В связи с коалицией между большевиками и левыми эсерами, продержавшейся до заключения Брест-Литовского мирного договора и окончательно взорвавшейся во время V съезда советов в июле 1918, необходимо кратко остановиться на политике партии в крестьянском вопросе в период 1917-1918 гг.

Аграрная политика партии большевиков с самого первого дня ее прихода к власти основывалась на сознательном обмане российского крестьянства, обмане, подчиненном единственной цели – удержаться у власти.

«Землепользование должно быть уравнительным, т. е. земля распределяется между трудящимися, смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме» – цитировал Ленин 26 октября 1917 года в своем Декрете о земле эсеровский «крестьянский наказ», опубликованный еще 19 августа 1917 года[1].

Это было осуществление эсеровской, основанной на народническом мировоззрении, программы «социализации земли».

«Почему – спрашивает Ярославский – мы согласились на социализацию земли? – Ведь социализации земли вовсе не было в программе большевиков».

И отвечает:

«Значительная часть крестьянства шла за левыми эсерами»[2].

Уже на III съезде советов левый эсер А. Колегаев констатировал в декрете «О земле» полное «тождество» декрета с эсеровскими идеями, а товарищ министра земледелия Временного правительства эсер Ракитников писал, что лежавший в основе декрета «наказ» «есть не что иное, как почти дословное изложение нашей аграрной программы»[3].

Ленина это нисколько не смущало. «Пусть так», – говорил он на съезде. И вскоре, в своих тезисах о мире объяснил, что «в основе нашей тактики» должен лежать «...тот принцип, как вернее и надежнее можно обеспечить социалистической революции [читай диктатуре партии] возможность укрепиться или хотя бы продержаться в одной стране до тех пор, пока присоединятся другие страны»[4].

Принятая на III съезде советов, в январе 1918 года, так называемая «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» уточнила очень важный вопрос, еще раз дав указание о переделе земли «на началах уравнительного землепользования». Этим самым не только сводились на нет все достижения столыпинской реформы, более того, русская деревня отбрасывалась назад, в условия общины 1861 года.

Посмотрим, к чему привел этот передел. Введение передела «на уравнительно-трудовом принципе по едокам», по данным Наркомзема на 1 ноября 1918 года, в результате отчуждения всех помещичьих и монастырских земель дало «на одного едока в среднем ничтожную долю земли, выражающуюся в десятых и сотых долях десятины», – писал наркомзем Середа[5].

 

 

Конфискованная помещичья земля, таким образом, не пошла на укрепление крестьянской собственности и даже не явилась в целом фондом для создания новых хозяйств для безземельного или малоземельного крестьянства, а была прирезана к общинным землям, в том числе и там, где община уже распалась или распадалась. Трудно представить себе весь вред такого способа распределения земельного фонда для народного хозяйства. Оно могло быть проведено лишь благодаря демагогии партии, ставящей свое стремление удержать власть выше интересов нации и государства, и, конечно, мало заботившейся о подлинных интересах и стремлениях российского крестьянства. Позже, на XIV съезде партии, Рязанов назвал ленинский декрет о земле «уравнительным допингом»[6].

Создание к лету 1918 года в деревне комбедов (комитетов бедноты) было типичным приемом разжигания ненависти и разложения в крестьянской среде, приемом для вербовки сторонников из среды тех, кто не успел или не мог, в силу запоздания реформы Столыпина, выйти из общины и был лишен, в отличие от вышедших, возможности поднять свое хозяйство. Здесь не имеет смысла останавливаться на психологическом расчете, построенном на чувстве зависти, на стремлении к легкому обогащению, желании свести счеты и т. д., тем более, что большинство комбедов не избиралось, а назначалось местными советами. Эти органы диктатуры партии в деревне преимущественно состояли не из местных крестьян. В частности, это не только не отрицает, но даже признает III том советской Истории гражданской войны[7].

Комбеды

Деревня в Совдепии (белогвардейский плакат). «Пётр трудился над своей нивой, Василий же был день и ночь пьян. Потом комиссары прислали Декрет о земле, и Васька стал председателем комитета бедноты…»

 

Что значило практически для сельского хозяйства России проведение уравнительного землепользования и возвращение к постоянным переделам земли по едокам, можно иллюстрировать следующим весьма типичным примером. Крестьянин Новодеревенской волости Курской губернии В. Д. Мухин купил через Крестьянский поземельный банк в 1913 году у помещика 32 десятины земли и завел отрубное хозяйство на хуторе Черная Грязь[8]. Семья Мухина состояла из 7 душ, и к 1917 году у Мухина было 9 лошадей, 3 дойных коровы и 4 нетели. Во время войны Мухин нанимал одного работника, так как старший сын воевал на фронте. Хозяйство, уже сильное, продолжало расти и становилось все более и более товарным. Мухин арендовал у помещика еще 16 десятин. Несмотря на войну, хозяйство велось передовыми методами, и к 1917 году Мухин имел культиватор, молотилку, сеялку, косилку, 8 плугов и другие машины.

Весь этот удивительно быстрый рост хозяйства и огромный труд, вложенный Мухиным и его семьей, был уничтожен в 1918 году. Земля у Мухина была отобрана, и он был загнан обратно в общину. В порядке уравнительной нормы по едокам, он получил на 7 душ 9 десятин передельной земли. Весь его инвентарь стал, естественно, мертвым.

В связи с тем, что семья Мухина уменьшилась до 5 душ (видимо, старшие сыновья погибли на фронте), в следующем 1919 году Мухину было выделено всего лишь 6,5 десятин. Кроме того, комбед отобрал у него большую часть скота. К началу нэпа у Мухина осталось лишь 2 лошади, 2 коровы и 1 нетель. Мертвый инвентарь продолжал стоять. Никакой возможности снова поднять хозяйство, при ежегодном переделе земель в общине и поравнении земель между волостями и селениями, у Мухина, конечно, не было.

Таким образом, партийная политика, ради разжигания классовой борьбы и удобства ограбления всего крестьянства через продразверстку (наделение на душу принималось за «разверсточную единицу»), ликвидировала возможность вести товарное крестьянское хозяйство. Производитель товарного хлеба, мяса, молока, Мухин при наделе в 6 десятин мог лишь с грехом пополам прокормить свою семью и полуголодал после каждой сдачи «излишков хлеба».

 

 

Все демократические партии, включая кадетов, признавали необходимой передачу помещичьей земли крестьянам. Но ни одна партия, кроме большевиков и отчасти левых эсеров, не собиралась разрушать те становящиеся на ноги крестьянские хозяйства, которые с таким трудом, с таким судьбоносным историческим запозданием, вырвались благодаря Столыпинской реформе из нищеты и бесперспективности сельской общины. Начав с провозглашения захвата помещичьих земель в октябре 1917 года, большевики уже через 6-8 месяцев показали свое подлинное лицо, загоняя крестьянство обратно в общину, оставшуюся в России еще с крепостнических времен. И, делая это, Ленин не мог не знать, что он обрекает страну на голод, вводит постоянный режим голода, прежде всего, для рабочих больших индустриальных центров. Петроградские забастовки и Кронштадтское восстание весной 1921 года ярко обнаружили неизбежные следствия этой политики.

Почему же такая политика понадобилась Ленину в 1918 году? Ответ на этот вопрос он неоднократно давал в достаточно откровенной форме. Если крестьянство на выборах в Учредительное собрание почти целиком отдало свои голоса эсерам, то к лету 1918 года крестьяне Поволжья, Сибири, Урала и ряда районов Центральной России открыто поднялись против большевиков. В июне 1918 года огромная территория от Волги до Сибири вырвалась из-под власти Совнаркома и объединилась под знаменем Учредительного собрания, представленным самарским «Комучем» (Комитетом членов Учредительного собрания).

На базе крестьянских отрядов Поволжья и рабочих Ижевско-Воткинского района, была создана Народная армия, предпринявшая наступление на Казань. Так создался Восточный фронт антибольшевицкой борьбы. Чехословацкий корпус, растянутый по Сибирской магистрали, вовсе не играл той решающей роли в создании Народной армии, какую ему приписывают официальные советские историки.

Введение комбедов и разжигание ненависти между беднейшим крестьянством, еще остававшимся в общине, и крестьянами, уже до революции вышедшими из общины, вызывали бурные волнения в деревне, отразившиеся на Балтийском флоте и вылившиеся в поддержку ряда восстаний, организованных Союзом Защиты Родины и Свободы (Ярославское, Рыбинское, Муромское).

«Волна кулацких восстаний перекидывается по России», – писал Ленин в одном из своих наиболее истерических произведений, провозглашая: «Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им! Ненависть и презрение к защищающим их партиям: правым эсерам, меньшевикам и теперешним левым эсерам!» И далее: «... беспощадное подавление кулаков, этих кровопийцев, вампиров…»[9]

 

Первая крестьянская война. Ложь о кулаках

 

Сколько же было этих «вампиров» в России? В той же статье Ленин считает, что из 15 миллионов крестьянских семей, «кулацких» было около 2 миллионов, а середняцких около 3 миллионов. Но ни Ленин, ни позже Сталин не могли определить при «раскулачивании», где же проходит граница между так называемыми кулаками и середняками? Ведь в 1918 году очень немногие в деревне, и то на периферии, пользовались наемным трудом и вопрос данного экономического положения не был, конечно, определяющим (что видно хотя бы на примере сокращения хозяйства того же Мухина).

 

 

Вопрос практически шел об отношении к той части крестьян, которые вырвались из общины, стали самостоятельными мелкими собственниками земли и стремились восстановить или сохранить свое положение. Ленин это знал и не случайно он извратил цифры – он не хотел признавать, что из 16 миллионов крестьянских хозяйств свыше 6 миллионов перешли уже до революции на частное землевладение. Как мы уже указывали выше, это составляло 38% общего количества хозяйств, а если учесть, что Сибирь не знала общины, учесть казачьи земли и т. д., то оказывается, что в России около половины всего крестьянства состояло из «кровопийцев» по Ленину.

Призывая к войне против так называемых кулаков, Ленин фактически призывал к вооруженному подавлению почти половины крестьянства. Весной и летом 1918 года крестьянство в подавляющем большинстве готово было выступить против большевиков. И на этот раз отсутствие реальных, организованных политических сил, способных опереться на крестьянство, спасло коммунистическую диктатуру. Ибо, крики Ленина об эсерах и меньшевиках, как мы увидим ниже, основывались на свойственном ему преувеличении опасности. Остатки партий революционной демократии в большинстве своем в гораздо большей степени стремились к миру с большевиками, чем к вооруженной борьбе с ними в опоре на «реакционное» крестьянство. Ибо большевики казались им все еще меньшим злом, чем неизбежная, по их мнению, «реакция» в случае успеха антибольшевицкой вооруженной борьбы.

Криками же о реакции большевики, в то же время, маскировали свое собственное, глубоко реакционное отношение к крестьянству.

 

(См. также статьи Коллективизация в СССР - причины, Коллективизация в СССР, Колхозы при Сталине.)

 



[1] Ленин. Избр. произведения. Том 2. М. 1946. Стр. 220.

[2] Е. Ярославский. «История ВКП(б)». Изд. 1930 г., стр. 285.

[3] «Дело народа» от 29 октября 1917 года.

[4] Ленин, Избр. произведения. Том 2. М. 1846. Стр. 253.

[5] С. П. Середа. «Основные задачи социалистического земледелия». М. 1920, стр. 4. См. по этому вопросу также Б. Н. Книпович. «Очерк деятельности Народного комиссариата земледелия за 3 года (1917 – 1920)», М. 1920. Н. Кириллов. «Очерки землеустройства за три года революции. 1917 – 1920 гг.», П. 1920, стр. 113 и далее.

[6] Стенографический отчет XIV съезда. М. 1926. Стр. 781.

[7] См. III том «Истории гражданской войны». М. 1957. Стр. 159 и далее.

[8] Интереснейшие материалы по этому вопросу из архива Курской области приводит Е. А. Луцкий, у которого мы их частично и заимствовали. См. «Вопросы истории» № 9, 1956 г.

[9] Ленин. Избр. произведения. М. 1946. Том 2, стр. 335-337. «Товарищи рабочие! Идем в последний, решительный бой!».