недееспособный «предпарламент». Большевики во главе с Троцким шумно ушли из него в первый же день. Несмотря на сдачу немцам островов Эзеля, Даго, побережья Рижского залива (Балтфлот отслужил, так и не начав воевать) предпарламент посреди нескольких дней прений оказался бессилен принять резолюцию об обороне страны (были отвергнуты шесть формул). Его деятельность сводилась к изводяще скучным, трафаретным речам. Оценивая их, Пётр Струве говорил: у нас гипноз пустословия, живем в сумасшедшем доме; авантюристы, воры, профессиональные убийцы начинают творить историю русской революции.  Радикально-социалистическое большинство предпарламента встало в оппозицию слева даже к правительству Керенского.

Агитация же большевиков вне стен предпарламента велась с большим напором. Ленинцы называли Временное правительство шайкой узурпаторов, Керенского обвиняли в причастности к им же самим подавленному корниловскому мятежу и в подготовке замысла вместе с «помещиком» Родзянкой сдать Петроград немцам. В середине октября 1917 Керенский сделал попытку вывести часть на фронт петроградского гарнизона, который ранее выступил главной движущей силой Февральской революции и после неё получил неслыханную привилегию не идти на боевые позиции, а «защищать революционные завоевания» в тылу. Эта попытка Керенского и обеспечила успех Октябрьского переворота. Чтобы не идти на фронт, бездельный, расхлябанный петроградский гарнизон целиком стал на сторону большевиков, которые обещали не выводить его из столицы. Эта чисто шкурническая цель прикрывалась демагогией о том, что на фронте все офицеры – контрреволюционеры и предатели. Троцкий на всех митингах обещал, что если власть возьмет Совет – гарнизон останется в столице. Луначарский развернул такую же агитацию в Москве, ездил там по казармам и призывал солдат не идти на фронт: «Лучше умрем в Москве на баррикадах!»

Большевицкая пропаганда всячески высмеивала предпарламент, сформированный без всяких выборов, из представителей партий и «общественных организаций», ими же и назначенных. Но приближались и давно обещанные выборы в Учредительное собрание, чья идея оставалась популярной. Как было совместить всенародное Учредительное собрание с претензиями представлявших лишь низшие классы Советов? Ленин прибег в этом случае к бесстыдному пропагандистскому трюку, очковтирательски заявляя полуграмотной массе: хотя большевики за «власть Советов» и диктатуру одного пролетариата, но они и не против представляющего весь народ Учредительного собрания – будет такой (неосуществимый) «комбинированный государственный тип». Готовясь в ближайшем же будущем разогнать Учредительное собрание, большевики приписывали такие намерения «Керенскому и Милюкову», «министрам-капиталистам». Ленин, не стесняясь, уверял всех: при власти в руках Советов Учредительное собрание обеспечено и его успех обеспечен – дескать, именно Советы и не позволят разогнать УС (на деле бывшего главным конкурентом Советов в претензиях на верховную власть).

После предательства Керенским Корнилова Временное правительство лишилось самого надёжного союзника в неизбежной схватке с большевиками. Сознавая бессилие Керенского, Ленин с конца сентября побуждал большевиков не ждать с переворотом 3 недели до съезда Советов, а брать власть немедленно! Конкретного плана действий этот суетливый фанатик, впрочем, не имел. (Может быть, движением балтийских матросов из Финляндии, с помощью Смилги?) Но среди большевицкой верхушки многие колебались. 10 октября 1917 на ЦК Ленин констатировал «равнодушие к вопросу о восстании» и внушал: «ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу», «дело совершенно созрело для перехода власти…». 16 октября он настаивал: «Настроением масс руководиться невозможно, ибо оно изменчиво». «Выступая теперь, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу. У нас именно теперь особенные шансы удержать власть». Ленин учил в эти дни товарищей «относиться к восстанию как к искусству», всесторонне и усиленно подготавливать его. Но эти советы не шли дальше трескучих фраз: никакого плана действий до сих пор пребывавший в бегах Ильич не предлагал.

Среди большевицкого руководства больше других колебались осторожные Каменев и Зиновьев (но далеко не одни они). Ленинским ответом этим нерешительным стало «Письмо к товарищам» на 20 страницах, в трех номерах большевицкой газеты «Рабочий путь»: «Неслыханные колебания, способные оказать губительное воздействие на партию». «Эта парочка товарищей, растерявших свои принципы», бегство от действительности…» Ленин старался приводить здесь доводы: «почему надо начинать нам, а не ждать нападенья на нас; и почему нам не страшна изоляция от всех левых партий; и чем мы накормим повстанцев, не имея хлеба; и как заключим перемирие с немцами». Он приходил к выводу: «Промедление в восстании смерти подобно».

Григорий Зиновьев в 1921

Григорий Зиновьев

 

В последний момент выяснилось, что Зиновьев и Каменев не ограничились возражениями на ЦК, а пустили рукописный листок по членам партии, и он попал в круг левых меньшевиков. Ленин громко призывал ударить по предателям и по «презренным дурачкам из [меньшевицкой] "Новой жизни"». Каменев старался оправдаться: при данном соотношении сил и за несколько дней до съезда Советов захватывать власть было бы гибельным для пролетариата. Наша партия не зарекается от восстания, но перед ней слишком большая будущность, чтобы совершать шаги отчаяния. Зиновьев же сразу пошёл перед Лениным на попятную, заявив, что будет воздерживаться от полемики в старании «сомкнуть ряды».

При отсутствии в столице беглого Ленина главная практическая работа по подготовке Октябрьского переворота легла на недавно избранного председателем Петроградского Совета Троцкого. Он носился по столице раскаленным метеором, выступал на массовых митингах, в полках, и всюду имел успех и восторг. Троцкий был настоящим героем этих дней. Он не выпускал из виду ссору между Керенским и не желавшим идти на фронт столичным гарнизоном, созревание гарнизонного настроения к восстанию. Вводя население в обман, Троцкий настаивал: Совет не назначает срока вооруженного наступления. Это Временное правительство готовит покушение на Советы. Наступать собирается буржуазия, и тогда мы ответим контрнаступлением; оно будет беспощадно и доведено до конца. На вопрос, как большевики, взяв власть, накормят народ, Троцкий, недолго думая, отвечал: в каждую деревню пошлем солдата, матроса и работницу, они оставят зажиточным сколько надо на пропитание, а все остальное – бесплатно в города и на фронт! После попытки Керенского вывести столичный гарнизон на военный театр почти все пехотные части гарнизона признали власть только Совета. Гренадерский батальон вынес громкую резолюцию: выступать с музыкой время прошло, теперь – только идти цепями!

Еще 12 октября 1917 при Петроградском Совете был создан орган руководства переворотом – Военно-Революционный Комитет (ВРК), направляемый лично Троцким. На словах он, однако, предназначался для «борьбы против контрреволюции» и «защиты прав гарнизона». 16-го октября состав ВРК был утвержден пленумом Совета, и этот Комитет стал вести себя как фактическая военная власть в Петрограде. Его действия и решения уже не обсуждались на Совете. 18-го октября 1917 ВРК самовольно созвал представителей воинских частей столичного гарнизона, чтоб установить их четкое себе подчинение. 19-го октября этих же представителей пробовал созвать и остававшийся пока меньшевицко-эсеровским ЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов). Он пытался перевлечь их на свою сторону, но без успеха. ВРК и руководимый Троцким Петросовет уже почти безраздельно хозяйничали в столице, усиленно вооружая с казенных военных складов рабочих-красногвардейцев Выборгской стороны. Серьезной военной силы для сопротивления перевороту в столице не осталось. В отношении же фронта Троцкий рассчитывал: хотя он и озлоблен против петроградского гарнизона, но уже вконец развален и сумеет организоваться для действий против тех, кто захватит власть в центре.

Троцкий Лев Давидович

Лев Троцкий

 

Большевики торопились опередить переворотом выборы в Учредительное собрание. Им было выгодно приурочить захват власти к предстоящему съезду Советов: этот новый съезд под вооружённым давлением большевиков создал бы новый ЦИК, а старый, меньшевицко-эсеровский был бы объявлен утратившим права. При возражении многих армейских комитетов (не время для съезда накануне Учредительного собрания и тяжелое время на фронте), большевики самовольно провозгласили открытие II Съезда Советов 20 октября 1917 и стали вызывать на него своих делегатов с мест. Из 900 местных советов лишь 50 были тогда вполне большевицкими, но Ленин и его шайка думали набрать на съезде большинство призывом масс своих сторонников без всякой численной пропорции, преждевременным открытием съезда, не дожидаясь кворума и прямым давлением на депутатов. Большевицкая агитация громогласила: скорее, скорее съезд! он даст землю и перемирие на всех фронтах. Старый ЦИК вначале сопротивлялся созыву съезда, но видя, что депутаты всё равно уже начали собираться, дрогнул и согласился, назначив лишь срок на 5 дней позже, 25 октября 1917, в попытке собрать хоть сколько-нибудь своих сторонников. Даже среди социалистов многие упрекали бюро ЦИК за то, что оно поддалось большевицкому шантажу. Однако ЦИК не терял надежды объясниться и поладить с могущественными большевиками. Он избегал резкого конфликта с ними.

Уже две недели в Петрограде все говорили о скором восстании большевиков. Раньше их выступления были неожиданны, а сейчас они подготовку переворота и не скрывали! Однако в своём воззвании к солдатам и рабочим ЦИК выдвигал на первый план мифические планы «корниловцев» и «тёмных сил» «устроить беспорядки и погромы, чтобы потопить в крови революционное движение». Большевиков лишь слегка журили за то, что они своим несдержанным выступлением могут «сыграть в руку контрреволюции». ЦИКовские «Известия» 20 октября 1917 успокаивали: авантюра с вооруженным выступлением большевиков в Петрограде – дело конченное; они изолированы всеобщим негодованием демократии. Меньшевицкая «Рабочая газета» уверяла: небольшие кучки, неминуемо будут разгромлены. Другие органы прессы писали: предприятие большевиков безумно и неосуществимо, переворот будет подавлен; зарвавшиеся игроки еще одумаются вовремя.

У Керенского состоялось совещание по поводу ожидаемого выступления большевиков с участием командования Петроградского военного округа (ПВО) и отдельных воинских частей. Руководитель ПВО полковник Полковников ограничился тем, что разделил город на районы: «в каждом будут свои патрули, арестовывать всех, кто является в казармы с преступными призывами». О создании ВРК, уже вырывавшего у ПВО военное руководство столицы, ПВО даже не знал, но обещал, что не допустит присвоения чужих компетенций. Идейной же пропаганде выступления правительство «по принципам демократии» решило не противиться. Полковников настаивал: выступление большевиков не состоится.

Между тем, Троцкий считал, что большевики теперь должны действовать совсем не так, как во время бунтов 10 июня и 3 июля 1917. Тогда главной ошибкой было – участие масс. Теперь не надо его! Надо действовать малыми группами, ни демонстраций, ни баррикад – ничего, что привыкли видеть в восстаниях. Нужно вовлечь массы в восстание так, чтоб они и не заметили этого. Гарнизон в массе своей вообще не должен выступить – достаточно будет его нейтральности, она и даст возможность действовать на улицах меньшинством. Такой переворот, по сути, уже был начат большевицким подчинением гарнизона. Не видел этого лишь Ленин, продолжавший истерически торопить из подполья: начинать! начинать!

По всему городу распространились слухи: переворот будет 20-го октября! Большевики не отклоняли этой тревоги, намеренно обостряя нервное напряжение до крайности. Накануне 20-го числа многие петроградцы, уехали из города. Из тех, кто остался, многие не решались выходить из дому. Улицы стояли пустыми. На Песках возник переполох: кто-то затеял испытание сирен, и это поняли как сигнал к началу резни, толпы прятались по дворам. На Дворцовой площади были выставлены броневики и патрули юнкеров для охраны штаба ПВО и Временного правительства. Другие отряды охраняли телеграф, телефон, банки. Но правительство не решилось ни на один предварительный арест, тем более – Троцкого. Керенский хвастливо объяснял английскому послу Бьюкенену, что даже хочет выступления большевиков, чтобы иметь право употребить против них силу. Весь день 20 октября прошёл в напряжении, а попытки переворота так и не последовало. Все гадали: отменили? перенесли? И всем было видно, что правительство – в параличе воли.

На секретном заседании двух комиссий предпарламента военный министр Верховский 20 октября сделал не согласованный с Временным правительством доклад. Верховский настаивал: армия больше воевать не может, надо спасать государство, вырвать почву из-под большевиков, самим первым предложив мир – заключить с немцами мир, какой сейчас возможен. И нужна сильная единоличная власть.

 

При составлении статьи использован конспект ненаписанных узлов «Красного колеса» А. И. Солженицына

 

Читайте продолжение в статьях:

Октябрьский переворот (революция) 1917 – события 21 октября

Октябрьский переворот (революция) 1917 – события 22 октября