На другой день после подписания Брест-Литовского договора – 4 марта 1918 года большевиками был создан Высший военный совет, председателем которого стал Троцкий, а членами Склянский, Данишевский и Подвойский.

Формально Троцкий получил диктаторские полномочия в военных вопросах после утверждения его также и народным комиссаром военных и морских дел на IV съезде советов 15-17 марта 1918 года.

Это было естественно. С одной стороны, Троцкий и его тогдашние сторонники в ЦК (Дзержинский, Крестинский, Иоффе) были противниками мира, но, с другой, они, воздержавшись при голосовании, обеспечили Ленину его скромное большинство над Бухариным и другими «левыми коммунистами».

Результатом этого компромисса между Лениным и Троцким и было выдвижение Троцкого на роль военного вождя партии. С августа 1917 года, когда Троцкий на VI съезде формально вошел в партию (фактически же в июне), не прошло и года, и это доверие Ленина к своему многолетнему противнику, возбудившее немало ненависти у старых большевиков, еще раз доказывает, что ради сохранения власти Ленин легко забывал свои «принципиальные позиции».

Троцкий и красная армия

Троцкий с красноармейцами

 

Личность Троцкого, как военного вождя партии, во многом предопределила ход событий во время гражданской войны. Ибо Троцкий, в отличие от большинства деятелей партии того времени, с удивительным для профессионального революционера пониманием сущности армии, сразу отказался в военных вопросах от господствовавших тогда в партии и Красной гвардии взглядов.

Но, прежде чем перейти к военной реформе Троцкого, необходимо кратко остановиться на результатах военной политики партии первого периода существования Красной гвардии.

При организации из рабочих Красной гвардии была сделана попытка осуществить идею чисто партийной, а не классовой армии, как это утверждают большевистские лидеры. Заводская партийная ячейка по замыслу создателей Красной гвардии должна была давать целиком и командный состав и элементы штаба для красногвардейской части. Особые, «чистые» или в подавляющем большинстве партийные части (таковыми были некоторые матросские части Балтийского и Черноморского флотов, хотя преобладающим партийным элементом в них были не большевики, а левые эсеры и анархисты) были немногочисленны, и к ним можно причислить лишь несколько латышских полков (практически, батальонов) и некоторые партизанские отряды на юге, обычно все же с прослойкой матросов.

Красная гвардия не оправдала надежд, возложенных на нее. Троцкий, теснее всего связанный с военными вопросами во время Октябрьского переворота и последующих событий, сразу отметил бессилие Красной гвардии при столкновениях даже с небольшими, но хорошо организованными частями. Уже Октябрьский переворот показал, как в Москве, так и в Петрограде, что рабочая часть Красной гвардии не играла той решающей роли, которая была отведена ей по замыслу. Пришлось, особенно после наступления нескольких сотен казаков генерала Краснова из Гатчины на Петроград, срочно вызывать латышские части и переформировывать матросские отряды. Это и была единственная настоящая опора советской власти в первые недели ее существования.

Естественно, что в Красной гвардии, равно как и в первых отрядах матросов, военных комиссаров не было. Их командование, видные члены партии, как, например, Дыбенко, Антонов-Овсеенко, Подвойский и другие, являлись одновременно и военными комиссарами.

Наступление немцев, переговоры с союзниками о возобновлении войны на Восточном фронте и начинающаяся гражданская война способствовали победе взглядов Троцкого в ЦК.

Ко времени решения о создании регулярной Красной армии налицо были чрезвычайно пестрые по своему составу отряды Красной гвардии, общей численности которых никто не знал, ибо зачастую они распадались после нескольких недель существования или самовольно возвращались с театра военных действий на место своего формирования.

Выборность командного состава привела к тому, что во главе более или менее прочных отрядов стояли «батьки» самого различного происхождения. Среди них было много левых эсеров в том числе подполковник Муравьев, оказавшийся к июню 1918 года командующим Восточного фронта, или фельдшер Сорокин, командовавший на Северном Кавказе; авантюристы типа прапорщика Сиверса, анархисты, возглавлявшие часто матросские отряды, как, например, Железняков и Матвеев («Таманская армия» на юге). Многие отряды носили чисто партизанский характер, выступая до середины 1918 года лишь в местном, локальном плане и будучи совершенно не связаны ни с командованием, ни с партией.

Впоследствии они примыкали или к Красной армии, как, например, отряд Буденного, или к белым, как, например, отряд Шкуро; порою они долго колебались и даже сделав выбор потом снова уходили в «партизанскую независимость», как, например, Махно, Григорьев, Думенко и многие другие.

Оглядываясь в 1920 году на опыт отстройки армии сразу после захвата власти большевиками в конце 1917 – начале 1918 года, Тухачевский определил основное качество тех вооруженных сил, которыми располагала тогда партия весьма точно:

«В первое время восстания и некоторое время после него вооруженная сила представляет собой лишь разрозненные отряды, которые скорее несут жандармскую службу внутри, чем выставляются как живая сила на фронт для противодействия врагу»[1].

Эти слова Тухачевского вполне точно характеризуют качества всех тех латышских, интернациональных и красногвардейских отрядов, последних со значительной прослойкой матросской полуанархической вольницы, которые были единственной опорой власти партии до создания всеобъемлющего аппарата ЧК Дзержинским и первых регулярных частей Красной армии Троцким. Однако создание этих новых инструментов власти в полной мере относится лишь к середине и даже к концу 1918 года.

«Жандармский», по словам Тухачевского, характер первых вооруженных сил коммунизма в России сказался и на их дальнейшей судьбе – к 1920 году руководящий личный состав первых отрядов Красной гвардии оказался не на командных постах в Красной армии, а в аппаратах ЧК, в отрядах ЧОНА (части особого назначения – тогдашние внутренние войска МВД), на политработе в армии. Дыбенко и немногие другие исключения лишь подтверждают это правило.

Троцкий приступил весной 1918 года к строительству Красной армии не на добровольно-партизанской и не на «классовой» базе, а на регулярной основе.

Идею чисто партийной вооруженной силы, которая лежала в основе Красной гвардии, он сразу сдал в архив.

В основу комплектования армии Троцкий положил всеобщую воинскую повинность, которая и была введена 28 апреля 1918 года [по Вики – «обязательная военная служба для мужчин в возрасте от 18 до 40 лет» была объявлена 29 мая] [декретом ВЦИК 22 апреля 1918 в Красной армии была отменена выборность командиров] вместе со введением военных округов и штатов частей и подразделений. Эту дату с большим основанием можно считать датой создания Красной армии, чем принятую дату – 23 февраля – в память сомнительных успехов Красной гвардии против немцев под Псковом.

Троцкий решительно покончил с остатками «демократизации армии», которую большевики так старательно защищали и проводили в 1917 году. Солдатские советы в частях, выборное командование, все еще процветавшие в Красной гвардии, старательно искоренялись. Снова была введена строгая дисциплина и смертная казнь.

Главные трудности встретил Троцкий в вопросе подбора командного состава. Он был едва ли не единственным большевиком, который с самого начала понимал, что строить армию и руководить боевыми действиями большой регулярной армии может лишь обладающий профессиональной подготовкой командный состав.

Таковой имелся в 1918 году только в лице офицерства старой русской армии, в громадном большинстве настроенного антибольшевистски. Естественно, это настроение офицерства было хорошо известно в партии, да и все знали, что российское офицерство дало первые добровольческие кадры как для Народной армии Комуча на Волге, так и для Добровольческой армии на Дону. Правда, вначале делались попытки обойтись в Красной армии с командным составом из членов партии. Эти попытки как в организационном плане, так и в практике командования потерпели полное фиаско. Лишь очень небольшая часть партийцев плохо ли, хорошо ли справлялась со своими обязанностями. Их можно почти всех перечислить. К ним относятся, например, Фрунзе, Ворошилов, вскоре расстрелянный за бегство с фронта Пантелеев и немногие другие. Оказалось необходимым призвать офицеров старой армии в качестве «военных специалистов», сначала полудобровольно, путем прельщения военной карьерой, но вскоре насильно, путем всеобщей мобилизации.

На 15 августа 1920 года в Красной армии числилось 48.409 офицеров от прапорщика и выше, а всего «военных специалистов», включая и бывший унтер-офицерский состав старой армии и первые выпуски советских курсантов – 214.770. И это, когда сама армия насчитывала свыше 5 миллионов человек.

В связи с этим был решен и важнейший вопрос о дуализме в Красной армии: 6 (8?) апреля 1918 года Троцкий, как народный комиссар по военным и морским делам, издал приказ, учреждавший военных комиссаров. Приказ определял, в частности: «Военный комиссар есть непосредственный политический орган Советской власти при армии. Военный комиссар блюдет за тем... чтобы отдельные военные учреждения не становились очагами заговора… Руководство в специальной военной области принадлежит не комиссару, а работающему с ним рука об руку военному специалисту...». Однако ни один приказ, ни одного командира не имел силы без подписи комиссара, «в распоряжение которого для этой цели предоставляется авторитет и все средства Советской власти»[2].

Этот приказ был первым из многих, создавших дуализм в армии коммунистического государства. Из этого дуализма выросло противоречие, носящее неснимаемый характер, и осознание носителями партийной диктатуры этого противоречия как постоянной угрозы режиму, объясняло ту особую нервность, чувствительность, недоверчивость, с которой власть всегда относилась к военным руководителям сколько-нибудь крупного масштаба.

Это можно было наблюдать по отношению к ряду крупных военных, создавших себе имя во время гражданской войны и погибших в 1937-1938 гг.; это можно было видеть в начале войны 1941-1945 годов, когда из-за недоверия к крупным военным специалистам главные командные посты получили Буденный, Ворошилов, Кулик и другие; это отражалось на резких переменах в личной судьбе двух крупнейших полководцев Советской армии – Жукова и Рокоссовского.

Осознание невозможности выйти из противоречия, созданного дуализмом управления армией, упиралось не в личные качества того или иного полководца, а в понимание, что на базе «пролетарской культуры» и марксистской доктрины невозможно вырастить кадры военных специалистов, полностью владеющих военным искусством и способных самостоятельно решать стратегические проблемы.

В 1920 году, подводя итоги гражданской войны, бесспорно самый крупный советский полководец, член партии с 1918 года М. Тухачевский писал:

«Командный состав армии монархического или буржуазного государства бывает обыкновенно настроен явно враждебно к пролетарской власти ... за неимением своих специалистов приходится все-таки использовать старых, а это вызывает необходимость разделения власти путем создания института комиссаров. Конечно такая система вредно отражается на качестве армии... можно утверждать, что окончательная стройность и дисциплина в армии устанавливаются лишь по введении принципа единоличного командования»[3].

В другом месте Тухачевский признает, что у «пролетариата не может быть своего родного командного состава», а «назначение военспецов, связанных по рукам и ногам, пользы не приносит.

Ревсоветы – это бельмо на глазу нашей стратегии – сами себя изживают, в доказательство того, что существование их противоречит сути дела»[4].

«Выгоднее всего, – сознается Тухачевский, – достигается гармония между политикой и стратегией, когда руководство ими принадлежит одному лицу»[5].

Таким образом, разбирая партийную политику в армии, Тухачевский приходит к выводу, что у партии («пролетариата») «не может быть своего родного командного состава», и, видя весь вред дуализма как на низших, так и на высших ступенях командования, призывает к передоверию армии и стратегии специалистам с правом единоличного командования, требуя тем самым отказа партии от вмешательства в дела армии.

М. Н. Тухачевский, как известно, сам стал жертвой противоречия, которое он ясно видел в 1920 году, но из которого не смог лично выйти до самой своей гибели.

Завершением начального этапа строительства Красной армии следует считать создание главного штаба в мае 1918 года и должности главнокомандующего, на которую первым был назначен 8 июля 1918 года полковник прежнего генерального штаба И. И. Вацетис, только что перед этим успешно подавивший восстание левых эсеров в Москве.

Однако главком был строго ограничен в своих решениях, ибо он сам был лишь членом Революционного Военного совета («Реввоенсовета»), созданного 2 сентября 1918 года под председательством Троцкого.

До самого конца гражданской войны предреввоенсовета Троцкий стоит в глазах большинства членов партии хотя и на втором месте, но рядом с предсовнаркома Лениным.

Кроме главкома первыми членами Реввоенсовета были неизбежный доктор Склянский – правая рука Троцкого, Муралов, Юренев, Розенгольц, И. Н. Смирнов и Раскольников (Ильин).

В июле 1919 года решено было для большей оперативности в работе сократить состав Реввоенсовета. В него вместе с новым командующим – подполковником С. С. Каменевым, вошел и Рыков – начальником снабжения армии. В разные периоды кроме Склянского в Реввоенсовет входили Гусев, Смилга, Данишевский и другие.

 



[1] М. Н. Тухачевский. «Война классов». Изд. Отдела Военной литературы РВСР. М. 1921. Стр. 41.

[2] БСЭ. Изд. I. Том 12, стр. 325-326.

[3] М. Н. Тухачевский. «Война классов». Изд. отдела Военной литературы РВСР. М. 1921. Стр. 41.

[4] Там же, стр. 36.

[5] Там же, стр. 36.