Митрополит Филипп
Энциклопедия Брокгауз-Ефрон – Филипп, митрополит московский и всея Руси
А. В. Карташев – Св. митрополит Филипп (1566–1568 гг.)
Н. И. Костомаров – Митрополит Филипп
М. В. Толстой – Митрополит Филипп
Филипп, митрополит московский и всея Руси
— святой, митрополит московский и всея Руси, в миру Федор Степанович Колычев; род. в 1507 г. Принадлежа к одному из знатных боярских родов Московского государства, Федор Степанович начал службу при дворе великого князя. В конце правления вел. княгини Елены, в 1537 г., некоторые из его родственников, Колычовых, приняли участие в попытке князя Андрея Старицкого поднять восстание против правительницы и вел. князя; одни из них были казнены, другие попали в тюрьму. В этот самый год Федор Степанович тайно покинул Москву и ушел в Соловецкий монастырь, где, не открывая своего звания, поступил в послушники. Выдержав продолжительное и суровое послушание, он был пострижен в монахи с именем Филипп. В течение одиннадцати лет, до поставления своего в игумены, Филипп вел суровую жизнь простого соловецкого инока, предаваясь физическим трудам и духовным подвигам. В 1548 г. соловецкий игумен Алексий сложил с себя свой сан и указал на Филиппа как на достойного своего преемника. Житие и другие источники подробно описывают труды игумена Филиппа по внутреннему и внешнему благоустройству обители его и его энергичную хозяйственную деятельность, благодаря которой Соловецкий монастырь сделался богатейшим промышленником, культурным центром Северного Поморья. Строгий аскет и подвижник явился образцовым хозяином, выказал большой практический ум, хозяйственную энергию и предприимчивость. На островах и в поморских вотчинах явились новые хозяйственные и промышленные сооружения, введены были механические усовершенствования в производстве промыслов. Так, Филипп устроил сеть каналов между многочисленными озерами на Соловецком о-ве, поставил на них мельницы, соорудил ряд новых хозяйствен. построек, увеличил живой хозяйственный инвентарь; на поморских землях увеличилось число соляных варниц и впервые был заведен железный промысел; наконец, Филиппу приписываются разные технические изобретения и усовершенствования в промышленных орудиях и приспособлениях. В 1548, 1561 и 1565 гг. Филипп составил уставные грамоты, в которых определялись подробности управления крестьянским населением монастырских вотчин, порядок распределения и взимания разных государевых податей и пошлин. Уже в первой половине XVI в. Соловецкий монастырь вел обширную торговлю продуктами своей промышленности, преимущественно солью. В 1542 г. царской грамотой ему разрешено было вести беспошлинную торговлю 6000 пуд. соли. В первый год игуменства Филиппа, в 1548 г., право беспошлинной торговли увеличено было на 4000 пуд. В 1551 г. все торговые и промышленные привилегии Соловецкого м-ря были подтверждены, но в 1555 г. по неизвестной причине у м-ря было отнято право беспошлинной торговли солью и др. товарами. Взамен царь пожаловал м-рю ряд деревень на р. Суме и соляные варницы по морскому берегу и по островам; все эти варницы были обложены денежным оброком. В следующем 1556 г. по челобитью игумена Филиппа и монастырской братии денежный оброк с варниц был отменен, "для того, что у них соляной торг отставлен". Есть известие, что Филипп присутствовал в Москве на Стоглавом соборе в 1551 г. Ко времени вступления Филиппа на митрополичий престол выяснилось, что между царем и представителем церкви не может быть единодушия и согласия по двум важнейшим политическим вопросам: о разделении государства на земщину и опричнину и о мнимой измене боярства. Филиппу это было понятно, и когда 20 июля 1566 г. царь с освященным собором "понужал" его принять митрополичий сан, он прямо поставил условием своего согласия отмену опричнины. Это требование сильно раздражило царя; только по челобитью архиепископов и епископов он "гнев свой отложил" и поручил собору епископов добиваться от Филиппа, чтобы он "в опришнину и в царьской домовой обиход не вступался, а на митрополью бы ставился". Но вместе с тем царь соглашался выслушивать советы митрополита по государственным делам, как это бывало при прежних государях. Филипп в конце концов покорился царскому слову и увещаниям духовного собора. Это решение было изложено в особом приговоре, подписанном Филиппом и семью епископами. 25 июля 1566 г. новоизбранный митрополит был возведен на престол собором епископов. Обещая не вмешиваться в политические и личные отношения царя, Филипп сохранял за собой право протеста против всех безнравственных и противных христианскому долгу явлений, которыми сопровождалось и разделение государства на земщину и опричнину, и борьба с мнимой боярской крамолой. Первый год святительства Филиппа прошел спокойно. Митрополит занимался делами церкви, поставил несколько епископов, выстроил в Москве церковь во имя свв. Зосимы и Савватия. Отношения его к царю наружно были вполне благоприятны. Сам царь, по-видимому, успокоился; неистовства опричнины прекратились. Новая смута вспыхнула в Москве после того, как были перехвачены грамоты от польского короля к некоторым боярам, с приглашением отъехать в Литву. Снова начались казни. Пострадала не только группа бояр, обвиненных в измене; вся Москва была терроризована неистовствами опричников. Архипастырский долг заставил Филиппа обратиться к царю с увещанием остановить бессмысленное кровопролитие и с ходатайством о помиловании опальных. Исполняя свой долг, Филипп не нарушал данного им обещания не вмешиваться в опричнину: он протестовал не против известного порядка, а против безнравственных явлений, обусловливаемых этим порядком. Но царь, угнетаемый манией преследования, уже не в состоянии был различить эти точки зрения. По логике его расстроенного ума, кто осуждал безобразия опричников, тот хотел уничтожить опричнину, вырвать из рук царя верное орудие борьбы с крамолой; кто печаловался за его врагов, тот "покрывал" их, был за них — следовательно, против него. К тому же, по свидетельству жития Филиппа, среди высшего духовенства были враги митрополита, которые своими наветами раздували в душе царя искру подозрительности, зароненную первым требованием Филиппа об отмене опричнины. То были: архиепископ новгородский Пимен, сам желавший быть митрополитом, епископы Филофей рязанский и Пафнутий суздальский и духовник царский, протопоп Евстафий, которого митрополит за какой-то проступок подверг запрещению. Свои ходатайства за опальных и обличения ужасов опричнины Филипп начал в тайных беседах с царем наедине; но они остались без результата. Тогда Филипп решился на всенародное обличение. Первое открытое столкновение произошло 22 марта 1568 г. в Успенском соборе. Филипп обратился к царю с речью, в которой напоминал ему о долге христианина, об ответственности перед судом Божиим за кровопролитие и беззакония. Раздраженный этим обличением, царь с гневом требовал от митрополита, чтобы он молчал и не прекословил его царской державе. По летописному известию, митрополит в этот же день "вышел из двора митрополича и жил в монастыре у Николы Старого". В другой раз, когда царь явился в Успенский собор с опричниками, одетыми в черные одежды и с высокими шлыками на головах, Филипп отказался благословить царя и снова стал обличать его. Царь опять потребовал от митрополита или молчания, или удаления с кафедры. Хотя Грозный каждый раз приходил в ярость от обличений Филиппа, твердость последнего тем не менее смущала царя и заставляла его задумываться. Опричники и враги митрополита не упускали случая вызывать новые столкновения, напр. 28 июля в Новодевичьем м-ре, когда Филипп упрекнул одного опричника за то, что он стоял в тафье во время чтения Евангелия. К осени 1568 г. царь решил низложить Филиппа. В Соловецкий монастырь отправлена была следственная комиссия, составленная из личных врагов митрополита: Пафнутия, епископа Суздальского, боярина князя Василия Темкина, андрониевского архимандрита Феодосия, дьяка Дмитрия Пивова. Эта комиссия должна была собрать обвинительный материал для привлечения Филиппа к соборному суду. Угрозами и посулами комиссия заставила некоторых монахов оклеветать своего бывшего игумена. Когда комиссия вернулась в Москву, привезя с собой самого соловецкого игумена Паисия и монахов, давших ложные показания против Филиппа, в начале ноября был созван собор для суда, над митрополитом. Филипп, рассказывает житие, не оправдывался в обвинениях, взводимых на него, и хотел тут же на соборе сложить с себя знаки своего достоинства, но по требованию царя должен был оставаться в своем сане до произнесения судебного приговора. 8 ноября 1568 г., во время богослужения в Успенском соборе, туда явился Басманов с опричниками; по прочтении во всеуслышание соборного приговора о низведении Филиппа с митрополичьей кафедры опричники сняли с него святительское облачение, одели в простую монашескую одежду и на дровнях увезли в Богоявленский монастырь. Спустя некоторое время Филипп был переведен в Староникольский монастырь.
Н. Неврев. Митрополит Филипп и Малюта Скуратов
В народе ходили слухи, что царь намеревался окончательно отделаться от ненавистного обличителя, сжечь его живым, как колдуна, затравить медведями; рассказывали также о чудесах, творимых Филиппом. В это же время шла дикая расправа над близкими к бывшему митрополиту людьми: погибло десять человек Колычовых, родственников Филипп; голова одного из них была прислана к нему в темницу; казнены были многие клирики и митрополичьи дети боярские. Наконец, Филипп был заключен в тверской Отрочь монастырь. 23 декабря 1569 г., во время похода Грозного в Новгород, посланный царем Малюта Скуратов задушил Филиппа в его келье "возглавием", т. е. подушкой. В 1591 г. по просьбе братии Соловецкого м-ря мощи Филиппа были перевезены из тверского Отроча м-ря в Соловки и положены в церкви свв. Зосимы и Савватия. Низложение и мученическая смерть митрополита Филиппа остались пятном на памяти царя Иоанна Васильевича. Смыть это пятно, от имени светской власти принести покаяние власти церковной в нанесенном ей оскорблении решился царь Алексей Михайлович. В 1652 г. царь по совещании с патриархом Иоасафом и всем освященным собором определил перенести в Москву мощи святителя Филиппа. В Соловецкий монастырь отправлено было посольство из духовных и светских лиц с Никоном, митрополитом Новгородским, во главе. За литургией в церкви, где почивали мощи святителя, Никон "от царя посланную грамоту к Филиппу митрополиту распечатав, во услышание всем прочел"; в этой грамоте Алексей Михайлович молил святого мученика отпустить вину "прадеда" его: "сего ради преклоняю сан свой царский за оного, иже на тя согрешившего, да оставиши ему согрешение его своим к нам пришествием". 9 июля мощи Филиппа были принесены в Москву. Церковное торжество, которым сопровождалось это событие, живо описано самим Алексеем Михайловичем в письме к князю П. И. Одоевскому. 19-го июля мощи были положены в серебряную раку в Большом Успенском соборе. Память Филиппа праздновалась всей церковью русской с 1591-го года, в 23 день декабря, но с 1660 г. празднование перенесено на 9 января. Память Филиппа празднуется еще 3 июля, когда вспоминается перенесение мощей его в Москву, и 5 октября, вместе со всероссийскими святителями Петром, Алексием и Ионой. Празднование трем названным святителям установлено в 1596 г.; св. Филипп присоединен к ним в 1875 г. Житие Филиппа, составленное в конце XVI в., распространено в многочисленных списках. Большие извлечения из него напечатаны в книге "Начертание жития митроп. Филиппа" (М., 1860). См. архим. Досифей, "Географическое, историческое и статистическое описание Соловецкого м-ря" (М., 1836); его же, "Летописец Соловецкий на четыре столетия с 1429 по 1833 год" (изд. 3, M., 1833); "Александро-Невская летопись" в III т. "Русской историч. библиотеки", "Сказания кн. Курбского" (изд. 2); донесение Таубе и Крузе в "Sammlung Russisch. Gesch." (X, 1, 187—241); H. Барсуков, "Источники русской агиографии" (стр. 566—575); "Боярский род Колычовых" (М., 1886, стр. 77—96). Специальные статьи о митрополите Филиппе: епископа Леонида в "Душеполезном чтении" (1861, ч. II); Д. А. Валуева в "Библиотеке для воспитания" (1845); Я. М. Уманца в "Древней и новой России" (1877); М. Кояловича в "Страннике" (1861); С. Рождественского в "Русском биографическом словаре" (СПб., 1901).
Энциклопедия Брокгауз-Ефрон
Св. митрополит Филипп (1566–1568 гг.)
Филипп также происходил из боярского рода Колычевых. Отец его был ближним боярином при великом князе Василии Ивановиче и заседал в боярской думе, и сам Филипп (Феодор) молодость провел при Дворе. B Соловках он зарекомендовал себя необыкновенными хозяйственными способностями. Посетив Москву (1550-51 гг.), игумен Филипп заслужил особое расположение царя Ивана Васильевича, который ради его сделал целый ряд щедрых пожалований и драгоценных пожертвований Соловецкой обители. Может быть, в надежде на силу этих щедрот, царь теперь и ожидал найти в Филиппе молчаливого участника в его политике. Но оказалось как раз наоборот.
Историю св. Филиппа мы узнаем из его жития, написанного лет двадцать спустя после его смерти. Житие, как заметил еще Карамзин, страдает некоторыми хронологическими и другими несообразностями и часто приводит буквальные речи Филиппа, которые, вероятно, сочинены самим автором, в чем и нельзя сомневаться, напр., относительно речи Филиппа, убеждающей царя не учреждать опричнины, тогда как последняя учреждена ранее митрополита Филиппа. Писатель жития не лишен был литературного таланта и этим отчасти, может быть, увлекался. Таким образом, мы не можем ручаться за полную точность изложенных в житии подробностей конфликта между митрополитом и царем. Вызванный в Москву и обласканный царской милостью, Филипп сначала отказался от принятия предложенного ему сана, но, будучи понуждаем царем и собором, откровенно поставил с своей стороны условием отмену опричнины; «а не отменит (царь), ему — Филиппу — митрополитом быть невозможно; а если его и поставят в митрополита, он затем оставит митрополию». Кажется, этого было бы достаточно для того, чтобы Иван Васильевич разочаровался в кандидате на митрополию, но, как говорится в житии, по челобитью епископов он отложил свой гнев и дозволил посвятить Филиппа в митрополита также с условием, «чтобы он в опричнину и в царский домовый обиход не вступался и после поставления не оставлял бы митрополии из-за того, что царь не отменил опричнины». И Филипп дал на это свое согласие, после чего и был поставлен в митрополита 25 июля 1566 г.
Прошло в мире не более года. B июле 1567 г. царь начал производить страшные пытки и казни по поводу перехваченных писем польского короля к некоторым из бояр. Гонимые искали заступничества у митрополита, и он решил обратиться к царю с пастырским увещанием. Тайная беседа его с царем не усмирила последнего, а только убедила, что митрополит сторонник бояр. Гнев царя на митрополита получил огласку. Как и всегда нашлись оппортунисты, готовые выслужиться пред сильнейшей стороной за счет своего ближнего. Новгородский архиепископ Пимен, Пафнутий Смоленский, Филофей рязанский и царский духовник, сингелл Благовещенский Евстрафий, занялись наушничеством на митрополита. Митр. Филипп, поняв, что потерял доверие царя, решил нарушить свой обет молчания в виду непрестанных казней жертв царской подозрительности. В марте 1568 г. митрополит обратился к Ивану Васильевичу в Успенском соборе с открытым обличением в несправедливых жестокостях. «Филипп»!, — пригрозил митрополиту царь, — «не прекословь державе нашей, да не постигнет тебя мой гнев». Но Филипп уже твердо встал на дорогу героя и в один из ближайших воскресных дней в том же Успенском соборе снова разразился обличениями против царя, выведшего его из терпения. Царь Иван и придворный штат опричников были одеты в свою раздражающе маскарадную форму: черные кафтаны и высокие шлыки. Царь подошел к митрополичьему месту и ждал благословения. Митр. Филипп, как бы не замечая его, пристально смотрел на образ Спасителя. Придворные обратили внимание святителя на смиренную фигуру царя: «Владыко, Государь пред тобою, благослови его». Тогда, взглянув на Ивана Васильевича, Филипп с пастырским дерзновением и гневным пафосом произнес: «В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного! Не узнаю его и в делах государственных. Кому поревновал ты, приняв сей образ и изменив свое благолепие? Государь, убойся суда Божия: на других ты закон налагаешь, а сам нарушаешь его. У татар и язычников есть правда: на одной Руси нет ее. Во всем мире можно встречать милосердие, а на Руси нет сострадания даже к невинным и к правым. Мы здесь приносим бескровную жертву за спасение мира, а за алтарем без вины проливается кровь христианская. Ты сам просишь у Бога прощения в грехах своих, прощай же и других, погрешающих пред тобою…» «Филипп, — воскликнул царь, — ужели ты думаешь изменить нашу волю? Лучше бы тебе быть единомысленным с нами». «Тогда суетна была бы моя вера», возразил митрополит; «я не о тех скорблю, которые невинно предаются смерти, как мученики; я о тебе скорблю, пекусь о твоем же спасении». С каждым словом гнева и правды. св. Филипп все более и более рисковал своим положением и даже жизнью, но вместе с тем все более и более выигрывал в своем нравственном авторитете пред лицом предстоявшего народа. Царские угодники постарались было сокрушить эту духовную броню, окружавшую личность митрополита. Врагами митрополита оказались, по евангельскому выражению, «домашние его». Вышепоименованные недруги святителя из иерархии подготовили для него эффектную сцену позора. Тут же в соборе, выдвинули заранее подученного благообразного отрока, чтеца домовой митрополичьей церкви, с гнусной клеветой на митрополита. «Царя укоряет, а сам творит такие неистовства», язвительно заметил Пимен Новгородский. Зная, чего добивается этот честолюбивый плебей (из постриженников Белозерских), митрополит отвечал Пимену: «Ты домогаешься восхитить чужой престол, но скоро лишишься и своего», а отрока, который вслед затем признался, что говорил все по принуждению и из страха, простил и благословил. Все же после этого падение Филиппа было только вопросом времени. Допросы и пытки митрополичьих бояр не дали царю достаточных оснований для его свержения. Пришлось ждать нового повода.
28-го июля, во время крестного хода в Новодевичьем монастыре, св. Филипп заметил пред чтением Евангелия одного опричника стоящим в тафье и выговорил за него государю. Царь оглянулся, но виновного не нашел, так как тот успел снять свою шапку. Услужливые языки тотчас же подсказали государю, что митрополит говорит неправду, издеваясь над его царской державой. Как это было ни нелепо, но и большие люди под влиянием аффекта способны делать глупости. Царь, взбешенный самим фактом выговора, потерял по обычаю всякое равновесие и начал всенародно бранить святителя, называя его лжецом, мятежником, злодеем. После этого Грозному во что бы то ни стало нужно было подыскать какие-нибудь канонические основания для свержения Филиппа. Не находя их в Москве, отправили следственную комиссию в Соловки. Там всякими мерами — подкупом, обещаниями почестей и т. п. — посланные достигли своей цели: сумели завербовать в клеветники несколько мелких душ, в том числе самого игумена Паисия, и с ними возвратились в Москву.
Немедленно был созван собор — позорнейший из всех, какие только были на протяжении всей русской церковной истории. Мужественный святитель, выслушав лжесвидетелей, не унизился до оправданий и прямо начал слагать с себя знаки своего сана. Но торжествующие враги не позволили ему сделать это так легко и просто. Месть составляла для них самый занимательный акт всей драмы. 8-го ноября Филиппа заставили служить литургию в Успенском соборе. Но во время богослужения сюда явился боярин Басманов с толпой опричников и прочитал пред народом соборный приговор о низложении митрополита. После этого опричники сорвали с Филиппа архипастырские одежды, облекли его в старую монашескую ряску, вытолкали из храма и на дровнях свезли в Богоявленский монастырь. Целую неделю страдалец сидел в оковах в смрадной монастырской тюрьме, затем был перевезен в старый Никольский монастырь, куда царь прислал митрополиту отрубленную голову одного из его родственников… После этих издевательств св. Филипп был сослан в Тверской Отрочь-монастырь, где через год Малюта Скуратов собственноручно задушил его, сказав монастырским властям, что митрополит умер по их небрежности «от неуставного зною келейного».
Вероятно после св. Филиппа, при выборе кандидатов на митрополичью кафедру, Иван Васильевич руководился специально тем соображением, чтобы не пускать на этот пост людей родовитых, которые могли бы смотреть на его политику под углом зрения старых аристократических традиций. Так или иначе, но три следовавшие один за другим митрополита конца царствования Грозного уже наложили печать на уста свои и предоставили царю «творить елика хощет». Через два дня по низвержении Филиппа, 11-го ноября 1568 г. был поставлен на его место Троицкий архимандрит Кирилл.
А. В. Карташев. Очерки по истории Русской Церкви
Митрополит Филипп
...В это время Ивану [Грозному] пришлось вступить в борьбу с церковною властью за свой произвол, доведенный до сумасбродства. Иван задался убеждением, что самодержавный царь может делать все, что ему вздумается, что не должно быть на земле права, которое бы могло поставить преграды его произволу или даже осуждать его деяния, как бы они ни были безнравственны и неразумны. Митрополит Макарий был человек уклончивый. В былое время он был заодно с адашевской партией, но когда государь разогнал ее, Макарий скромно глядел на то, что делал царь, и хотя не пристал из подобострастия к врагам своих прежних друзей, но, однако, и не пошел с последними. Когда заочно судили Сильвестра, Макарий возвысил было за него голос, но очень слабый. Сильвестр был заточен, его друзья и сторонники были истребляемы или подвергались гонению, Макарий оставался митрополитом и только скромно и смиренно дерзал просить Ивана о милосердии к опальным; царю и это было не по сердцу. Преемник Макария Афанасий, бывший царский духовник, был, как кажется, еще покорнее, но царь был недоволен и им; и он осмеливался иногда печалиться об опальных. Когда Иван оставлял Москву для Александровской Слободы и прикидывался, будто хочет покинуть престол, то в числе причин, побуждавших его к отречению, выставлял и то обстоятельство, что митрополит и епископы бьют ему челом за опальных. Опричнина была введена; Афанасий не смел прекословить. Но недолго этот пастырь выносил новый порядок вещей и удалился в Чудов монастырь на покой. Это было в 1566 году. Надлежало выбрать нового первопрестольника. Выбор пал на казанского архиепископа Германа, из рода бояр Полевых, старца святой жизни, прославившегося своими подвигами распространения христианства в казанской земле. Представившись первый раз царю, нареченный митрополит хотя не укорял Ивана прямо за его жизнь, но начал с ним беседу о христианском покаянии; беседа его очень не понравилась царю. Воспользовавшись этим, Алексей Басманов досказал царю то, что было в душе Ивана: этот Герман походил на Сильвестра, говорил с царем как Сильвестр. Иван прогнал Германа. Старец вскоре умер. Разнесся слух, будто царь приказал тайно спровадить его.
Тогда царь предложил в митрополиты соловецкого игумена Филиппа. Духовные и бояре единогласно говорили, что нет человека более достойного.
Филипп происходил из знатного и древнего боярского рода Колычевых. Отец его, боярин Стефан, был важным сановником при Василии Ивановиче. Мать его Варвара наследовала богатые владения новгородской земли. Во время правления Елены Колычевы держались стороны князя Андрея, и трое из них были казнены с падением этого князя.
Молодой сын умершего Стефана, Федор, служил в ратных и земских делах. Царь Иван, будучи малолетним, видал его и, как говорят, любил. Достигши тридцатилетнего возраста, Федор Колычев удалился от мира и постригся в Соловецком монастыре. Что собственно побудило его к этому - неизвестно, но так как, вопреки всеобщему обычаю жениться рано, он оставался безбрачным, то должно думать, что причиною этого было давнее недовольство тогдашнею жизненною средою и расположение к благочестию. Через десять лет Филипп был поставлен игуменом Соловецкой обители.
Во всей истории русского монашества нет другого лица, которое бы, при обычном благочестии, столько же помнило обязанность заботиться о счастии и благосостоянии ближних и умело соединять с примерною набожностью практические цели в пользу других. Филипп был образцовый хозяин, какого не было ему равного в русской земле в его время. Дикие, неприступные острова Белого моря сделались в его время благоустроенными и плодородными. Пользуясь богатством, доставшимся ему по наследству, Филипп прорыл каналы между множеством озер, осушил их, образовал одно большое озеро, прочистил заросли, засыпал болота, образовал превосходные пастбища, удобрил каменистую почву, навозил, где было нужно, землю, соорудил каменную пристань, развел множество скота, завел северных оленей и устроил кожевенный завод для обделки оленьих кож, построил каменные церкви, гостиницы, больницы, подвинул производство соли в монастырских волостях, ввел выборное управление между монастырскими крестьянами, приучал их к труду, порядку, ограждал от злоупотреблений, покровительствуя трудолюбию, заботился о их нравственности, выводил пьянство и тунеядство, одним словом, был не только превосходным настоятелем монастыря, но выказал редкие способности правителя над обществом мирских людей.
Неудивительно, что этого человека везде знали и уважали, а потому естественно было всем считать его самым достойным человеком для занятия митрополичьего престола. Но выбор со стороны подозрительного царя человека из боярского рода, который некогда заявлял себя против его матери Елены, может быть отнесен к тем противоречиям, которые были так нередки в поступках полоумного Ивана. Как бы то ни было, Филипп был призван в Москву. Когда он проезжал через Новгород, к нему сошлись жители и молили ходатайствовать за них перед царем, так как носился слух, что царь держит гнев на Новгород. При первом представлении царю Филипп только просил отпустить его назад в Соловки. Это имело вид обычного смирения. Царь, епископы и бояре уговаривали его. Тогда Филипп открыто начал укорять епископов, что они до сих пор, молча, смотрят на поступки царя и не говорят царю правды. "Не смотрите на то, - говорил он, - что бояре молчат; они связаны житейскими выгодами, а нас Господь для того и отрешил от мира, чтобы мы служили истине, хотя бы и души наши пришлось положить за паству, иначе вы будете истязаемы за истину в день судный". Епископы, непривычные к такой смелой речи, молчали, а те, которые старались угодить царю, восстали на Филиппа за это.
Никто не смел говорить царю правды; один Филипп явился к нему и сказал: "Я повинуюсь твоей воле, но оставь Опричнину, иначе мне быть в митрополитах невозможно. Твое дело не богоугодное; сам Господь сказал: аще царство разделится, запустеет! На такое дело нет и не будет тебе нашего благословения".
"Владыка святый, - сказал царь, - воссташа на меня "мнози", мои же меня хотят поглотить".
"Никто не замышляет против твоей державы, поверь мне, - ответил Филипп. - Свидетель нам всевидящее око Божье; мы все приняли от отцов наших заповедь чтить царя. Показывай нам пример добрыми делами, а грех влечет тебя в геенну огненную. Наш общий владыка Христос повелел любить Бога и любить ближнего как самого себя: в этом весь закон".
Иван рассердился, грозил ему своим гневом, приказывал ему быть митрополитом.
"Если меня и поставят, то все-таки мне скоро потерять митрополию, - говорил Филипп. - Пусть не будет Опричнины, соедини всю землю воедино, как прежде было".
Царь разгневался. Епископы, с одной стороны, умоляли Филиппа не отказываться, с другой - кланялись царю и просили об утолении его гнева на Филиппа. Царь требовал, чтобы Филипп непременно ставился в митрополиты и дал запись не вступаться в Опричнину. Филипп наконец согласился. Неизвестно, что было поводом к этой уступке, но всего менее ее можно объяснить трусостью, так как это не оправдывается ни предыдущим, ни последующим поведением Филиппа. Вернее всего, царь подал ему какую-нибудь надежду на свое исправление. Филипп дал грамоту не вступаться в царский домовый обиход и был поставлен в митрополиты 25 июля 1566 года. Несколько времени после того царь действительно воздерживался от своей кровожадности, но потом опять принялся за прежнее, опять начались пытки, казни, насилия и мучительства. Филипп не требовал уже больше уничтожения Опричнины, но не молчал, являлся к царю ходатаем за опальных и старался укротить его свирепость своими наставлениями. Царь оправдывал себя тем, что кругом его тайные враги. Филипп доказывал ему, что страх его напрасен. "Молчи, отче, - говорил Иван, - молчи, повторяю тебе, и только благословляй нас по нашему изволению!" - "Наше молчание, - отвечал Филипп, - ведет тебя к греху и всенародной гибели. Господь заповедал нам душу свою полагать за други свои". - "Не прекословь державе нашей, -сказал царь, - а не то - гнев мой постигнет тебя, или оставь свой сан!" - "Я, - отвечал Филипп, - не просил тебя о сане, не посылал к тебе ходатаев, никого не подкупал; зачем сам взял меня из пустыни? Если ты дерзаешь поступать против закона, - твори, как хочешь, а я не буду слабеть, когда приходит время подвига".
Царь вскоре невзлюбил настойчивого митрополита и не допускал его к себе. Митрополит мог видеть царя только в церкви. Царские любимцы возненавидели Филиппа еще пуще царя. 31 марта 1568 года, в воскресенье, Иван приехал к обедне в Успенский собор с толпою опричников. Все были в черных ризах и высоких монашеских шапках. По окончании обедни царь подошел к Филиппу и просил благословения. Филипп молчал и не обращал внимания на присутствие царя. Царь обращался к нему в другой, в третий раз. Филипп все молчал. Наконец царские бояре сказали: "Святый владыка! Царь Иван Васильевич требует благословения от тебя". Тогда Филипп, взглянув на царя, сказал: "Кому ты думаешь угодить, изменивши таким образом благолепие лица своего? Побойся Бога, постыдись своей багряницы. С тех пор как солнце на небесах сияет, не было слышно, чтобы благочестивые цари возмущали так свою державу. Мы здесь приносим бескровную жертву, а ты проливаешь христианскую кровь твоих верных подданных. Доколе в русской земле будет господствовать беззаконие? У всех народов, и у татар, и у язычников, есть закон и правда, только на Руси их нет. Во всем свете есть защита от злых и милосердие, только на Руси не милуют невинных и праведных людей. Опомнись: хотя Бог и возвысил тебя в этом мире, но и ты смертный человек. Взыщется от рук твоих невинная кровь. Если будут молчать живые души, то каменья возопиют под твоими ногами и принесут тебе суд".
"Филипп, - сказал царь, - ты испытываешь наше благодушие. Ты хочешь противиться нашей державе; я слишком долго был кроток к тебе, щадил вас, мятежников, теперь я заставлю вас раскаиваться". "Не могу, - возразил ему Филипп, - повиноваться твоему повелению паче Божьего повеления. Я пришлец на земле и пресельник, как и все отцы мои. Буду стоять за истину, хотя бы пришлось принять и лютую смерть".
Иван был взбешен, но отвел свой гнев на других и на другой же день, как бы в досаду Филиппу, замучил князя Василия Пронского, только что принявшего монашество. Свирепость царя в это время все более и более возрастала. В июле того же года происходили описанные нами выше отвратительные сцены разорения вотчин опальных бояр. Царь с пьяною толпою приехал в Новодевичий монастырь. Там был храмовой праздник и совершался крестный ход. Служил митрополит. Когда, по обряду, читая Евангелие, митрополит обратился, чтоб сказать: "Мир всем!", то, заметив, что один опричник стоял в тафье, митрополит воскликнул: "Царь, разве прилично благочестивому держать агарянский закон?" - "Как? что? кто?" - завопил ему в ответ царь. "Один из ополчения твоего, из лика сатанинского", - сказал всенародно Филипп. Опричник поспешно спрятал свою тафью. Царь былhr / вне себя от злости и, воротившись домой, собрал духовных для того, чтобы судить митрополита. Царский духовник протопоп Евстафий, враг Филиппа, чернил митрополита, стараясь угодить Ивану. Составился план произвести следствие в Соловках и собрать разные показания монахов, которые бы могли уличить бывшего игумена в разных нечистых делах. Царю хотелось, чтоб митрополит был низложен как будто за свое дурное поведение. В Соловки отправился за этим суздальский епископ Пафнутий с архимандритом Феодосием и князем Темкиным. Соловецкие иноки сначала давали только хорошие отзывы о Филиппе. Но Пафнутий соблазнил игумена Паисия обещанием епископского сана, если он станет свидетелем против митрополита. К Паисию присоединилось несколько старцев, склоненных угрозами. Пафнутий привез их к царю. Собрали собор. Первенствовал на нем из духовных Пимен новгородский: из угождения царю он заявил себя врагом Филиппа, не подозревая, что через два года и его постигнет та же участь, какую теперь готовил митрополиту. Призван был митрополит, и, не дожидаясь суда, сказал: "Ты думаешь, царь, что я боюсь тебя, боюсь смерти за правое дело? Мне уже за шестьдесят лет; я жил честно и беспорочно. Так хочу и душу мою предать Богу, судье твоему и моему. Лучше мне принять безвинно мучение и смерть, нежели быть митрополитом при таких мучительствах и беззакониях! Я творю тебе угодное. Вот мой жезл, белый клобук, мантия! Я более не митрополит. А вам, архиепископы, епископы, архимандриты, иереи и все духовные отцы, оставляю повеление: пасите стадо ваше, помните, что вы за него отвечаете перед Богом; бойтесь убивающих душу более, чем убивающих тело! Предаю себя и душу свою в руки Господа!" Он повернулся к дверям, намереваясь уйти, но царь остановил его и сказал: "Ты хитро хочешь избегнуть суда; нет, не тебе судить самого себя; дожидайся суда других и осуждения; надевай снова одежду, ты будешь служить на Михайлов день обедню". Митрополит, молча, повиновался, надел одежду и взял свой жезл. В день архангела Михаила Филипп в полном облачении готовился начинать обедню. Вдруг входит Басманов с опричниками; богослужение приостанавливается; читают всенародно приговор церковного собора, лишающий митрополита пастырского сана. Вслед за тем воины вошли в алтарь, сняли с митрополита митру, сорвали облачение, одели в разодранную монашескую рясу, потом вывели из церкви, заметая за ним след метлами, посадили на дровни и повезли в Богоявленский монастырь. Народ бежал за ним следом и плакал: митрополит осенял его на все стороны крестным знамением. Опричники кричали, ругались и били едущего митрополита своими метлами.
Через несколько дней привезли на телеге низложенного митрополита слушать окончательный приговор. Игумен Паисий проговорил ряд обвинений. Пимен также говорил против Филиппа. Филипп сказал: "Да будет благодать Божья на устах твоих. Что сеет человек, то и пожнет. Это не мое слово - Господне". Его обвиняли, между прочим, в волшебстве и приговаривали к вечному заключению. Филипп не оправдывался, не защищался, а только сказал царю: "Государь, перестань творить богопротивные дела. Вспомни прежде бывших царей. Те, которые творили добро, и по смерти славятся, а те, которые дурно правили своим царством, и теперь вспоминаются недобрым словом. Смерть не побоится твоего высокого сана: опомнись, и прежде ее немилостивого пришествия принеси плоды добродетели и собери сокровище себе на небесах, потому что все собранное тобою в этом мире здесь и останется".
Его увели. По царскому приказанию ему забили ноги в деревянные колодки, а руки в железные кандалы, посадили в монастыре Св. Николая Старого и морили голодом.
Рассказывают, что царь приказал отрубить голову племяннику его Ивану Борисовичу Колычеву, зашить в кожаный мешок и принести к Филиппу. "Вот твой сродник, - сказали ему, - не помогли ему твои чары".
Новоскольцев. Последние минуты жизни митрополита Филиппа
Через несколько дней царь приказал отправить Филиппа в Отрочь-монастырь в Тверь: с досады он казнил еще нескольких Колычевых. Вместо Филиппа царь велел избрать в сан митрополита троицкого архимандрита Кирилла. Бедному Пимену не удалось сесть на митрополичий престол, чего он надеялся […]
В декабре 1569 года предпринял Иван Васильевич поход на север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Он шел как на войну: то была странная, сумасбродная война с прошлыми веками, дикая месть живым за давно умерших. Не только Новгород и Псков, но и Тверь была осуждена на кару, как бы в воспоминанье тех времен, когда тверские князья боролись с московскими предками Ивана. Город Клин, некогда принадлежавший Твери, должен был первый испытать царский гнев. Опричники, по царскому приказанию, ворвались в город, били и убивали кого попало. Испуганные жители, ни в чем не повинные, не понимавшие, что все это значит, разбегались куда ни попало. Затем царь пошел на Тверь. На пути все разоряли и убивали всякого встречного, кто не нравился. Подступивши к Твери, царь приказал окружить город войском со всех сторон, и сам расположился в одном из ближних монастырей. Малюта Скуратов отправился, по царскому приказу, в Отрочь-монастырь к Филиппу и собственноручно задушил его, а монахам сказал, что Филипп умер от угара. Иноки погребли его за алтарем
Н. И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Царь Иван Васильевич Грозный
Митрополит Филипп
От мрачной подозрительности и лютости Грозного царя страдала не только держава Русская, но и сама Церковь.
Преемник приснопамятного митрополита Макария, кроткий, но слабый духом и телом Афанасий [4] не мог вынести страшного зрелища казней и жестокостей и оставил кафедру. Иоанн, как будто бы заботясь о благе Церкви, пожелал видеть первосвятителем святого Германа, архипастыря Казанского; но когда нареченный митрополит пред поставлением на кафедру Московскую и всея Руси осмелился говорить царю о Страшном Суде Божием, пред которым должны отдать отчет все и подданные, и цари и пред которым страшно будет презрителям Закона Божия, кто бы они ни были, - Иоанн в ответ на это с бесчестием изгнал праведника из митрополичьего дома [5].
Тогда выбор царский, конечно, не без воли Божией, пал на пустынного подвижника, настоятеля обители Соловецкой, известного Иоанну еще в детском его возрасте и некогда им любимого. Это был игумен Филипп из боярского рода Колычевых. Он принадлежал к семейству знатному по заслугам предков и искренно благочестивому. Боярин Степан Иванович был любим великим князем Василием, как доблестный и заслуженный воевода; жена его Варвара была набожна и сострадательна к бедным. Сын их Феодор (мирское имя Филиппа) получил лучшее воспитание в духе того времени: он учился грамоте по церковным книгам, приобрел и сохранил до конца жизни любовь к душеполезному чтению [6]. Великий князь Василий взял Феодора Колычева ко двору, и юный Иоанн полюбил его. Но в малолетство Иоанна жизнь при дворе была вдвойне опасна: опасна для жизни из-за крамол боярских, опасна и для сердца из-за разврата. Горькая судьба, постигшая родственников Феодора [7], не могла не подействовать на его сердце: юноша живо почувствовал греховность и пустоту светской жизни. В один воскресный день (5 июня 1537 года) случилось ему во время литургии слышать слово Спасителя: "Никтоже может двема господинома работати". Божественные слова так поразили его, что он решился навсегда расстаться с миром. Это было на 30-м году его жизни.
Феодор тайно в одежде простолюдина удалился из Москвы и близ озера Онега в деревне Хижах пробыл некоторое время в занятиях поселянина, чтоб остаться незамеченным в случае поиска; потом явился в Соловецкую обитель, не знаемый никем, и принял на себя суровые работы: сын знаменитых и славных родителей рубил дрова, копал в огороде землю, работал на мельнице и на рыбной ловле. Испытанный в течение полутора лет, Феодор Колычев был пострижен по желанию своему в монашество с именем Филиппа и отдан под надзор опытному старцу Ионе Шамину, собеседнику преподобного Александра Свирского. Игумен Алексий послал нового инока в монастырскую кузницу, и Филипп колотил железо тяжелым молотом; потом заставили его работать в хлебне. Везде Филипп оказывался лучшим послушником; несмотря на тяжелую работу, он никогда не оставлял церковной молитвы - первым являлся в храм и последним выходил из него. После девятилетних подвигов смиренный послушник Филипп был по единодушному желанию всей братии посвящен в сан игумена (в 1548 году) и много потрудился для обители преподобного Зосимы и Савватия [8].
Таков был новый избранник, вызванный в Москву на престол митрополии. Первый взгляд на царя должен был произвести тяжкое впечатление на благочестивого игумена: беспокойный, раздражительный вид, зловещий огонь некогда ясных очей, внезапная, ранняя потеря волос должны были высказать опытному старцу всю несчастную повесть души царевой, пожираемой страстями. Царь надеялся, что найдет в Филиппе советника, который ничего не имеет общего с мятежными, по мнению Иоанна, боярством, как удаленный от него сначала образом мыслей и правилами воспитания, потом монашеством на острове Белого моря. Самая святость Филиппа должна была служить укором для бояр, в глазах царя недостойных и нечестивых. Иоанну казалось, что если он вручит подобному человеку жезл первосвятительский, то угодит Богу ревностию ко благу Церкви и себе доставит надежного молитвенника и духовного утешителя. Притом он мог надеяться, что смиренный отшельник не станет вмешиваться в дела правления, а, сияя добродетелью, будет и царя освещать ею в глазах народа. Он принял Соловецкого игумена с честью, говорил и обедал с ним дружески; наконец, объявил, что желает видеть его на кафедре митрополита. Филипп долго не соглашался принять высокий сан. "Не могу, - говорил он со слезами, - принять на себя дело, превышающее силы мои: отпусти меня Господа ради; зачем малой ладье поручать тяжесть великую?" Царь настаивал на своем. Филипп объявил, наконец, что исполнит волю царя, но с тем, чтоб уничтожена была опричнина, от которой страдает держава Русская. Иоанн отвечал, что опричнина нужна для царя и для царства, что против него все умышляют. Святители уговорили Филиппа согласиться на волю гневного царя: "Не вступаться в дела двора и опричнины, после поставления не удаляться с митрополии за то, что царь не уничтожил опричнины, но советоваться с царем, как советовались прежние митрополиты". Таким образом святой Филипп оставил за своею совестию свободу и долг печаловаться за невинно гонимых и говорить о правде евангельской [9]. Первое время дела шли спокойно. Развратная опричнина притихла, опасаясь пустынного святителя. Царь осыпал его ласками, вниманием и уважением. Москва радовалась, увидя тишину с появлением нового митрополита.
В последней половине 1567 года снова поднялись дела опричнины: доносы, клевета, убийства, грабежи; особенно по возвращении из безуспешного похода литовского царь был в сильном раздражении, и этим пользовались злодеи. Над стонами невинных смеялись они и предавались гнусным делам. Уже многие знатнейшие бояре сложили головы, кто в Москве, кто по городам; одни в истязаниях, другие под ударом топора на плахе, некоторые пали от собственной руки Иоанна. Уже не только вельможи мнимо опасные, но и мирные безвестные граждане, страшась наглости кромешников, были в отчаянии, запирались в домах, и Москва как будто замерла от ужаса; опустели площади и улицы столицы. Среди страшного безмолвия несчастные ожидали только, не раздастся ли за них единственный спасительный голос - голос Филиппа... Между тем митрополит убеждал владыку Новгородского Пимена и других епископов стать за правду пред лицом гневного государя. Но уже не было в живых святого Германа Казанского, "непобедимого о Бозе ревнителя", а прочие трепетали от малодушия. Тогда ревностный первосвятитель не устрашился и один, без помощников вступить в подвиг: он отправился увещевать Иоанна в Александровскую слободу - эту берлогу разврата и злодейств. "Державный царь! - говорил Филипп наедине Иоанну. - Облеченный саном самым высоким, ты должен более всех чтить Бога, от Которого принял державу и венец; ты - образ Божий, но вместе и прах. Властелин тот, кто владеет собою, не служит низким похотям и не волнует в самозабвении собственную державу". Иоанн закипел гневом и сказал: "Что тебе, чернецу, до наших царских дел?" Святитель Филипп отвечал: "По благодати Святого Духа, по избранию священного Собора и по вашему изволению, я - пастырь Христовой церкви. Мы с тобою должны заботиться о благочестии и покое православного христианского царства". - "Молчи", - сказал Иоанн. "Молчание неуместно теперь, - продолжал святитель, - оно размножило бы грехи и пагубу. Если будем выполнять произволы человеческие - какой ответ дадим в день Пришествия Христова? Господь сказал: "Да любите друг друга: больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за друга своя. Аще в любви Моей пребудете, воистину ученицы Мои будете". Твердый начетчик книжный Иоанн отвечал словами Давида: "Искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа, и нуждахуся ищущий душу мою, ищущий злая мне". - "Государь! - сказал святитель Филипп. - Надобно различать добрых людей от худых: одни берегут общую пользу, а другие говорят тебе неправду по своим видам; грешно не обуздывать людей вредных, пагубных тебе и царству; пусть водворится любовь на месте разделения и вражды". - "Филипп! - сказал Иоанн. - Не прекословь державе нашей, чтобы не постиг тебя гнев мой, или оставь митрополию". - "Я не посылал, - отвечал святитель, - ни просьб, ни ходатаев и не наполнял ничьих рук деньгами, чтобы получить сан святительский. Ты лишил меня пустыни моей. Твори, как хочешь".
С того времени опричники стали настойчиво вооружать царя против митрополита Филиппа. Царь возвратился в Москву, и казни возобновились. К святителю приходили вельможные и простые и со слезами умоляли его о защите. Святитель утешал несчастных словами Евангелия: "Дети! - говорил он. - Господь милостив! Он не посылает искушений более, чем можем понести; надобно быть и соблазнам, но горе тому, кем соблазн приходит. Все это случилось с нами по грехам нашим для исправления нашего; да и счастие обещано нам не на земле, а на небе". В крестопоклонное воскресенье (2 марта 1568 года) царь пришел в храм соборный. Он и опричники были в черных одеждах, с высокими шлыками на головах и с обнаженным оружием. Иоанн подошел к митрополиту, стоявшему на своем месте, и ждал благословения. Святитель безмолвно смотрел на образ Спасителя. Опричники сказали: "Владыко! Государь пред тобою, благослови его". Филипп, взглянув на Иоанна, сказал: "Государь! Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид и исказив благолепие твоего сана! Ни в одежде, ни в делах не видно царя. У татар и язычников есть закон и правда, а на Руси нет правды; в целом свете уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Сколько невинных людей страдает! Мы здесь приносим жертву бескровную Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская! Грабежи и убийства совершаются именем царя". Иоанн распалился гневом и сказал: "Филипп! Ужели думаешь переменить нашу волю? Не лучше ли быть тебе одних с нами мыслей!" - "К чему же вера наша? - отвечал святитель Филипп. - Не жалею я тех, кто пострадал невинно - они мученики Божии; но скорблю за твою душу". Иоанн пришел в неистовство и грозил казнями: "Нам ли противишься ты? Увидим твердость твою!" - "Я пришлец на земле, как и все отцы мои, -тихо отвечал святитель, - готов страдать за истину". Вне себя от ярости Иоанн вышел из храма. Пред собором епископов явился чтец с гнусною клеветою на святителя Филиппа. Новгородский владыка Пимен, унижавшийся пред царем, сказал вслух: "Митрополит царя обличает, а сам делает гнусности". Тогда исповедник правды сказал Пимену: "Любезный! Человекоугодничеством домогаешься ты получить чужой престол, но лишишься и своего". Чтец тогда же со слезами сознался, что его заставили угрозами говорить клевету. Святитель, простив чтеца, предал себя в волю Божию. "Вижу, - говорил Филипп духовным сановникам, - что хотят моей погибели, и за что же? За то, что никому не льстил я, не давал никому подарков, не угощал никого пирами. Но что бы ни было, не перестану говорить правду - не хочу носить бесполезно сан святительский".
Такую же смелость обличения показал святитель и во время крестного хода (28 июля), куда Иоанн явился с опричниками в полном их наряде. В то время, когда пришел царь, святитель хотел читать Евангелие и, преподавая мир всем, увидел опричника в тафье. "Державный царь! - сказал святитель Филипп. - Добрые христиане слушают Слово Божие с непокрытыми главами; с чего же эти люди вздумали следовать магометанскому закону стоять в тафьях?" - "Кто это такой?" - спросил царь. Но виновный спрятал тафью, а товарищи его сказали, что митрополит лжет и восстает на царя. Иоанн вышел из себя, грубо обругал святителя, называл его лжецом, мятежником, злодеем, клялся, что уличит его в преступлениях.
Стали искать лжесвидетелей против святителя в Соловецком монастыре, но там все называли Филиппа праведным и святым; наконец игумен Паисий, которому обещали сан епископа, монах Зосима и с ним еще некоторые, недовольные строгостью Филиппа еще во время его игуменства, согласились быть клеветниками против святителя. Составили донос. В Москве Паисий в присутствии царя и духовенства со всею наглостию обвинял Филиппа. Святитель кротко сказал Паисию: "Что сеешь, то и пожнешь". И, обратясь к царю, говорил: "Государь! Не думаешь ли, что боюсь я смерти? Достигнув старости, готов я предать дух мой Всевышнему, моему и твоему Владыке. Лучше умереть невинным мучеником, чем в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония. Оставляю жезл и мантию митрополичьи. А вы все, святители и служители алтаря, пасите верно стадо Христово; готовьтесь дать отчет и страшитесь Небесного Царя более, чем земного". Святитель снял с себя белый клобук и мантию. Но царь остановил его, сказав, что ему должно ждать суда над собою, заставил взять назад утварь святительскую и еще отслужить литургию 8 ноября. При начале литургии ворвался в соборный храм один из гнусных любимцев царских, Басманов, и вслух при народе прочел осуждение Филиппу. Опричники бросились в алтарь, сорвали со святителя облачение, одели в рубище, вытолкали из храма, посадили на дровни и повезли в Богоявленский монастырь, осыпая его бранью и побоями. Толпы народа со слезами провожали святителя, а он спокойно благословлял народ. Пред вратами обители Филипп сказал народу: "Дети! Все, что мог, сделал я, если бы не из любви к вам, и одного дня не оставался бы я на кафедре... Уповайте на Бога, терпите". Несколько дней страдал неустрашимый исповедник правды в смрадной келье, окованный цепями, с тяжелою колодкой на шее, лишенный даже хлеба. Сюда Иоанн прислал ему голову любимого его племянника и велел сказать ему: "Вот твой любимый сродник, не помогли ему твои чары". Святитель встал, благословил и поцеловал голову и велел возвратить царю кровавый подарок. Наконец, Иоанн сослал Филиппа в заточение в Тверской Отроч монастырь.
Прошло около года, как святой Филипп томился в заточении. В декабре 1569 года двинулся царь со своею дружиною карать Новгород и Псков за мнимую измену. Тогда по воле Иоанна Малюта Скуратов [10] явился в келью Филиппа и с видом смирения сказал: "Владыко святый! Преподай благословение царю на путь в Новгород". Святитель знал, зачем явился Малюта. Еще за три дня до того сказал он бывшим при нем: "Вот приблизился конец моего подвига", и причастился Святых Тайн. Злодею отвечал он: "Делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом". Сказав это, он стал на молитву и просил Господа, да приимет дух его с миром. Малюта задушил святителя подушкою и сказал настоятелю, что бывший митрополит умер от угара. Это было 23 декабря 1569 года. Так окончил земную жизнь свою великий святитель Филипп, положивший жизнь за стадо свое! Многими богоугодными, великими иерархами просияла Церковь Русская, но в числе их один только мученик за правду и человеколюбие: слава его нетленна, как нетленны самые останки его [11].
"Восхвалим Филиппа премудрого, наставника православия, провозвестника истины, ревнителя Златоустого, светильника Русской земли. Вооружив себя бронею духовного мужества, ты бестрепетно обличил непослушавших тебя; властию, от Бога единого данною, ты совершил свое течение и соблюл веру, блаженный святитель, увенчанный светлым венцом правды! Тобою украсил Бог храм Матери Своей и нетленное тело твое, в изгнании пострадавшее, много лет в земле сокровенное, возвратил престолу твоему, к радости и веселию паствы твоей" [12]
---------------------------------------
[4] При посвящении Афанасия в сан митрополита был возложен на него по соборному определению белый клобук "с рясами (воскрилиями) и с херувимом". До того одни владыки Новгородские носили белый клобук как отличие, данное святому архиепископу Василию Патриархом Цареградским Филофеем. В соборной грамоте упомянуто, что святые митрополиты Петр и Алексий и некоторые древние святители изображаются на иконах в белых клобуках.
[5] Святой Герман не был отпущен на епархию, но тайно содержался в заключении. Впрочем, он был на посвящении святого Филиппа и скончался в Москве 6 ноября 1567 года, во время морового поветрия. Мощи его были погребены в церкви св. Николая (по прозванию Мокрого). В 1595 году свияжские граждане выпросили у царя Феодора дозволение перенести святое тело архипастыря их в Свияжск. Архиепископ Гермоген свидетельствовал и нашел нетленными мощи святителя. Когда ставили их (25 сентября) в алтаре созданного им монастырского храма, то не только в церкви, но и по всей обители разлилось благоухание. Тогда же истекли от них исцеления нескольким больным; в том числе прозрели два слепца. Теперь мощи святого Германа почивают в соборной церкви Свияжска, в серебряной раке.
[6] В то время многие из знатных бояр не знали грамоты. Так, видим в одной грамоте 1566 года: "...а Шереметьев и Чеботов рук к сей грамоте не приложили, что грамоте не умеют" (Собрание государевых грамот и договоров, ч. 1, стр. 556).
[7] Колычевы пострадали за преданность князю Андрею (дяде царя Иоанна) в суровое правление великой княгини Елены. Один из них был повешен, другой пытан и долго содержался в оковах.
[8] Труды святого Филиппа в звании игумена Соловецкого подробно изложены в сочинении преосвященного епископа Леонида: "Жизнь святого Филиппа митрополита" (Душеполезное Чтение, 1861, ч. II, с. 58-83).
[9] Право "печалования", или заступничества, за осужденных и гонимых искони принадлежало святителям русским. В грамотах самого Иоанна и отца его читаем: "для отца своего митрополита государь прощает" (Дополнения в актах истории. Т. 1, № 52 и 62. Акты исторические. Т. 1, № 158, 175 и др.).
[10] Любимец Иоанна и начальник опричников, закоренелый злодей, "муж каменносердечный", по выражению первого жизнеописателя святого Филиппа.
[11] Мощи святого Филиппа были немедленно, в присутствии убийцы, преданы земле за алтарем монастырской церкви. В 1591 году они перенесены из Твери в Соловецкую обитель - на место иноческих подвигов священномученика, причем найдены совершенно нетленными и положены в приготовленной им для себя могиле, в преддверии созданного им храма, подле любимого наставника его в монашестве, инока Ионы Шамина. В 1652 году святые мощи перенесены из Соловков в Москву и поставлены открыто в царственном соборном храме Успения Богоматери, где и ныне почивают.
[12] Кондак и стихиры из службы святого Филиппа, напечатанной в январской Минее под 9-м числом. Память святителя праздновалась всею Церковью Русскою с 1591 года, в 23-й день декабря, но с 1660 года празднование перенесено на 9 января (Душеполезное Чтение 1861, ч. II, с. 180).
